Сражение над Кубанью заметно подорвало воздушную мощь врага. Окончательный перелом борьбы в воздухе, как известно, наступил в ходе Орловско-Курской битвы. Сейчас для каждого, кого интересует история войны, эти вопросы очевидны. Но в ту пору нужно было иметь обзор стратегического масштаба для того, чтобы в объективном свете постигать ход событий. Естественно, такого обзора я в ту пору не имел и потому мысленно задавал себе вопросы, четкий ответ на которые могло дать только время.

На самолетах Як-9, которые нам предстояло получить, была установлена новая 37-миллиметровая пушка, которая существенно повышала огневую мощь истребителя. Это было очень важно для более эффективной борьбы с вражескими бомбардировщиками. Сильное оружие всегда радует бойца, и потому наши летчики с нетерпением ожидали новые самолеты.

Дивизии же предстояло принимать пополнение — 57 молодых летчиков. На переучивание, отработку групповой слетанности, высшего пилотажа и боевого применения отпускалось всего по 5 часов налета на пилота. Этого, конечно, было крайне недостаточно, особенно для молодежи. Но большего не давали. Когда дело дошло до полетов, я дал указание командирам полков, чтобы летчикам-новичкам планировали по 7–7,5 часов налета за счет времени опытных и обстрелянных воздушных бойцов.

Ветеранам дивизии на освоение Як-9 отводилось только по 2,5–3 часа. Погода нас не беспокоила: в конце июля она, как правило, устойчива. Тревожило снабжение — могли быть перебои с подвозом горючего и других материалов.

С подробным планом подготовки личного состава дивизии я поехал в штаб ВВС к генералу А. В. Никитину. Алексей Васильевич внимательно рассмотрел план, дал «добро» и приказал мне лететь в запасную бригаду в Саратов для отбора молодых летчиков. Тут же мне было выдано предписание на имя командира бригады полковника С. К. Михайленко. В нем было сказано, что по указанию Верховного Главнокомандующего из состава бригады необходимо отобрать 57 лучших летчиков для укомплектования 240-й истребительной авиационной дивизии.

В разговоре генерал сказал мне, что 240-я истребительная авиадивизия одной из первых получает самолеты [204] Як-9 с 37-миллиметровой пушкой и что ходом подготовки дивизии интересуется И. В. Сталин. Верховный, по словам А. В. Никитина, был заинтересован также в том, чтобы противник сразу же почувствовал, что у нас новые самолеты и поставлено новое мощное вооружение. К концу подготовки, указал А. В. Никитин, я должен доложить лично И. В. Сталину, как будет вводиться в бой дивизия. Насчет вызова для доклада мне, мол, будет дано особое указание.

* * *

На самолете Як-9 я вылетел в Саратов. Маршрут был проложен через Подольск и Тамбов. Благополучно произвел посадку в Саратове и, не теряя времени, поспешил в штаб бригады. Дежурный офицер доложил, что из командования бригады в штабе никого нет, поскольку сегодня выходной день.

— Все на отдыхе, — сказал он как о чем-то вполне естественном и привычном.

Это было совершеннейшей неожиданностью, поскольку для меня все выходные закончились 22 июня 1941 года и я вообще забыл о том, что существует такое понятие — выходной.

— Оказалось, командир бригады вместе с заместителями уехал на рыбалку. Связи с ними нет, пояснил дежурный, но если дело очень срочное, то можно послать на место рыбалки машину. Ехать туда примерно час. Делать было нечего. Я написал записку, в которой весьма настойчиво попросил командира бригады срочно прибыть в штаб. Машина тут же ушла. По моим прикидкам, получив записку, начальство должно было появиться к 16.00. Поэтому, когда оно прибыло к десяти вечера, я уже был вне себя от раздражения.

— Что у вас за срочное дело? — спросил командир бригады с недовольным видом.

Сдержанно, хотя это мне стоило внутренних усилий, я объяснил, что прибыл за летчиками по указанию Верховного Главнокомандующего, и предъявил ему предписание.

— Но у нас всегда только срочные дела и всегда только по указанию Верховного, — с раздражением заметил командир бригады.

