Поскольку никаких возражений не последовало, даже со стороны привычных критиканов, Ашенден перешел к объяснению достоинств такой экскурсии: перенесемся в двенадцатое столетие, когда зародился университет, и оттуда постепенно, шаг за шагом, — причем сидя, щадя собственные ноги, — вернемся через века в наше время и к тому же получим еще одно удовольствие. По мере переезда от одного памятного места к другому мы услышим комментарии не кого иного, как самого сэра Алека Гиннесса. Эта экскурсия планировались как дополнительная за отдельную плату, вы читали об этом в рекламной брошюре, но ввиду... печальных событий... Словом, компания согласилась провести экскурсию бесплатно, что экономит каждому два фунта стерлингов.
— Очень мило с ее стороны, сэр, — выразил свои чувства Фил Олдрич, и несколько других туристов громко поддержали его.
Страдавший от обострившегося простатита Сэм Кронквист забеспокоился, не означает ли последняя строчка в листовке, что тем, кого нельзя отнести к инвалидам, не будут предоставлены условия для пользования туалетом, но оставил это при себе.
Это значит, продолжал Ашенден, что образуется не очень удобный разрыв между 11.15 и 12.30, и он рад сообщить о том, что миссис Уильямс, мистер Даунс и доктор Кемп согласились провести импровизированную беседу об Оксфорде, университете и горожанах. Это произойдет в танцевальном зале в 11.30 утра.
Теперь о том, что будет после обеда.
Ашенден еще раз призвал слушателей обратиться к первоначальному расписанию и подтвердил, что за исключением презентации, намечавшейся на 18.30, программа будет выполняться так, как и указано в листочке. Вероятно, было бы разумным, впрочем, начать экскурсии по группам в 14.45. Это удобнее. Доктор Кемп к этому часу будет ждать свою группу непосредственно у входа в Эшмолеан, мистер Даунс — свою у памятника Мученикам, а миссис Уильямс — в вестибюле гостиницы. Это понятно? И огромная просьба постараться не отстать от группы, в которую записались с самого начала. Сейчас получилось очень хорошо, все распределились более или менее равномерно. Нет, у него и в мыслях нет помешать кому-нибудь перейти в другую группу, ну что вы...
Группа опять, по-видимому, полностью соглашалась с предложенными изменениями, и Ашенден перешел к последнему вопросу. Просьба ко всем проставить новое время для ужина: он состоится пораньше («Это правильно, миссис Роско?») — не в 20.00, а в 19.30. К ним присоединятся три члена попечительского совета Эшмолеана, и он будет считать, что на этот заключительный ужин придут все, а если кто-нибудь не собирается, то убедительная просьба сообщить ему. Он знает, что этот ужин был объявлен как бы вне программы, по выбору, но ввиду...
Десятью минутами позже, уже в забитом людьми вестибюле гостиницы, миссис Роско не сумела справиться с децибелами своего голоса, обращаясь к королю бекона из Сакраменто:
— Фил, мне сказали, что в автопоезде мы будем сидеть по двое...
— Ага! О’кей, Джанет. О'кей.
Глава шестнадцатая
Проходя здесь, вы зрите великих ученых, естественников и гуманитариев, государственных мужей, мыслителей, писателей, актеров, монархов и мучеников, ставших частью оксфордской истории. Перед вами промелькнут люди, которых вылепил Оксфорд и многие из которых, в свою очередь, помогали лепить мир.
В 9.50 Седрик Даунс во главе потянувшихся за ним туристов проследовал по ступенькам «Рандольфа», повернул направо и перешел улицу. Перед самым памятником Мученикам он остановился.
— Вот здесь... — Он указал на массивный чугунный уличный знак, на котором белыми буквами было написано «Магдален-стрит», и группа скучилась вокруг него. — Все, ну, почти все знают, что она произносится: «Модлин-сгрит»[8] как будто в ней есть что-то сентиментальное, печальное. Так называют ее водители автобусов. А в восточном Оксфорде у нас есть Магдален-роуд, и те же самые водители автобусов называют ее «М-а-г-дален-роуд». Я рассказываю вам это, друзья, только для того, чтобы показать, что не все здесь так просто, как кажется на первый взгляд. Двинулись дальше!
— Я этого не знала, Фил, — заметила Джанет Роско, так тихо, как будто хотела, чтобы слышал только один он. — Очень интересно.
