В первую очередь штаб артиллерии 1-й Краснознаменной армии занялся именно Мишаньским УРом. Да и командование Приморской группы войск, судя по. всему, сначала намеревалось нацелить нашу армию именно на север, через укрепрайон на рокадную (параллельную границе) железную дорогу. Удар в этом направлении диктовался следующими оперативными соображениями:

1. Группировка японских войск, опираясь на Мишаньский укрепрайон, может по кратчайшему направлению выйти на железную дорогу Владивосток — Хабаровск и перерезать эту важнейшую для Приморской группы войск коммуникацию. Разгром Мишаньской группировки противника снимает эту угрозу.

2. Прорыв 1-й Краснознаменной армии через Мишаньский УР на железную дорогу, дальнейшее движение на Линькоу, Муданьцзян выводит армию к третьей, тыловой полосе обороны противника в Восточной Маньчжурии. Этот удар рассечет 1-й японский фронт надвое, 1-я армия выйдет во фланг другой крупной японской группировке — муданьцзянской{86}.

О том, что у командования японской Квантунской армии {87} действительно существовал детально разработанный план захвата советского Приморья, что первым этапом планировался прорыв на железную дорогу Владивосток — Хабаровск, впоследствии рассказал взятый в плен начальник оперативного отдела штаба 1-го фронта подполковник Сиба. По его словам, сильная группировка в составе 15 японских [275] пехотных и танковых дивизий была предназначена нанести удар с рубежа Мишаньского, Пограничненского и Дуннинского укрепрайонов в обход озера Ханка с юга, Она должна была захватить Ворошилов-Уссурийск и наступать далее за Владивосток. Одновременно северней озера Ханка другая группировка в составе шести пехотных дивизий прорывалась к железной дороге на участке Иман — Лесозаводск и наступала на север, на Хабаровск, одновременно прикрывая действия главных сил{88}.

План этот был отменен только в 1944 году, когда и наиболее воинственно настроенные деятели империалистической Японии отказались, по крайней мере внешне, от агрессивных замыслов по отношению к Советскому Союзу. Правда, спокойствие на границе с Маньчжурией, как говорили вам старые дальневосточники, наступило еще раньше, в сорок третьем, сразу же после разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом. В связи с этой, так сказать, «переменой настроения» запомнился мне один эпизод.

На западном берегу озера Ханка мы проводили рекогносцировку местности — выбирали район для размещения 60-й истребительно-противотанковой бригады. Работаем небольшой группой, солнечный день, рыбацкие суда невдалеке. Видим военный катер под японским флагом. Мчит между рыбацких судов, я еще подумал: сети порвет. Действительно, вскоре причалили рыбаки, ругают японцев — в наших же водах не дают спокойно рыбу ловить. Хулиганят. Говорю командиру бригады полковнику П. П. Головко:

— Остепени хулиганов. Заодно и наводчиков потренируешь в стрельбе по движущейся мишени.

— Есть, потренировать! — ответил он.

На другой же день японский военный катер, влетевший в наши территориальные воды, получил от противотанкистов такую острастку огоньком, что рыбаки нам более не жаловались. Только сказал один пожилой:

— Представляете, товарищ генерал, что они тут вытворяли в сорок первом и сорок втором?..

Итак, наш штаб вплотную занялся предварительными артиллерийскими расчетами, необходимыми для штурма долговременных железобетонных сооружений. Не все товарищи имели в этом отношении достаточный опыт, пришлось мне поделиться своим. Рассказал, как артиллеристы 2-й ударной армии штурмовали Нарву, как были взяты крепости Орденсбург и Грауденц (Грудзёндз), в чем состоят [276] особенности стрельбы из тяжелых и сверхтяжелых орудий навесным огнем и прямой наводкой по толстой кирпичной кладке, железобетону, по смешанным (кирпич плюс бетон) покрытиям.

Во время этого разговора к нам вошел член Военного совета армии Иван Михайлович Смоликов, послушал, потом сказал:

— Дело нужное, Константин Петрович. Может, подготовите лекцию?

