Соответствующая реакция не замедлила последовать. Руководство ХСС на специальном заседании устами генерального секретаря партии Эдмунда Штойбера без обиняков дало понять Ахтернбушу, что политика не его ума дело: «Политика отделяет нас хорошо и точно от некоторых сотрясателей небес, политиканов от кино, которые, возможно, где-то и проясняют кинонебосклон, но в той же степени в другом месте затемняют его».

Но грозный окрик не смутил писателя, о чем убедительно свидетельствуют такие произведения, как «Дом на берегу Нила» (1981), «Бунт» (1982), в которых сквозь призму сюрреалистических видений просматриваются контуры фашистского государства нового типа: «Фашизм жив. Демократия соорудила в каждом мозгу маленькую собственную газовую камеру. Повсюду царит промышленный фашизм».

В этой обстановке совершенно естественными кажутся рассуждения обывателей о том, что они ничего не знали о преступлениях нацистов. Учитель, делясь со своими учениками воспоминаниями о войне, говорит, что он часто проезжал тогда мимо Освенцима и «там всегда было так тихо, и уж если бы фашисты там убивали евреев, то он бы услышал какой-то шум. А раз он ничего не слышал, значит и неправда все это». Один из героев фильма «Последнее убежище» (1981) горестно замечает: «Мне с трудом удалось разгадать, что же заключено в немцах, и я скажу — влечение к убийству. Старательнейшая страсть к убийству. И эта страсть сделала их самым знаменитым народом… Все, что сейчас кажется нам важным, забудется, но никогда не будут забыты немцы — народ-убийца».

Последний фильм Ахтернбуша «Призрак» (1983) вызвал большой переполох в клерикальных кругах ФРГ. История Христа, покинувшего распятье в сельской церкви и отправившегося странствовать по Баварии, вылилась в едкую сатиру на государство и церковь, превративших религию в источник наживы и беззастенчивого обмана верующих.

И тут уже ХСС перешел от слов к делу. Строптивый автор был наказан самим министром внутренних дел ФРГ Фридрихом Циммерманом, который вопреки мнению жюри приказал отобрать у Ахтернбуша федеральную премию за фильм «Призрак», присужденную ему предшественником Циммермана из правительства социал-демократов. «Призрак», по мнению господина министра, оскорбляет чувства налогоплательщиков и подрывает их доверие к правительству.

Казалось бы, на этом можно поставить точку, так как и без того ясно, что политический климат в ФРГ неблагоприятен для демократически настроенных деятелей культуры. Однако ситуация в культурной жизни страны после отмеченных событий с Кёппеном и Ахтернбушем обострилась до такой степени, что в ход пущена уже государственная машина подавления выступлений инакомыслящих. Речь идет о скандальном судебном процессе против известного писателя и ученого Вальтера Иенса, который обвиняется в «недостойном поведении по отношению к государству», выразившемся в пикетировании американской военной базы в Мутлангене в июне 1984 года.

Кто же такой Вальтер Иене и в чем он провинился перед западногерманской Фемидой?

Имя Вальтера Иенса, крупного ученого-античника, писателя, эссеиста, литературного критика, неразрывно связано с историей и культурой ФРГ. Связь эта многогранна и на первый взгляд может показаться необычной. Действительно, чего ради маститый профессор Тюбингского университета, знаток поэтики античной драмы, занимается, например, рецензированием телепередач, включая даже футбольные матчи (за что и получил шутливое прозвище «футбольный Лессинг»), пишет романы, пьесы, интересуется современной литературой, является непременным участником, а иногда и инициатором жарких литературных дискуссий, полемизирует с политиками, оказывается в рядах демонстрантов, протестующих против размещения в ФРГ ракетно-ядерного оружия, вступает в конфликты с властями? Все это как-то не вяжется с привычным образом академического ученого, да Иене меньше всего и походит на кабинетного затворника, хотя и является с 1963 года заведующим кафедрой классической филологии и риторики, почетным доктором Стокгольмского университета.

