А что, спрашивается, осознать? Что 700 лет назад немецкий рыцарский орден, захватив и поработив Эстонию, продолжил завоевательные походы на восток, в славянские земли? Что в этом самом городе Тарту, тогда называвшемся [135] Дерптом, собралось многотысячное рыцарское войско и двинулось к Чудскому озеру, к земле Новгородской? Что войско это было порублено дружинниками Александра Невского на озерном льду, а пять сотен оставшихся в живых рыцарей и несколько тысяч простых солдат были взяты в плен? Что, откушав вместо новгородского калача новгородского меча, завоеватели надолго потеряли вкус к походам на восток?
Да, видимо, события апреля 1242 года оставили столь глубокий след в памяти потомков ливонских рыцарей, что один из них, генерал Хассе, вспомнил Ледовое побоище совсем невпопад — воспоминания о жестоком поражении вряд ли воодушевили его подчиненных даже 700 лет спустя.
Наши политработники беседовали с бойцами в походе о тех же событиях. Вспоминали — да она у всех была еще в памяти — кинокартину «Александр Невский». Шли мы маршрутами предков, часть нашей артиллерии и стрелковые соединения переправлялись на западный берег этих трех соединенных озер в самом их узком месте, в Узмени, там, где перешли озеро по льду дружинники и ополченцы Александра Невского и близ которого находится знаменитый Вороний Камень — безмолвный свидетель разгрома и пленения рыцарей Ливонского ордена. Так что беседы политработников и агитаторов с бойцами на марше были очень конкретными и наглядными.
Должен сказать, что еще 2 сентября 1944 года командующий Ленинградским фронтом Маршал Советского Союза Л. А. Говоров и член Военного совета генерал-лейтенант А. А. Кузнецов утвердили представленный генерал-лейтенантом Д. И. Холостовым план работы политуправления на период подготовки и проведения наступления. Особое место в этом плане, как и в планах политотделов армий, корпусов и дивизий, отводилось политическому обеспечению боевой подготовки войск.
Итак, в ночь на 3 сентября наша армия передала 8-й армии свою полосу обороны на нарвском плацдарме вместе со 117-м стрелковым корпусом, 9-м и 16-м укрепленными районами. В состав 2-й ударной армии вводился из резерва 8-й Эстонский стрелковый корпус и из 8-й армии 108-й стрелковый корпус. 4 сентября началась перегруппировка войск нашей армии в районе южнее и юго-восточнее Тарту.
Организация марша (имею в виду артиллерию) оказалась весьма непростой, но штаб артиллерии хорошо с ней справился. Полковник Ф. В. Горленко составил четкий [136] план, начальник оперотдела майор М. М. Киселев и его офицеры-операторы П. А. Гаркуша, А. А. Пьянков практически его выполнили и, где нужно, сами вели артчасти по маршрутам. Железная дорога вдоль восточного побережья была проложена только до Гдова, то есть примерно на треть пути. Дальше надо идти своим ходом до переправы в Узмени. Однако суда 25-й отдельной бригады речных катеров капитана 2 ранга А. Ф. Аржавкина, а также паромы 5-го тяжелого понтонно-мостового полка подполковника И. А. Гультяева и 1-го гвардейского понтонно-мостового батальона майора Е. П. Гуляницкого могли переправить лишь легкую артиллерию (свыше 1000 орудий и минометов). Поэтому пришлось продвигать части к месту назначения сложными комбинированными маршами. Например, 23-я артиллерийская дивизия прорыва перебрасывалась так: автотранспорт двух тяжелых гаубичных бригад отправили своим ходом вокруг озер, то есть трехсоткилометровым маршрутом, а сами орудия, погруженные в Нарве, сделав долгий крюк в тыл, прибыли под Тарту через Гатчину, Лугу и Псков. Легкая артиллерия сократила маршрут наполовину, переправившись в Узмени, но тоже ждала часть своих автомашин и тягачей в районе Тарту, пока они шли своим ходом вокруг озер. А всего этими тремя основными маршрутами — железнодорожным, автомобильным и автомобильным с переправой — было переброшено из-под Нарвы к Тарту пять гаубичных и пушечных бригад, минометная бригада, зенитно-артиллерийская дивизия, а также семь отдельных артиллерийских и минометных полков. Как я уже отмечал, марш начался 4 сентября, а к исходу дня 11 сентября основные наши силы прибыли в районы сосредоточения под городом Тарту. Однако только что восстановленная железная дорога через Псков не справлялась с перевозками, и последние наши артчасти сосредоточились к Тарту в канун наступления. В среднем же бригады и полки находились на марше около 100 часов. Учитывая сложность и многоплановость марша, это были вполне удовлетворительные показатели{48}.
