— Товарищ командующий, я прибыл драться с фашистами, а не на парад. В моих полках — сибиряки…

Оказалось, он еще на той стороне Волги узнал от наших офицеров связи о том, что в 62-й армии вырабатываются новые тактические приемы, и приказал командирам полков и батальонов изучать опыт боев в городе, а бойцов обеспечить двойным запасом патронов, гранат и толовых шашек.

После короткой беседы я поверил Батюку, что воины его дивизии будут крепко драться с фашистами и обратно за Волгу не уйдут. В тот же час дивизия Батюка была брошена в контратаку вдоль берега Волги на юг к центральной пристани на помощь дивизии Родимцева. Одновременно Родимцеву было направлено пополнение около двух тысяч человек. Этой контратакой мы думали не только остановить наступление противника с юга, но и, уничтожив его части, прорвавшиеся к Волге, восстановить локтевую связь с бригадами, оставшимися в южной части города. Контратака началась в 10 часов 23 сентября.

Завязались жестокие бои, длившиеся два дня.

В этих боях, неоднократно доходивших до рукопашных схваток, было приостановлено наступление противника из района центральной пристани на север. Но уничтожить противника, вышедшего к Волге, и соединиться со стрелковыми бригадами, действовавшими за рекой Царица, не удалось.

Однако план Паулюса — выйти к Волге, а затем атаковать армию во фланг и тыл ударом вдоль Волги — сорвался, он разбился о стойкость дивизий Родимцева, Батюка, Горишного, Ермолкина, бригады Батракова и других частей.

Для 62-й армии кризис миновал, она не дрогнула после первого прорыва врага до самой Волги. Мамаев курган оставался у нас. Ни одна наша часть не была уничтожена полностью. Контратаки сибиряков дивизии Батюка остановили наступление противника в городе. Фашисты захлебнулись в собственной крови, на улицах остались десятки горящих танков и тысячи убитых гитлеровцев.

Я лично не думал об отходе на противоположный берег, считал невозможным даже отход на один из островов. Ведь это отразится сразу на моральном состоянии командиров соединений, их штабов и всех бойцов. Однажды К. А. Гуров сказал мне, что у него в запасе несколько лодок для Военного совета армии. Я ему ответил, что это меня не касается, на левый берег я не попаду, если буду в полном сознании.

Гуров крепко обнял меня и сказал: «Будем сражаться даже вдвоем до последнего патрона». Это нас породнило с ним крепче всякой дружбы.

Николай Иванович Крылов соглашался со мной, что управлять войсками армии, находясь в 1–3 километрах от противника и позади Волги, очень трудно. Но когда я делал намеки ему переселиться на промежуточный пункт связи, находящийся на левом берегу, он категорически возражал, говоря: «Будем вместе прочищать свои пистолеты, а последнюю пулю — себе в голову».

Мы чувствовали и знали, что за поведением Военного совета следили почти все штабы дивизий и даже полков. Чтобы убедиться, что мы находимся вместе со всеми на правом берегу, многие штабы посылали в штаб армии своих командиров и политработников.

Поняв это, мы, то есть я, Гуров и Крылов, не отсиживались все время на своем командном пункте, частенько ходили на наблюдательные пункты дивизий и полков и доходил до траншей, чтобы бойцы сами лично видели, что генералы члены Военного совета — их не покинули, были с ними.

Если Паулюс со своим штабом во время жестоких боев находился в Нижне-Чирской или в станице Голубинской, в 120–150 километрах, то Военный совет 62-й армии и его штаб в середине октября несколько суток находился в 200–300 метрах от переднего края.

Тогда было особенно важно, чтобы не только бойцы, но и командиры полков и дивизий чувствовали и знали, что они не одни, с ними весь Военный совет армии.

С вечера 24 сентября бои в центре города начали затихать. Радио извещало весь мир, что волжская твердыня стоит, что город пылает, что он превратился в действующий вулкан, пожирающий многие тысячи гитлеровцев. Да, это было так.

