Вот графический разрез реки (масштаб в 2 линиях равняется 10 футам).

Вода стояла во время промера на среднем уровне. Скорость течения была 170 футов в одну минуту.

Зимой, когда морозы угонят на юг многочисленных водяных птиц Лоб-нора, животная жизнь делается здесь весьма бедной. Только в тростниках встречаются маленькие стайки бородатых синиц — Panurus barbatus, да камышовые стренатки [овсянки] — Cynchramus schoeniclus, С. pyrrhuloides; изредка, неслышным полётом, словно украдкой, пролетит лунь — Circus rufus, С. cyaneus. На береговых солончаках вспугнёшь иногда стадо малых [серых] жаворонков — Alaudula leucophaea, в кустах тамарикса изредка найдёшь дятла — Picus sp., Rhopophylus deserti и Passer ammodendri [саксаульный воробей]. Возле жилых мест держатся чёрные вороны — Corvus orientalis, там, где посуше, кое-где попадётся коренная жительница пустыни, саксаульная сойка — Podoces iarimensis. Если прибавить сюда редких фазанов[92], да в малом числе зимующих шевриц [луговой конёк] — Anthus pratensis и, как говорят, лебедей и выпей, то мы получим полный список зимней орнитологической фауны Лоб-нора.

Из млекопитающих здесь водятся: тигр, волк, лисица, кабан, заяц, джейран, — всё не в изобилии; даже мелких грызунов (песчанок и мышей) — и тех весьма немного.

Зато весной, в особенности ранней, Лоб-нор, в буквальном смысле, кишит водяными птицами. Действительно, описываемое озеро, помещённое среди дикой, безводной пустыни, как раз на перепутье от юга к северу, служит великой станцией, в особенности для водяных и голенастых птиц. Если бы не существовало таримской системы, то пути пролёта в Средней Азии были бы, несомненно, иные. Тогда для птиц не находилось бы места отдыха на полпути от Индии до Сибири; в один же мах пернатые странники не могли бы перенестись от Гималая за Тянь-шань.

Прежде нежели перейдём к описанию весны на Лоб-норе, расскажем о его жителях.

Эти последние, известные, как упомянуто выше, под именем кара-курчинцев, живут в одиннадцати деревнях, расположенных большей частью внутри озера Лоб-нор ⁽⁴²⁾. Число каракурчинцев ныне простирается до 70 семейств, в которых приблизительно около 300 душ обоего пола.

Плодовитость всех вообще обитателей Лоб-нора невелика, чему причиной, конечно, невыгодные условия существования. В редкой семье бывает пять, шесть детей; обыкновенно же двое, трое; иногда ни одного.

Однако прежнее, и притом недавнее, население Лоб-нора было гораздо многочисленнее нынешнего. В Кара-курчине считалось тогда до 550 семейств, из которых две трети жили на самом Лоб-норе. Но лет двадцать назад оспа в несколько месяцев уничтожила почти всё это население. Из оставшихся, ныне живущих, почти все переболели тогда названной болезнью. Но и эти ничтожные остатки прежних лобнорцев сохранились в первобытной чистоте лишь внутри озера Лоб-нор. Прочие обитатели Кара-курчина уже начали изменять свой прежний быт: развели стада баранов, частью и другого скота, начали сеять хлеб и употреблять его в пищу. Такое изменение к лучшему, по крайней мере, хлебопашество, началось весьма недавно под влиянием переселенцев из Хотана, живущих в Чархалыке. В окрестностях этой деревни каракурчинцы сеют (во второй половине марта) свой хлеб (пшеницу), так как на самом Лоб-норе нет пригодных для этого местностей[93].

Тем ценнее то обстоятельство, что мне удалось видеть остатки примитивного быта обитателей Лоб-нора[94]. Пройдёт ещё несколько десятков лет, и, быть может, многое, рассказанное теперь мною, будет звучать преданьем как бы о временах давно минувших.