Иене относится к тому демократическому авангарду поколения первых послевоенных лет, которое мечтало построить на немецкой земле новую жизнь, которое видело в разгроме фашистской Германии залог будущего, демократического переустройства в стране и которое вскоре убедилось в призрачности своих мечтаний. Убедилось, но не отказалось от них. Об этом красноречиво говорит деятельность «группы 47» — творческого объединения прогрессивных западногерманских писателей, сам факт создания которого расценивался его устроителями как «акт самозащиты против псевдоавторитетов… и вновь собирающихся сил шовинизма» (А. Андерш).

Несмотря на то, что Иене только с 1950 года становится постоянным членом «группы 47», к нему с полным правом можно отнести слова Ганса Вернера Рихтера, одного из основателей этого объединения, о том, что «группу 47» создавали не литераторы, а «политически ангажированные публицисты с литературным честолюбием».

Не оставляя научной деятельности (статьи и монографии Пенса по проблемам классической филологии и современной литературы высоко ценятся как студентами, так и специалистами), он выступил в 1950—1960-х годах с художественными произведениями, которые обратили на себя внимание не только в ФРГ, но и за ее пределами. Прозу Пенса можно определить как «философски сконструированную беллетристику» в духе Сартра или Камю, тем более, что философия французского экзистенциализма близка его мировоззрению.

Свои художественные произведения Иене рассматривает как испытательный полигон, где опробуются и совершенствуются различные стороны «интеллектуального романа», понимаемого им как синтез «поэзии науки» и «лирического сознания». Однако при всей кажущейся вневременности произведений Иенса они обусловлены проблемами времени. Писатель не утруждает себя поисками оригинальных сюжетов, используя подчас материалы культурного наследия прошлого, особенно античности. Но Иенсу свойственно «договаривать» то, о чем умолчали его предшественники. Он исследует и доводит до логического конца сюжетную посылку, скажем, того же Хаксли, создавая антиутопию «Нет — миру обвиняемых» (1950), где рассматривает проблему «вины и ответственности», столь актуальную для литературы ФРГ, вызывая в памяти читателя картины фашистского прошлого, предостерегая тем самым против забвения уроков истории.

В его романе «Завещание Одиссея» (1957) античный миф обретает реальность, сопоставимую с реальностью нашего времени. События давних лет, лишенные исторической дистанции, сакральной таинственности, овеянной вековыми традициями и бесчисленными хрестоматиями, становятся близкими современному читателю в их человеческой причинности, опосредованности всего происходящего людскими деяниями, а не божественным промыслом. И поэтому Троянская война и связанные с нею несчастья и разрушения вызывают живые и устойчивые ассоциации с вполне конкретными событиями — второй мировой войной, тем более, что писатель обильно уснащает свой рассказ всевозможными намеками, отсылками, а то и просто цитатами, по которым легко угадывается наше время.

В, казалось бы, сниженном, обретшем плоть и кровь пересказе древнего мифа остро и неожиданно прозвучала тема борьбы за мир. Одиссей-миротворец, а не хитрый и удачливый путешественник и воин встает перед нами. И это не случайно.

Иене является принципиальным противником «чистого искусства», постоянно и страстно отстаивая его общественную значимость и социальную обусловленность. Это едва ли не единственный буржуазный критик, неустанно предостерегающий писателей ФРГ против тенденции избранности, против игнорирования некоторыми из них широких читательских масс, и в частности, рабочего класса. Вслед за Брехтом, обвинявшим в 1920-х годах буржуазную немецкую литературу в пренебрежении такими явлениями, как «деньги, нефть, железные дороги, парламент, наемный труд, земля», Иене призывает писателей ФРГ обратиться к миру труда: «Где портрет рабочего, где фигура каменщика, где действуют фабричные девушки?.. Работаем ли мы еще? Разве наш повседневный труд так уж совсем незначителен? Разве действительно ничего не происходит между заводскими воротами и монтажным цехом?»