Дядя Петя аккуратно покашлял в ладонь и пощипал

то место, где могли бы, захоти он, расти усы. А Вася рассказывал:

— Не подкрашивается. Это сейчас редкость. Правда? Ну вот… Это тоже пустяк. Второго дня сказала мне так, знаете, заботливо: ваши, мол, соскучились. Я и сам скучаю…

— А откуда вы, Вася? Далеко живёте?

— Под Калугой.

— Не близко.

— Полстраны… Без грубости сказала: «Езжайте скорей домой…» А могла бы!.. Ну, кто я ей?

— Видно, девушка воспитанная, — осторожно сказал дядя Петя.

— Да уж, это видно.

— С душой.

— Ну!

— Да-а…

— Да-а…

Так протянули они по очереди.

— Можно закурить?

— Курите.

— Засмолим вместе? А то одному неловко.

— Давайте засмолим. Окно откроем.

Закурили, и Вася помахал перед лицом ладонищей. У него была не рука, а лапа. Дым окутывал его голову, расплывался, как вода, вокруг, но не таял. Вася поднялся со стула и подошёл к окну, стал выпускать густые струи дыма на улицу. На затылке его букетом стояли отросшие к демобилизации вихры волос. Эти мальчишеские вихры совсем растрогали дядю Петю, он взял Васю за локоть, опёрся о подоконник и тоже посмотрел за окно, как там жили люди.

Дождь перестал, только капли блестели на кончиках каштановых листьев. На скамейки под каштанами высыпали жильцы соседних домов. Многие вынесли табуретки и водрузились на них. Тёплый вечер располагал и покою, вымытый воздух был чист и лёгок. Темнело…

— Сидят.

— Каждый вечер, — цокнув языком, поудивлялся дядя Петя. — Если только дождя нет… Весной, летом и осенью… Ужасно!

Устают, отдыхают.

— Всё равно, — занервничав, сказал дядя Петя. — Это ужасно: просидеть столько часов своей жизни. Единственной, неповторимой!

— Не одобряете?

— Не делайте из этого никаких выводов, — сказал дядя Петя. — Нельзя одобрять или не одобрять всех вместе.

— Ну, я уеду, — вернулся к своему Вася. — В Одинцово. Наша деревня так называется. Девушки у меня там нет. Я был очень стыдливый, тихий. Честное слово. Не верите? Вот такой родился… А она здесь останется. Буду жить как приговорённый.

— Н-да, — сказал дядя Петя. — Но ведь соскучились по дому, сами сказали.

— Даже по комарам соскучился, — сознался Вася. — Тут такого комара, как у нас, нет. У нас — музыканты. Всю ночь играют!

— Эка!

— А вы бы на моём месте уехали?

Вася снова закурил и замахал рукой, ожидая ответа. А дядя Петя долго сверял свою честность с просьбой Тани, прямоту человеческого слова с долгом дедушки и в конце концов сказал:

— Я? Я — нет.

— Вот! — Вася повернулся и крепко схватил дядю Петю за костлявые плечи — так, будто тот его обрадовал. И больше ничего не добавил, только смотрел осветлёнными какими-то глазами, пока дядя Петя не освободился из его рук и не заметил:

— Но ведь вам даже ночевать негде.

— На вокзале, — всё ещё улыбаясь губами врастяжку, сказал Вася. — Сигареты исключаю. Докурю эти — и шабаш!

— Денег мало?

— На вокзале можно ночевать бесплатно.

— Но это не выход из положения, — посочувствовал дядя Петя, ругая себя за неуместную откровенность и сердобольность.

— Выхода из положения нет, — согласился Вася, а сам всё ещё улыбался, как будто и не собирался переставать улыбаться. — Проживусь и уеду.

Что-то в нём было привлекательное.

— Бросить курить — это по-мужски, — сказал дядя Петя. — Остальные ваши слова не мужские.

— А что бы вы на моём месте сделали?

— Я? Поступил бы на работу.

— Ну? — удивился Вася.

— Конечно! Какую работу вы знаете, молодой человек?

— Каменщика… и плотницкую умею… Не забыл.

— Да у нас стройка на каждой улице!

— Точно, — сказал Вася. — Поступлю на работу. Это решено. А дальше?

— Сколько вам лет?

— Старик уже!

— Чепуха какая! — возмутился дядя Петя. — Поступили на работу и в вечернюю школу. Закончили — поступили в политехнический институт. Заочник! Так? Лет в тридцать окончили. А тридцать — это же чепуха! Смеяться охота. Боже мой!