Под Тарту 2-я ударная армия сосредоточилась в составе трех стрелковых корпусов — 8-го Эстонского, 108-го и 30-го гвардейского. Тотчас по прибытии нам подчинили оборонявшиеся тут 116-й и 118-й стрелковые корпуса и 14-й укрепленный район со всей их артиллерией. Прибывали также новые артиллерийские полки и бригады и много [137] танковых полков. Армия стала очень сильной, способной выполнить самую трудную задачу.
Полоса обороны, которую мы приняли от войск 3-го Прибалтийского фронта, тянулась с востока на запад, от Чудского озера до озера Выртсъярв. Передовые позиции наших и вражеских войск разделяла река Эмайыги, вытекающая из озера Выртсъярв и впадающая в Чудское озеро. Лишь в одном месте, а именно на середине этого межозерного промежутка, линия фронта перешагнула реку и образовала плацдарм, занятый советскими частями. По названию города, расположенного в глубине плацдарма, его и назвали тартуским. И когда командование Ленинградского фронта выбирало участок будущего прорыва, оно не прошло, конечно, мимо тех оперативных выгод, которые сулил мощный удар с плацдарма на север — в тыл укреплениям линии «Танненберг», с одной стороны, и вдоль железной дороги через Тапу на столицу Эстонии Таллин, с другой.
Соответственно с этими важнейшими задачами и строился боевой порядок 2-й ударной армии. Главный удар она наносила своим правым флангом и центром. Участок прорыва был широкий — 15 км. На правом фланге вдоль берега Чудского озера должен был наступать 8-й Эстонский стрелковый корпус. Его левым соседом был 30-й гвардейский корпус. Оба эти соединения, форсировав реку Эмайыги (Эмбах) в нижнем ее течении, наступали правее железной дороги на Таллин. В центре, северней города Тарту, наносил удар с плацдарма 108-й стрелковый корпус. Он наступал по обе стороны той же железной дороги, а после прорыва вражеской обороны и ввода в бой второго эшелона армии — 116-го стрелкового корпуса, — вместе с ним расширяя прорыв, развивал успех в западном и северо-западном направлениях{49}. Командующий армией для этих же целей мог использовать также оборонявшийся вдоль озера Выртсъярв 118-й стрелковый корпус и под Тарту — 14-й укрепленный район, имевший сильный боевой состав — 13 пулеметно-артиллерийских батальонов.
По мнению командующего фронтом маршала Л. А. Говорова, этот концентрированный удар 15 дивизий (считая за дивизию и 14-й укрепрайон) по правому флангу армейской группы «Нарва» должен был сокрушить ее оборону, отрезать эту группу от главных сил группы армий «Север» и вынудить ее либо сражаться в одиночестве на северо-западе [138] Эстонии, либо поспешно отступать к портам с надеждой эвакуироваться морем. В дополнение к этому фланговому удару 8-я армия наносила удар по войскам противника через оборонительный рубеж «Танненберг».
Противник, оборонявшийся на северном берегу Эмайыги и ее притоке реке Ама, располагал примерно шестью дивизиями. Пишу «примерно» потому, что в эти времена сильно потрепанные вражеские соединения зачастую были сборными или сводными. Например, мы знали, что 20-я пехотная дивизия войск СС помимо трех собственных полков объединила с полдесятка батальонов из разбитых ранее полков и дивизий. С другой стороны, штаб 207-й охранной дивизии располагал только одним собственным полком, а три других, в том числе артиллерийский, были сводными, а точнее, сборными, и присловье «с бору по сосенке» вполне применимо к ним. Короче говоря, силы и средства противостоящих нам вражеских войск надо было определять не по множеству номеров, а по реальной численности. Наши разведчики определили ее в шесть пехотных дивизий, объединенных штабом 2-го армейского корпуса. Танковые силы этой группировки были весьма значительны — до 120 танков и самоходных орудий (бригада «Шмидхен» и другие части).