Я подготовил и несколько раз читал ее артиллеристам разных частей, главным образом в бригадах тяжелых и большой мощности. В состав 1-й Краснознаменной армии входили двенадцать артиллерийских бригад: три пушечные, три корпусные, две минометные и еще одна тяжелая минометная, истребительно-противотанковая, тяжелая гаубичная и гаубичная большой мощности. Всего 2666 стволов, в том числе 208 тяжелых (122-мм пушки, 152-мм гаубицы и пушки-гаубицы) и 24 орудия большой мощности (203-мм гаубицы){89}. В этот момент артиллерийская группировка 1-й Краснознаменной армии была наиболее мощной из всех четырех армий Приморской группы войск. Особенно в крупных калибрах. У нас тяжелых и сверхтяжелых орудий имелось 232, в то время как в 5, 25 и 35-й армиях, вместе взятых, такой артиллерии насчитывалось 276 стволов.

В конце июня из Москвы приехал новый командующий нашей армией дважды Герой Советского Союза генерал-полковник А. П. Белобородов. Афанасий Павлантьевич закончил войну под Данцигом, где командовал 43-й армией. Он был старый дальневосточник, служил и в 1-й Краснознаменной армии, причем хорошо знал именно это, приханкайское направление. Следом за ним прибыли и его сослуживцы по 43-й армии. Генерал Федор Федорович Масленников стал начальником штаба 1-й Краснознаменной, полковник Владимир Владимирович Турантаев возглавил оперативный отдел, полковник Пантелеймон Шиович Шиошвили — разведывательный. На должность начальника тыла был назначен генерал И. В. Сидяк, вторым членом Военного совета стал генерал Ф. К. Прудников.

На одном из первых заседаний Военного совета генерал Белобородов сказал нам следующее:

— В 1938–1939 годах мы разработали план ответных действий на приханкайском направлении на случай японской агрессии. Прошу к карте!.. [277]

Мы встали вокруг стола, он, водя указкой по горным хребтам и падям, рассказывал и показывал замысел того давнего и неосуществленного контрудара, Когда закончил, все мы некоторое время молчали.

— Заманчиво! — сказал один.

— Большой риск, — возразил другой.

— Большой — не то слово. Огромный! — уточнил третий.

Командарм предложил обойти с юга Мишаньский укрепрайон, оставив против него небольшой заслон. А главными силами ударить прямо через тайгу на запад. Здесь, в линии японских укрепрайонов, протянувшихся вдоль границы вплоть до Кореи и побережья Японского моря, был примерно 30–40-километровый неукрепленный промежуток. Почему японцы оставили его пустым? Наверное, потому, что считали тайгу непроходимой для крупных сил с тяжелой техникой (это они потом подтвердили на допросах). А кроме того, трудно создать сплошной, в сотни километров, фронт из железобетонных огневых точек, да еще расположить их так, чтобы они поддерживали между собой огневую связь, перекрывали огнем пушек и пулеметов все пространство и по фронту и в глубину. Это стоит громадных денег. В укреплении надо посадить гарнизоны. Это десятки тысяч солдат и офицеров, несколько дивизий. Кроме гарнизонов надо иметь в резерве и маневренные полевые войска. Иначе вся эта задумка со сплошной, многосоткилометровой, долговременной обороной будет напоминать линейную тактику, при которой командиры старались равномерно распределить войска по фронту, лишая себя тем самым резерва и возможности маневра.

Но вернусь к заседанию Военного совета. Командарм спросил:

— Что ж молчишь, Константин Петрович?

— Думаю, Афанасий Павлантьевич. Взвешиваю.

— Что именно?

— Свою артиллерию. Я вчера лазил в падях вокруг сопки Командная. Еле вылез из болота, а во мне ведь только 80 килограммов. А в пушке-гаубице семь тонн с четвертью! А в гаубице большой мощности — восемнадцать тонн! Есть о чем подумать, если собираемся наступать через тайгу?

— Есть! — согласился он. — Вот и давайте думать.

В общем, обсуждали мы эту идею не раз и не два, и с каждым разом она обретала все более зримый вид. Конечно, было очень заманчиво оставить японцев, как говорится, с носом. Они ждут, что мы будем продираться сквозь частокол дотов и дзотов, а мы пройдем стороной. Пускай себе [278] сидят за прицелами пушек и пулеметов и ждут, пока мы обойдем их с фланга и тыла.