В те дни впервые за много недель у меня появилось время, чтобы подытожить и обдумать накопившийся боевой опыт. И не только его, а все, чему я был свидетелем и в чем участвовал, начиная с того момента, когда противовоздушная оборона Черноморского флота и главной флотской базы встретила огнем налет первых вражеских бомбардировщиков. Вспоминал прошедшие месяцы, думал о том, что такое напряжение, которое выдерживали наши люди на фронте, перед войной считалось бы немыслимым. [74] Но то, что еще полгода назад могло показаться невозможным, с первых дней войны стало тяжелой, но будничной работой. Мои товарищи по полку совершенно не думали о том, что каждый день они совершают что-то из ряда вон выходящее. Они спокойно и осознанно выполняли свой долг, и было в этом что-то более глубокое, чем честолюбивое, как некоторые считали, стремление к подвигу. Было в этом какое-то высшее для человека осознание своей нужности, роли и профессионального предназначения.

Бесстрашных людей, видимо, не бывает. Что героями не рождаются и не становятся по наследству, истина бесспорная. Все лучшие качества в человеке воспитываются. Воспитываются великими нравственными идеями и всем ходом жизни, подчиненным воплощению этих идей.

В трудные дни осени сорок первого года я еще раз убедился в том, насколько серьезно подготовлены мои боевые друзья в духовном отношении к самым суровым испытаниям. Не случайно ведь именно в эти самые неудачные для нас месяцы войны отлаженная, чудовищная по своей силе военная машина нацизма оказалась подорванной и «забуксовала» в самом начале задуманного грандиозного «похода на Восток». Лопнул фашистский план молниеносной войны. Начавшееся в декабре успешное контрнаступление наших войск под Москвой сделало это очевидным для всего мира.

* * *

Под Москвой разворачивались важнейшие события, а мы все сидели в ожидании самолетов и с жадностью читали ежедневные сводки с фронта. Особым смыслом наполнялись названия освобожденных городков и поселков, о которых мы в довоенную пору и не слыхивали. Теперь какой-нибудь населенный пункт, затерянный в снежных равнинных просторах, звучал для нас громче, чем название столицы иного государства.

На досуге я, военный летчик и командир, поневоле размышлял над сугубо профессиональным вопросом: а как дрались мы? Особенно остро стоял вопрос о тактике воздушного боя и о наших боевых порядках.

Еще до войны, по опыту воздушных боев в Испании, мы знали, что немцы летали парами. Две пары — звено. Наши же боевые порядки традиционно, практически с момента зарождения в 1913 году, состояли из звеньев [75] трехсамолетного состава. Три звена — отряд. Так было в первую мировую войну, в гражданскую, так мы летали у озера Хасан, на Халхин-Голе, с этой организационной структурой начали и Великую Отечественную войну.

Между тем, применяя боевые пары, гитлеровцы вовсе не открывали ничего нового. Выдающийся русский летчик-истребитель Евграф Крутень, который прославил отечественную авиацию в ходе первой мировой войны, разработал более 20 способов атаки и выхода из нее, оставил несколько работ, в том числе и по тактике воздушного боя. Уже в те далекие времена этот воздушный боец сформулировал многие принципиальные положения, касающиеся использования истребительной авиации. В частности, к самолету Е. Крутень предъявлял следующие требования: «... скорость вертикальная и горизонтальная, верткость (на нашем терминологическом языке — маневренность. — Г. З.) аппарата и высокий потолок». Скорость, маневренность, высотность и по сей день остаются важнейшими качествами самолета-истребителя. В тактике воздушного боя Е. Крутень считал главным умелое сочетание маневра и огня. «Надо подойти к противнику в упор, — писал он, — и только тогда открывать огонь наверняка»{5}. Он же пришел к выводу и о целесообразности парного построения боевого порядка, обеспечивающего лучший маневр и взаимодействие в воздушном бою.

