- Я же тебе говорил, что они шулера! А если дойдут слухи до Кризо или кого-то из профессоров - все. Прощайся с Академией!

- Должно быть уже дошли! Гаттур, кажется, знает! Он видел, как я выходил из игорного дома!

- Ладно, о нем потом подумаем. Это еще не самое страшное. В какой срок тебе отдавать сумму?

- До исхода недели. Нам конец, Фред!

- Болван! Почему ты меня не слушал? И вообще, зачем тебе надо было столько денег? - допытывался Бреданс. - Ради чего ты сел за стол?

- Надо! - отвечал Машар.

- Отвечай, иначе поколочу! Ты меня впутал во все это, я должен знать!

- Я хотел сделать подарок.

- Кому?

- Это мое дело!

- Не ври. Ты опять куришь траву? - напирал Фред.

- Нет! Уже нет. Но они знают все. И про тот глупый дом, и про то, что мы его тогда пытались ограбить. Они грозятся рассказать сыскарям!

- Что? Да я тебя убью!

- Не поможет. Долг ляжет на тебя. Ты же мой кузен и друг, - выпалил Виктор.

- Но у меня тоже нет денег. Даже сто зеллов не наскребу! - ужаснулся Фред.

- Ты тихо, не горячись. Мне сказали, есть другой способ рассчитаться. Я тебе послезавтра скажу, что делать надо. На летной практике. Я приду, когда вы летать будете.

- Во что ты меня втягиваешь, Вик?

- Еще не во что, но втяну, - заверил кузена Машар. - Я готов на все!

Голоса удалились, а Танри еще минут десять ждала за дверью мастерской, опасаясь выйти. Что они задумали? Надо за ними проследить. Уже тот факт, что студент играет в азартные игры - повод для отчисления из Академии. Того, что совершили эти двое, хватит на десяток отчислений! Ябедничать профессорам Танри не хотела. Но если эта парочка задумает нечто отвратительное - придется.

Прибежав на взлетную полосу Танри тут же забыла о проблемах Фреда и Виктора, ведь малыш Эрнесто, как истинный рыцарь, занял ей очередь и даже пропустил девушку вперед прокатиться на биплане.

Надев теплую куртку и рюкзак с парашютом, застегнув ремешок кожаного шлема, Танри залезла в кабину, поздоровалась с Петером, сопровождавшим студентов в полетах, и бросила взгляд на приборную панель.

- Все в норме. Могу лететь! - весело доложила она Петеру. Тот кивнул, подтверждая.

Девушка потянулась к приборам. Подчиняясь ее приказам, ожил пропеллер, сердито рыча, гоня воздух на пилота. Дрогнули деревянные крылья, и старинный самолет, раза в полтора старше молодой летчицы, весело побежал по траве, чтобы обняться с ветром и в вознестись в небо к птицам и облакам.

Во второй половине дня девушке подслушанная беседа не вспомнилась. Занятия были слишком насыщены новым, интересным материалом. Лео рассказывала о некоторых своих полетах на различных типах самолетов, о путешествии через леса Нисаса, когда она попала бурю и потерпела крушение…

Вечером собралась небольшая кампания. Заводилами, как всегда, выступали Арвисо и Рофирт. Дело в том, что Арви раздобыл билеты на вечер поэзии. Дважды повторять приглашение не пришлось. В этот сезон такие мероприятия в Лиссаране были даже популярней кинематографа. Стихи пытались сочинять все, включая тех, кто и писать толком не умел.

К семи часам, когда солнце уже было готово утонуть в море, студенты сидели на длинных скамьях парка пред деревянной сценой. В ее центре, закрыв глаза и раскачиваясь в такт музыке наигрывал на скрипке белокурый мальчик. Вечерний воздух пропах табаком. Многие пришедшие не обращая ни на кого внимания, курили прямо сидя в открытом зале.

Убедившись, что все места заняты, скрипач под жидкие хлопки поклонился и уступил место поэтам.

Выступление открывала худощавая блондинка с ярко начерненными бровями и выкрашенными в лиловый губами, отчего напоминала покойницу. Читала она высоким голосом, глотая окончанья слов, заламывая руки, покачиваясь, готовая в любой момент свалиться в зал. Как ни странно, публика принял ее хорошо, аплодируя:

Я порву твой малиновый галстук,

Потому что ты бросил меня.