Группа проследовала на Брод-стрит, где Даунс снова остановился, на этот раз прямо перед домом директора колледжа Бейллиол.
— Здесь, слева от вас, вон там, на стене, доска, то самое место, где были сожжены на костре Латимер и Ридли, а позже и Кранмер, это было в 1555 и 1556 годах. Дату совсем легко запомнить, правда? Вы можете видеть это место, крест... Видите? Прямо посредине дороги.
Вся группа притихла. Те, кто обладал достаточно сильным воображением, представили себе, как сизые языки огня, извиваясь, змеями устремились к небу и как потом вдруг вспыхнули длинные, ниже колен рубашки на мучениках, а другие, наверное, слышали душераздирающие крики жертв, живую плоть которых поглощает жар... Несколько секунд все стояли, как бы потрясенные словами Седрика Даунса. Возможно, на них подействовало то, как он произнес их — скорбно, просто и с большим достоинством...
— Ну, вот мы и пришли! Ходить больше не придется. Оп показал на тройную арку входа в трехэтажное здание, в котором размещался Мутей истории Оксфорда.
В тот же вечер мисс Джинджер Бонетти написала пространное письмо своей замужней сестре в Лос-Анджелес, некой миссис Джорджи Бонетти, вышедшей замуж за человека по фамилии Бонетти, Антонио Бонетти (бывает же такое совпадение, и Морс получил бы большое удовольствие от этого, потому что обожал совпадения, но, поскольку мисс Джинджер Бонетти не суждено больше сыграть какую-то роль в дальнейшей судьбе Волверкотского Языка, то этого не случилось).
Привет, сестренка! Мы провели чудное утро в Оксфорде. Здесь есть, знаешь, такое развлечение для туристов, называется «Оксфордская история», и там мы сели в малюсенькие вагончики, но они больше похожи на старые школьные парты, садишься по двое, перед тобой дощечка-столик, и сидишь, как будто сейчас заговорит учитель и придется снова переписывать алфавит, помнишь? Потом мы двинулись, поехали по спиральному пути со скоростью, не поверишь, 0.000001 мили в час. И ты сидишь за этими двойными партами и слушаешь, что тебе рассказывает — догадайся кто? — сэр Алек Гиннес! То есть слышишь его голос. Ну и мы ехали, и я все время писала, и у меня для тебя есть брошюрка обо всех этих людях, Роджере Бэконе, Томасе Бодли, Чарлзе Керсте, Карле Первом (какой же он был маленький!), Гоббсе, Локке, Уилкинсе К... (?) (никак не разберу, что я написала), сэре Кристофере Рене, Бойле (помнишь нашего учителя-физика?), Джоне Уэсли (а может быть, он пишется Уэссли), Алисе (да, да, той самой!), Эдварде Уильяме Гладстоне и бездне всяких других членов парламента или премьер-министров. И конечно же о Кранмере и протестантских Мучениках, и теперь я припоминаю, что позабыла столько много других. Ты чего-нибудь поняла, Джорджи? Во всяком случае, было прелесть как хорошо, мешало только то, что тот, кто сидел передо мной, должен был выслушивать непрерывную болтовню жуткой, ну страшной коротышки, эта баба явно старалась заманить в свои сети очередную жертву. Но главное событие я оставила под конец. Помнишь, я говорила тебе про драгоценности, которые одна из наших туристок собиралась передать в оксфордский музей здесь? Так вот, у этой бедняжки был вчера сердечный приступ, она умерла, а кто-то украл ее сумочку, а в сумочке лежали эти драгоценности! Теперь уже нигде нельзя жить спокойно. А ты говоришь! У нее вообще со здоровьем было не все хорошо, и муж сказал, что она знала, что рано или поздно это должно случиться, но случилось так не вовремя, то есть, я хочу сказать, для нашего тура. Эдди, муж этой леди, не хочет, чтобы мы принимали все это слишком близко к сердцу, и все у нас идет своим ходом, как указано в программе, а так, он ее второй муж! Очень хороший человек. Но мне кажется, деньги у нее были, и я очень надеюсь, что она была хорошо застрахована. Так что, как видишь, у нас тут столько событий!
Привет Анджело.
Джинджер
P.S. Забыла сказать, что поначалу в этом музее было чуток скучновато.
P.P.S. Моя комната выходит окнами как раз на Эшмолеан — видишь крестик на вложенной открытке?
8
Maudlin (англ.) — сентиментальный.