В своей страстной речи на Третьем конгрессе Союза немецких писателей в 1974 году Иене справедливо связал элитарные тенденции в буржуазной литературе и искусстве с аполитичностью, консерватизмом и в конечном итоге с фашизмом: «В нашей стране… литература снова имеет тенденцию обратиться в «чистую поэзию». Поэзия как алиби, как удостоверение причастности к культуре, как прекрасный призрак и прелестная ирреальность. Искусство, которым можно наслаждаться после дневных трудов. Искусство, как его понимал любитель камерного музицирования Гейдрих или охранник из Освенцима, в квартире которого рядом с дюреровским «Зайцем» висело изображение Уты из Наумбурга. Высокий знак качества поэзии как олицетворение политики невмешательства… Этим попыткам использовать нас в подобных целях мы должны оказывать сопротивление».

Поступки Иенса не расходятся с его словами. Когда в середине 1970-х годов в общественной жизни ФРГ заметно активизировались правые силы, когда среди определенной части западногерманской интеллигенции зримо обозначились тенденции к пересмотру политической истории Германии в сторону реабилитации фашизма, Иене был в числе тех, кто осудил подобные настроения. В 1979 году, отвечая на оскорбительные обвинения Раддаца в адрес прогрессивной литературы ФРГ о якобы имевшейся приверженности ее наиболее известных авторов нацистской идеологии, Иене выступил с резкой статьей, в которой дал высокую оценку мужественной позиции как писателей так называемой «внутренней эмиграции», так и молодых авторов, начинавших свой творческий путь в годы фашизма, но находившихся в оппозиции нацистской диктатуре, назвав их хранителями гуманистических традиций немецкой культуры, представителями «другой Германии».

И в наши дни проблема «другой Германии» не потеряла актуальности. На Западе, когда заходит речь о борьбе писателей за мир, часто задают вопрос — «что может слово против пули?» Ответом на него служит реакция официальных властей ФРГ на политическую деятельность Иенса. От мелких булавочных уколов (запрет на выступление в культурном центре небольшого городка Зульцбах-Розенберг, отказ предоставить кафедру для чтения лекций в Гамбургском университете) правые силы переходят к более серьезным действиям, о чем свидетельствует судебная расправа над Пенсом. Пикетирование американской военной базы в Мутлангене находится в прямой связи с постановкой в 1983 году в Гамбурге антивоенной пьесы Иенса «Гибель», навеянной «Троянцами» Еврипида. Там и здесь Иене предостерегает против ядерной катастрофы, против новой войны, в которой не будет ни победителей, ни побежденных.

В приветственном адресе, преподнесенном Иенсу в 1983 году по случаю его шестидесятилетия, немногословный В. Кёппен писал: «Иене является глашатаем немецкой демократии, нашей любви к миру, проповедником разума, архитектором принципа мудрости, благожелательным и строгим критиком современной литературы. Я удивляюсь тому, что он у нас есть!»

Удивление и восхищение Кёппена понятны, ибо он увидел в Иенсе соратника по борьбе против сил реакции. В ФРГ нужно обладать большим гражданским мужеством, чтобы открыто выступать против милитаризма и реваншизма. Именно за это мужество и судили Иенса вместе с другими участниками антивоенного движения, квалифицировав естественное и благородное стремление к миру как «недостойное поведение».

Три писателя, три разных судьбы, объединенных одной общей целью — не допустить повторения ужасов прошлого, не допустить возникновения новой войны, не допустить уничтожения человеческой цивилизации. Борьба за эти благородные идеалы связана с большими трудностями, и поэтому «дело Кёппена», как и «дело Ахтернбуша», равно и «дело Иенса», еще не закрыто.