Этого я уже снести не мог. Быстро представил себе, [205] где был бы этот полковник, если бы на фронте он не то что сказал, а только подумал бы этак...

— Засиделись вы здесь, — отрубил я. — Тряхнуть бы вас и выгнать бы всех на фронт, на передовую, в самое пекло!

— Много вас таких грозных, — совершенно невозмутимо отреагировал полковник.

В конце концов я совладал с возмущением, которое накопилось во мне за полдня ожидания. Ведь прежде всего мне нужно было решить вопрос, ради которого сюда прилетел. Чувствовал, однако, что совесть моя не будет спокойна, если не проучу этого заевшегося тыловика. Но у меня будет возможность в Москве просить, чтобы здесь навели порядок.

Отобрав летчиков, на следующий день я вернулся в свой штаб и доложил А. В. Никитину, что задание выполнено. Вскоре мне пришлось говорить по служебным делам с начальниками того саратовского полковника, и я сказал все, что думал о командире запасной бригады. Был неприятно удивлен, когда увидел, что начальство этим полковником довольно и никаких мер, видимо, не примет. Позже рассказал обо всем генералу А. В. Никитину. Алексей Васильевич возмутился услышанным и обещал принять строгие меры.

* * *

Между тем подготовка дивизии шла по плану. Все самолеты с завода были получены вовремя. Отобранные из запасной бригады летчики прибыли через трое суток. По-прежнему меня беспокоила летная подготовка — в дивизии больше половины пилотов представляла теперь необстрелянная молодежь, и отпущенные нам нормы налета, конечно, были малы. Снова поехал в Москву, в штаб ВВС к генералу А. В. Никитину, и доложил ему, что необходимо увеличить налет, чтобы на фронте соединение было вполне боеспособным. Алексей Васильевич все это, видимо, понимал, но в ту пору — и я об этом знал — были серьезные трудности с горючим: шло лето сорок третьего года. Я сказал, что если придется докладывать И. В. Сталину об уровне подготовки летчиков, то я должен буду заявить, что необходимо увеличить нормы налета минимум вдвое. Поинтересовался также тем, куда нас направят.

— Точно сказать трудно, — ответил А. В. Никитин, — [206] но пока планируем район Курской дуги. Готовиться нужно к этому.

Через два дня после моей поездки в Москву нам добавили еще по 5 часов налета. Это уже было неплохо: с такой подготовкой можно было вполне успешно воевать.

Истребитель Як-9 всем летчикам понравился. Эта машина отвечала требованиям своего времени. Она была создана для воздушного боя и полностью соответствовала своему предназначению. На истребителе Як-9 с успехом можно было сражаться с вражескими машинами всех систем и модификаций. 37-миллиметровая пушка обеспечивала большую эффективность поражения цели. Но при тренировочной стрельбе сразу выявилась особенность: стрельба длинными очередями с больших дистанций недостаточно эффективна — сильная вибрация оружия при стрельбе сбивала точное прицеливание. Она была следствием недостаточной амортизации крупного для авиационной пушки калибра. Кроме того, оружие имело большую скорострельность, а в боекомплекте было всего 30 снарядов. Значит, двумя очередями за несколько секунд можно было его израсходовать целиком. Тренировки показали, что наибольший эффект достигается при стрельбе короткими очередями (2–3 снаряда) с дистанции не более 100–150 метров. В применении к фронтовым условиям это означало, что летчик должен использовать первую атаку для безусловного уничтожения вражеского самолета.

В период переучивания я больше всего внимания уделял 900-му истребительному авиаполку. Командовал им майор А. Ф. Хотинский, заместителем по политчасти у него был майор И. О. Кутасин, начальником штаба подполковник А. И. Иваненко. Все они были знающими, опытными командирами, но часть в целом представлялась послабее других, поскольку в боях на Сталинградском и Брянском фронтах понесла большие потери и теперь в основном укомплектовалась молодежью. Поэтому и по прибытии на фронт 900-й полк всегда базировался на том аэродроме, который был ближе других к штабу дивизии. Забегая вперед, отмечу, что, несмотря на обновленный летный состав, воевал полк потом достаточно хорошо.