Теперь дядя Петя размахивал руками, и лицо его было серьёзно, и глаза блестели, как у Васи, и часто мигали.

— До тридцати пяти у нас принимают на очное отделение, а у вас уже диплом инженера!.. Это не сказки!

— Какого инженера? — оторопел Вася.

— Строителя!

— Так, — расстегнув воротничок гимнастёрки, сказал Вася тоже серьёзно, как на военном совете перед сражением. Простите, забыл спросить, как вас зовут?

— Дядя Петя.

— Спасибо, дядя Петя.

Вася закурил третью сигарету и отсёк от себя дым ладонью.

— Подсчитано точно. А сколько, интересно, вам лот, дядя Петя?

— Восемьдесят плюс икс. Для легкомысленных людей это старость, но, серьёзно говоря…

Вася скомкал сигарету и протянул дяде Пето руку. Они пожали друг другу руки. Вася просто взял старческую ладонь и подержал в обеих своих, и, пока он держал, дядя Петя пригласил его поселиться у себя, и обещал подготовить в вечернюю школу по математике, поскольку он математик.

Покрутив пальцами вихры на макушке, Вася вдруг признался:

— Не поверите… Мальчишкой я в геологоразведку метил. Не мальчишкой уже, а на выросте… Книги собирал… Мысль носил такую, что должны нефтяные моря там, в подземных глубинах, соединяться между собой. Есть, значит, там нефтяные реки. Из моря в море текут в темноте. А если не текут, то можно ходы найти для них, невидимые глазу. Там уклоны, щели, трещины… И не бросать старых вышек, а подкачивать нефть к налаженным разработкам из соседних и даже дальних кладовых природы… Резервуары называются… Прочитал про вышки, которые бросают, и пришла такая дурацкая мысль… Смешно!

— Ничего смешного, — возразил дядя Петя. — Кто знает, может, это и не дурацкая мысль вовсе, а гениальная. Отчего же не стали геологом?

— Мало ли кто о чём мечтает!

Дядя Петя помолчал, поднял глаза на собеседника.

— Многие пускают мыльные пузыри, как дети.

— А вот вы… вы всего добились, чего хотели? — спросил Вася.

— Ну что вы!.. Всего добиться может только ограниченный человек, которому очень мало надо. — Дядя Петя вздохнул. — Кому мало надо, а кому мало жизни, чтобы добиться хоть половины… Я? Больше всего я люблю математику и преподавал её в школе. Я хотел играть на скрипке — и я играю. Может, не так, чтобы выходить на сцену. Но я счастлив, когда играю. Хотите, завтра принесу скрипку?

— Вы ещё и скрипач? — удивился Вася.

— Скрипач! — засмеялся дядя Петя. — Меня скрипачом зовут. Скрипач!

Он смеялся легко, весело. И вдруг перестал.

— Мало, но всё же кое-что… У человека столько сил, Вася, что… всё в его руках! Надо… меньше говорить, больше пытаться!.. Опять формулировка! Пардон!

— Нет, — сказал Вася. — Это закон.

— Вот и вы это признаёте. И все это признают! Так не плывите по течению, как будто у вас впереди бесконечная жизнь! Обидно!..

Когда дядя Петя вешал на плечики длинный пиджак, снимал рубашку и так же аккуратно вешал её, Вася смотрел на него и удивлялся по-доброму:

— Всё на вас не новое, но чистенькое. Кто же за вами смотрит?

— Я и сам умею.

— Я буду стирать и гладить, — сказал Вася, как о решённом, и обвёл глазами потолок и стены, — Ремонт сделаю. Будет как на картинке. Двери масляной краской. Полы… За три дня.

— Где же мы с вами будем эти три дня жить?

— На вокзале.

— Ну что же…

Уже в темноте Вася спросил:

— Восемьдесят да ещё плюс икс? Правда?

— Правда.

— И к врачам не ходите?

— Раньше некогда было, а теперь неудобно. Естественно, что побаливает там и тут… Лета! Чего же жаловаться? Спокойной ночи, Вася.

Назавтра дядя Петя явился к Тане и, задыхаясь, сказал ей:

— У меня к тебе одна просьба: не мешай ему. Он станет инженером.

— Кто? Каким инженером?

— Строителем. Вася.

— Ах! Строителем!

— А ты думала, кибернетиком? Он мог бы. Он сейчас храбрей самого себя. Но нет у нас такого факультета.