Все это, повторяю, было очевидным для русского летчика еще на заре развития истребительной авиации. Узнав об этом, я еще раз убедился в справедливости ходкой поговорки о том, что новое — это хорошо забытое старое. Приходится только сожалеть, что использование боевых порядков, о которых писал Е. Крутень, мы вынуждены были как бы заново осваивать в ходе тяжелейшей войны. Ведь с первых же боев мы почувствовали недостатки звена трехсамолетного состава. Но при этом за несколько месяцев боевых действий я не слышал, чтобы кто-нибудь где-нибудь заговаривал об этом. Ни снизу, ни сверху. Это вызывало недоумение. Было совершенно ясно, что противник на этом много выигрывает. Парная структура позволяет ему более гибко строить тактику воздушного боя. Пара — основная огневая единица. Действия звеном из двух пар обеспечивают очень хорошую маневренность в бою и надежный обзор всего воздушного [76] пространства. Кто первый увидел — тот уже наполовину победил. Наконец, такой гибкий боевой порядок обеспечивает отличное взаимодействие ведущего и ведомого и пар в звене и, главное, позволяет создавать самые различные боевые порядки, выгодные именно для этого боя. Важно и то, что при этом обеспечивалась более эффективная стрельба всех летчиков звена при индивидуальном, подчеркиваю, прицельном огне каждого.

Что же касается звена трехсамолетного состава, то оно в маневренном бою очень неустойчиво: обычно один самолет отрывался и мог стать легкой добычей врага. Оказать своевременную помощь отставшему летчику в сложной обстановке, когда противник имел преимущество как в количестве, так и в качестве техники, часто было невозможно. Вывод о том, что надо менять боевые порядки, а также одновременно оргструктуру звена и эскадрильи, напрашивался сам собой. Но вводить такие изменения имел право только Главный штаб ВВС. Со временем переход на парные боевые порядки был проведен, но за многие месяцы боев по-старому мы понесли немало излишних потерь.

Думал я и о другом.

Гитлеровцы эшелонировали свои боевые порядки по высоте. Связывая боем наших истребителей своим нижним эшелоном, они часто безнаказанно атаковали силами верхнего эшелона сопровождаемых нами штурмовиков и бомбардировщиков, заставляя нас драться со всеми эшелонами сразу. Это ставило нас в чрезвычайно трудное положение. К тому же в начале боя не всегда удавалось определить количественный и качественный состав сил противника, так как не все эшелоны просматривались. Некоторые из них вообще находились в стороне как резерв и приходили на вызов по радио уже в ходе боя.

Гитлеровцы не отказывались и от боев на виражах: маневренные качества их истребителей позволяли им успешно проводить такие бои со всеми типами наших самолетов. И когда ты уже ввязался в бой на вираже, когда тебя начали атаковывать пары противника из верхнего эшелона, прикрыть тебя сверху было некому.

Мы много проигрывали на этом, но в основном такое положение объяснялось количественным превосходством сил противника.

У нас просто не было возможности эшелонировать по высоте свои малочисленные группы. Но я заметил и другое. В тех редких случаях, когда нам удавалось собрать [77] силы помощнее или когда у нас они были примерно равны с противником, мы все равно не стремились перестроиться и по привычке дрались в одном эшелоне. Это уже объяснялось чисто психологическими причинами. Привыкнув к тому, что нас всегда мало и что мы вынуждены вести оборонительные бои, наши летчики увереннее чувствовали себя, как говорится, в «куче». Когда пилот справа и слева от себя видел товарищей, он чувствовал себя уверенней. Это было свойственно почти каждому. Так «кучей» и начинали бой, а уж дальше — у кого как получалось.

Между тем сама по себе «куча», во-первых, удобный для врага объект атаки, во-вторых, она очень уязвима, поскольку истребители, сбившись в ограниченном пространстве, лишают себя возможности маневра и тем самым взаимной поддержки. Единственное, что мы могли, — рассыпаться на отдельные звенья или поодиночке вообще. Но хуже этого в бою ничего не может быть. Две-три хорошо подготовленные слетанные фашистские пары могли без особого труда раздергать нашу «кучу» и, воспользовавшись бессистемностью ее построения, кого-то сбить. И если мы поражали вражеские самолеты, то только благодаря высокому индивидуальному мастерству наших летчиков, но никак не грамотной тактике воздушного боя.