Лев Токарев

«Литературные премии — это как церковный звон, напоминающий прихожанам, что месса существует». В сезон премий — апогей его приходится на ноябрь — Франция, словно подтверждая правоту этой шутки известного писателя Ролана Доржелеса, вспоминает, что литература тоже существует. «Большая пресса», радио и телевидение, поклонники словесного искусства и люди, чуждые музам, спорят и гадают, кто из писателей вытянет счастливый билет в «лотерее» и получит одну из пяти самых престижных премий — Гонкуровскую, Ренодо, Интераллье, Фемина и Медичи. И каждую осень неизбежно, как листопад, в парижском литературном мире с новой силой вспыхивает дискуссия на тему «Чему служат премии и нужны ли они вообще?».

Давно отмечено, что в наш прозаический век даже изящная словесность не может обойтись без статистики и социологии. Электронная революция в средствах массовой коммуникации, чьи апологеты множество раз предрекали закат «эры Гутенберга», не остановила победное шествие книги. Последние годы развитые страны капиталистического мира переживают настоящий книжный бум. Франция — не исключение. По данным Национального синдиката книгоиздательств, только в 1984 году в стране увидело свет 12 100 новинок. Суммарный тираж этих книг в том же году превысил 371 млн экз.

В этом море печатного слова велика доля художественной литературы. Вот несколько красноречивых цифр. По традиции литературный сезон начинается во Франции 1 сентября; к этому числу издательства предлагают на книжный рынок новинки художественной прозы. В 1984 году одновременно вышло 187 романов, в 1983-м — 204. И это не считая огромного количества литературных эссе — жанра, чрезвычайно развитого на родине Монтеня.

Что же происходит с этой массой литературной продукции? Если верить недавним социологическим исследованиям, проведенным во Франции, 80 процентов этих сочинений на следующий год будут забыты. А через 20 лет 99 процентов произведений современных французских литераторов канут в забвение. Вывод, конечно, малоутешительный, но приучающий писателя к скромности и глубочайшей ответственности за свое творчество.

Задача выделить из потока художественных произведений вещи серьезные, значительные, характерные для нынешнего литературного процесса, — дело нелегкое. Любой роман — особенно книга дебютанта — в этих условиях рискует затеряться, остаться совершенно незамеченным, не встретиться с читателем. Привлечь к книге читательское внимание, по сути, можно тремя путями: рекламой, текущей литературной критикой, которой в основном занимаются популярные газеты и еженедельники, или премиями. Всевозможных литературных наград во Франции насчитывается более 1500. Не обходится и без курьезов: есть, например, премия за самую плохую книгу года. Однако «хорошо» получить даже такую «награду»; на автора, пусть хоть на самое короткое мгновенье, обратится заинтересованный взор прессы и публики.

С полной уверенностью можно утверждать, что нынешний западный читатель не верит издательской рекламе. Действительно, судя по анонсам в «большой прессе», сегодня во Франции издаются только шедевры. Приведу несколько примеров подобной рекламы из популярного ежемесячного журнала «Магазин литтерер» (октябрь, 1985). Рекламу романа писательницы Клэр Галлуа «А если говорить о любви» сопровождает цитата критика газеты «Фигаро» Жана Шалона. «Клэр Галлуа проявляет себя как бесстрашная и виртуозная исследовательница чувств, — пишет он. — Изящество ее стиля, ее страсть к истине достаточны для того, чтобы превратить этот роман в классическое произведение наших дней, а его героиню — в образец современной женщины». Издательская реклама романа прозаика Жака Сергина «Я — из нации волков» короче, но выразительнее: «Уникальная книга, написанная гигантом». О романе Жанны Шампьон «Бункер» говорится, что «эта книга доказывает: Ж. Шампьон — одна из лучших писателей нашего времени». Такими «грандиозными» оценками реклама награждает почти все произведения. И никак нельзя понять, почему же 80 процентов из них, согласно неумолимой статистике, никто не вспоминает через год.

Сложнее обстоит дело с текущей критикой. Она во Франции, надо признать, крайне субъективна и часто ограничивается беглыми впечатлениями от прочитанного, не вдаваясь в серьезный анализ содержания и формы произведений. Как правило, критики ведущих газет и журналов тоже занимаются «скрытой» рекламой, пытаясь обосновать, почему та или иная книга фигурирует в списках «бестселлеров».