За блондинкой следовала череда пожилых грузных господ в тщательно отглаженных невзрачных сереньких костюмчиках, купленных, очевидно, по дешевке на сезонной распродаже. Выступали и домашнего вида старушки в безвкусных кофточках и шалях, казалось, побитых молью, как и их стихи. "В таком возрасте писать о любви? Как им не стыдно!" - отчего-то подумалось Танри.

Молодых чтецов было мало. Но летчице они понравились еще меньше, чем их пожилые коллеги. В тайне она желала услышать своего любимого Фредерика Надара. Но очевидно, поэт, издавший книгу "Дикое сердце ветра" в Лиссаране, не пожелал тратить драгоценное время на подобные мероприятия.

Хотя Танри устала, сбежать в самый разгар концерта оказалось невозможно. Арви и компания хлопали вместе со всеми, кричали "Еще!" особенно понравившимся поэтам, топали тем, кто по их мнению, не дотягивался до высокой планки литературного искусства.

К десяти, когда выступление закончилось, было слишком поздно, чтобы продолжать веселиться "культурным способом", как выразился Эрнесто. Но чересчур рано, чтобы назавтра хвастаться однокурсникам: "Мы вчера так славно погуляли!"

Решено было отправиться в "Пьяного слона" на набережную, слушать шелест океана и пить ледяное вино, закусывая рыбным салатом или мороженым (на большее денег не хватало).

В "Слоне" все столики оказались заняты. Только у самого выхода одиноко опустошал вторую бутылку лысеющий субъект, тоже выступавший на вечере поэтов. Как его звали, никто не припомнил. Но находчивая Давира первой подсела к нему и пропела:

- Вы знаете, нам очень понравились ваши стихи! Давайте побеседуем о поэзии!

К новоприбывшей компании тут же подлетел официант, ребята наперебой начали заказывать. Танри предпочитала иметь трезвую голову перед завтрашней летной практикой, довольствовалась только кусочком торта. Зато могла наблюдать за происходящим. И было зачем. Так, она обнаружила, что Арви завел себе подружку - Софию Марес, стюардессу. И что Эрнесто только делает вид, что пьет… Но самым, пожалуй, необычным оказался разговор пьяного поэта с Рофиртом Бингаром, подсевшим к ней.

- Что сейчас за жизнь? Скука. Пошлость. Застой! Вот ты, молодой человек, скажи, тебе есть, где проявить себя?

- Я буду дирижабельщиком, - отвечал рыжий, тоже далеко не трезвым голосом.

- Не интересно! Гатуры отобрали у нас возможность подвига! Даже искусство не ценят! Кругом одни хамы! - поэт размазал пухлой рукой слезу.

- Хамы, - поддакнул Рофирт, думая о своем.

- Правильно. И, прежде всего, те, кто прогнулся под гатуров. Они были подлыми, а стали еще подлее. Вот их-то убивать надо! Вешать, жечь на кострах, как делали до прибытия уродов с петушиными головами! Всех!

- Кто дал право гатурам распоряжаться нашими жизнями? - абсолютно серьезно закивал Рофирт. - Зачем нам жить по их законам? Поднялись бы люди, пошел бы в первых рядах против этих…

Танри насторожилась. Разговор принимал неприятный оборот. Она осторожно огляделась. Никто не обращал внимание на болтовню двух пьяных. Студенты занимались своими делами. Поэтический вечер давно забылся, рассеялся папиросным дымом. Прочувствовали, порадовались и выкинули из головы, живя новыми событиями.

- Гатуры вообще р-р-редкие с-с-сволочи! - продолжал поэт, наливая рыжему и себе.

- И банкиры тоже! - Рофирт выпил вино и снова подставил рюмку.

- Да-а-а, и банкиры с-с-сволочи! - согласно икнул поэт, вставая, и еле держась на ногах, направляясь к выходу, не потрудившись заплатить за выпивку.

Танри дала себе слово больше не участвовать в подобных мероприятиях.

Через день Танри, еще до восьми утра, закинув на плечи рюкзачок с теплой кофтой и бутербродами, покинула общежитие, чтобы успеть на автобус, ведь Арвисо забрал велосипед. С моря дул холодный и влажный ветер, на дороге осколками разбившегося гигантского зеркала поблескивали лужи.

Полупустой автобус цвета вишневого мороженого, громыхая, подпрыгивал на каменистой дороге. От остановки если напрямую, до аэродрома было минут десять по мокрой траве мимо огороженных заповедных садов, из которых мальчишки приносили под утро персики и апельсины.