Параллельно с летной шла интенсивная командирская учеба. Во всех полках были проведены конференции, в ходе которых я получил представление об уровне подготовки [207] руководящего состава полков. В конце обучения в дивизии была проведена летно-тактическая конференция, на которой были всесторонне освещены различные аспекты боевой работы истребительной авиации. Были также проведены показательные воздушные бои и стрельбы.

* * *

Пребывание на Ленинградском фронте во многом обогатило наш прежний опыт, и все это было самым серьезным образом учтено при проведении занятий в полках.

Некоторые наиболее важные моменты мне бы хотелось тут выделить особо.

Опыт отражения массированных налетов авиации противника наглядно подтвердил большое значение станций «Редут», объединенных в единую систему. Своевременный подъем истребителей в воздух обеспечивался тем, что данные со станций централизованно передавались во все заинтересованные инстанции и поступали непосредственно на КП полков. Кроме того, полки имели прямую проводную и радиосвязь с ротными постами ВНОС. Данные станций «Редут» с КП полка немедленно передавались командиру дежурной эскадрильи. Поэтому тот знал воздушную обстановку еще до взлета и сразу мог принять предварительное решение на построение боевого порядка для встречи с противником, а это имело большое значение.

С целью повышения маневренности в бою рекомендовались глубокие боевые порядки наших истребителей. Полк — из колонны эскадрилий, каждая эскадрилья — из колонны звеньев. В таком случае полк приобретает маневренность на уровне эскадрильи, эскадрилья — на уровне звена. Это важно использовать при действиях по глубоким боевым порядкам бомбардировщиков противника для проведения одновременной атаки по всей группе.

При отражении массированных налетов бомбардировочной авиации противника, имеющей сильное сопровождение, нашей истребительной группе прикрытия (как правило — в составе полка) первую атаку необходимо было осуществлять внезапно по бомбардировщикам, а после этого связывать боем истребителей сопровождения, чтобы усилить действие второго, ударного эшелона дивизии и нанести еще один сосредоточенный удар по бомбардировщикам. [208]

При широком построении бомбардировщиков — если встреча происходит на дальних подступах к цели — наибольший успех достигается при координированном ударе основных сил истребителей по головной и хвостовой части построения или одновременном ударе по разным его флангам.

Но во всех случаях успех приносят только согласованные, заранее продуманные действия. Если же вражеские бомбардировщики находятся в непосредственной близости от цели, то нашим истребителям надо действовать по головным группам и их ведущим. Это, как правило, срывает прицельное бомбометание или не позволяет произвести его вовсе.

Командиры полков должны были шире практиковать свободный поиск самолетов противника над его территорией для перехвата вражеских авиационных групп еще на подступах к линии фронта. С этой целью в частях необходимо было создать и закрепить постоянные пары охотников. Подбор их следовало осуществлять из самых Опытных, результативных по победам в боях летчиков. В такие пары, как правило, сводили летчиков, связанных между собой боевой дружбой и взаимным доверием. Основой тактики охотников было высокое индивидуальное летное и огневое мастерство каждого, инициативность, смелость, смекалка и умение организовывать внезапные атаки.

* * *

Борьба в небе Ленинграда вскрыла и некоторые недостатки в нашей подготовке. Например, выявилась необходимость уделять самое пристальное внимание качественной стороне занятий в полках. Разборы многих важных для нас боев в частях проводились иногда формально, роль теоретической подготовки явно недооценивалась, в результате в последующих боях летчики и командиры групп нередко повторяли уже совершенные однажды ошибки, и на этом мы несли неоправданные потери. Такая практика была совершенно недопустимой. В период, когда мы перевооружались на самолеты Як-9 и готовились к следующему этапу боев, я принял все меры к тому, чтобы занятия в полках проводились на высоком уровне. В дивизию пришла в основном молодежь, и для нее каждое упущение в учебе могло обернуться большой бедой. [209]

Готовность соединения к боевым действиям проверяла инспекция ВВС Красной Армии и признала ее отличной. У всех после проверки было очень приподнятое настроение.

Оставалось только выяснить, на какой фронт нас пошлют. Я подготовил Верховному Главнокомандующему доклад по вводу дивизии в бой.

Во второй половине августа меня трижды вызывали в Москву, трижды генерал А. В. Никитин звонил в приемную И. В. Сталина, и каждый раз оттуда мне приходило указание ждать вызова. Я ждал всякий раз по нескольку часов, однако в конце концов из Кремля сообщали, что Верховный занят и принять не сможет. В последний приезд в столицу все определилось окончательно. Как и раньше, после длительного ожидания мне было сказано, что Сталин занят, но если, мол, дивизия готова, ее можно отправлять на фронт.

В августе мы готовились к перелету на курский участок. Нам выдали полетные карты этого направления. Не были известны только аэродромы базирования полков, и мы ждали сообщения об этом. Каждый понимал, какие крупные и важные события происходят в эти недели на Курской дуге. Но к тому времени, когда соединение закончило подготовку, наши войска уже добились перелома в ходе грандиозной битвы и на широком фронте перешли в наступление. Вместе с этим началось наступление и на других участках огромного советско-германского фронта. И вот вместо уже изученного нами южного направления, на которое все у нас мысленно нацелились, мы должны были по приказу от 24 августа 1943 года перебазироваться на северо-западное направление, на базовый аэродром Ржев. 240-я истребительная направлялась на Калининский фронт в распоряжение командующего 3-й воздушной армией.

На новом фронте

В день получения нового приказа я вылетел в Ржев. Первым по графику туда должен был перелететь 42-й истребительный авиаполк, но мне надо было раньше осмотреться и встретить его и другие полки уже на базовом аэродроме.

Во время полета под крылом виднелись следы длительных ожесточенных боев. Часто попадались выжженные [210] поселки и деревни. Над пепелищами торчали одинокие мертвые печные трубы. Печальная, разоренная наша земля оставляла в душе тяжкое, гнетущее чувство.

Ржев с воздуха показался мне мертвой зоной. Ни одного целого дома, никакого движения на улицах — полное впечатление, что город покинут людьми. Это первое ощущение, как вскоре выяснилось, почти соответствовало истине: жителей там после почти полуторагодового периода фашистской оккупации оставалось совсем немного.

Взлетно-посадочная полоса была в плохом состоянии. Я это почувствовал при посадке. Самолет бросало во все стороны, в начале пробега он несколько раз отрывался от полосы, и удерживать его на дорожке было очень трудно.

Зарулив, куда мне указывал руководитель полетов, я выключил зажигание и отправился на полосу. В воздухе никаких самолетов не было, поскольку аэродром готовился принимать полки нашей дивизии.

Полоса оказалась в еще более плачевном состоянии, чем я смог почувствовать это при посадке. Воронки на ней самой и на рулежных дорожках были заделаны наспех, небрежно. То там, то здесь торчали целые кирпичи и острые углы больших камней. Видимо, ремонтными работами руководил человек, не имеющий понятия о безопасности полетов. Я не на шутку встревожился. Но за оставшееся время ничего собственно уже нельзя было исправить.

Расстроенный, я свернул с полосы на грунт, чтобы идти к радиостанции, но сопровождавший меня офицер из стартового наряда вдруг закричал:

— Мины! Тут кругом все заминировано!

Я остановился, и он, понемногу успокаиваясь, пояснил:

— Идти можно только кружным путем: еще не успели разминировать.

Час от часу не легче. Полоса — в аварийном состоянии, в сторону ступить нельзя ни шагу — все заминировано...