Войска, оборонявшие Сталинград, научившись действовать в огне и дыму, упорно дрались за каждый клочок родной земли, истребляли тысячи и тысячи гитлеровцев, Обо всем этом ежедневно передавалось по радио в вечерних сводках, а на следующий день, как бы мстя нам, гитлеровское командование бросало на город тысячи бомбардировщиков, на наши головы обрушивались десятки тысяч снарядов и мин.

Город на Волге в 1942 году был для Гитлера важным стратегическим пунктом. Вот почему Гитлер бросал в огонь все новые и новые дивизии: он не жалел крови немецких солдат.

Генералы немецко-фашистских войск такие, как Ганс Дёрр, видели своими глазами, какой ценой они оплачивают каждый метр земли на берегу великой русской реки. В своей книге «Поход на Сталинград» он пишет:

«Начавшийся в середине сентября период боев за Сталинградский промышленный район можно назвать позиционной или «крепостной войной». Время для проведения крупных операций окончательно миновало, из просторов степей война перешла на изрезанные оврагами приволжские высоты с перелесками и балками, в фабричный район Сталинграда, расположенный на неровной, изрытой, пересеченной местности, застроенной зданиями из железа, бетона и камня. Километр, как мера длины, был заменен метром, карта генерального штаба — планом города.

За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу развалин велась ожесточенная борьба, которая не имела себе равных даже в период первой мировой войны с ее гигантским расходом боеприпасов. Расстояние между нашими войсками и противником было предельно малым. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из района ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях за отдельные дома; они заняли прочную оборону».

Из захваченного нами журнала боевых действий немецкой 29-й мотодивизии стало известно, что 17 сентября командир дивизии докладывал командующему 6-и армией Паулюсу: «…оба моторизованных полка дивизии почти полностью уничтожены, из 220 танков осталось 42».

В сентябре немецкий ефрейтор Вальтер писал матери: «Сталинград — это ад на земле. Верден. Красный Верден с новым вооружением. Мы атакуем ежедневно. Если нам удается утром занять двадцать метров, вечером русские отбрасывают нас обратно».

Возьмем несколько крайне лаконических и сдержанных записей из дневника начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера.

6 сентября. «Новороссийск взят, в остальном без изменений. Под Сталинградом наши войска отбивали очень сильные атаки противника».

7 сентября. «Под Сталинградом, где атаки противника против северного фланга ослабли, наши войска успешно продвигаются вперед».

8 сентября. «Под Сталинградом дальнейшее продвижение».

10 сентября. «Под Сталинградом новые успехи».

15 сентября. «Отрадные успехи в Сталинграде. Мощное наступление противника на Воронеж с севера и запада. С запада — прорыв… Приказ фюрера об опасности на донском участке фронта».

16 сентября. «Успехи в Сталинграде… У фюрера неизменная забота о донском участке фронта».

17 сентября. «Успешные бои в Сталинграде со значительными потерями с нашей стороны. Наступление противника в районе Воронежа в основном отражено».

18 сентября. «В Сталинграде дальнейшие успехи. Сильная контратака противника (150 танков) севернее города отбита с большим успехом. На остальных участках Донского фронта спокойно».

20 сентября. «Под Сталинградом все больше ощущается постепенное истощение наступающих войск. В районе Воронежа пикирующие бомбардировщики значительно облегчили положение».

24 сентября. «После дневного доклада прощание с фюрером (у меня нервное истощение и у него нервы далеко не в порядке). Мы должны расстаться. Необходимость воспитания офицеров генерального штаба в духе фанатичной веры в идею (решимость неукоснительно выполнять его волю…)».

Успехи, успехи… И вдруг гром среди ясного неба. 24 сентября Гитлер сместил Гальдера, как он до этого еще в зиму сорок первого года сместил своих генералов после поражения под Москвой.