Относительно наружного типа каракурчинцы, так же, как и обитатели Тарима, представляют смесь различных физиономий, между которыми иные напоминают монгольскую породу. В общем, всё-таки господствует тип арийского племени, хотя далеко не чистый. Сколько я мог заметить, характерными чертами каракурчинцев служат: средний и малый рост; слабое телосложение со впалой грудью; сравнительно небольшая голова, правильный, недлинный череп; выдающиеся скулы и острый подбородок; малая борода вроде эспаньолки, ещё меньшие усы и баки; вообще слабый рост волос на лице; часто толстые, как бы вывороченные, губы; наконец, тёмный цвет кожи, отчего, быть может, произошло и само назнание каракурчинцы (кара-кошун), т. е. чёрный кошун.

Язык каракурчинцев тот же, что и у всех обитателей нижнего Тарима. По их словам, этот язык близко подходит к хотанскому наречию, но более разнится от корлинского и турфанского. Вообще, все жители Тарима и Лоб-нора одного происхождения, но первые более подверглись влиянию и наплыву чужеземцев из притяньшанских оазисов.

Теперь собственно о каракурчинцах, живущих внутри Лоб-нора. Начнём с жилищ.

Плывя вниз по Тариму, узкому и извилистому, по берегам же обросшему огромными тростниками, путешественник вдруг видит на берегу реки три, четыре лодки, а за ними небольшую, свободную от тростника площадку, на которой тесно стоят несколько квадратных загородей из тростника. Это деревня. Жители, завидев незнакомого человека, попрятались и украдкой выглядывают сквозь тростниковые стены своих жилищ. Заметив же гребцов из своих и своего начальника, вылезают к берегу и помогают причаливать лодке. Выходишь на берег и осмотришься кругом. Везде болото, тростник, — и больше ничего; клочка нет сухого. Дикие утки и гуси полощутся возле самого жилья, а в одной из таких деревень, чуть не между самими постройками, спокойно рылся в болоте старый кабан.

Идём в само жилище. Это — квадратная загородка из тростника, который один служит материалом для всей постройки; даже столбы, по углам и в середине фасов, сделаны из тростника, связанного в снопы. Тот же тростник настлан на земле и служит хотя малой покрышкой болотистой почвы, — по крайней мере, сидишь не прямо на грязи. В некоторых жилищах я встречал еще в половине марта зимний лёд под тростником на полу. Каждый фас описываемого жилья имеет сажени три в длину; с южной стороны проделано отверстие для входа; крыша настлана также тростником, но до того плохо, что не слишком защищает даже от солнца, не только что от непогоды. Таковы также и стены; во время бури ветер проходит сквозь них не труднее, чем и через заросли камыша вообще.

Посредине жилья выкопана небольшая яма для огня. Топливом служит тот же тростник. Вообще, это растение приносит неоцененные услуги жителям Лоб-нора, доставляя материал для построек и топлива; кроме того, молодые весенние побеги тростника употребляются в пищу, а метёлки осенью собираются для постели. Наконец, из этих же метёлок летом некоторые, впрочем, уже более цивилизованные, лобнорцы, вываривают тёмную, тягучую массу сладкого вкуса, употребляемую как сахар.

Другое растение, столь же важное для обитателей Лоб-нора и Тарима, — это кендырь, кустарник, доставляющий, подобно нашей конопле, волокно, из которого приготовляется пряжа, а из неё холст для одежды и сети для рыбной ловли. Кендырь растёт в изобилии по всему нижнему Тариму, но на озере Лоб-нор его мало, так что каракурчинцы осенью и весной ездят на Тарим добывать описываемое растение, способ использования которого изложен выше.

Одежда кендыревой ткани у каракурчинцев состоит из армяка и панталон; шапка на голове зимой баранья, летом войлочная. Обувь носится только зимой, да и то весьма плохие чирки, вроде башмаков, из невыделанной шкуры; летом же все каракурчинцы, не исключая и их начальника, ходят босыми. Зимой под летний армяк для теплоты подшиваются шкурки уток, выделанные солью; пух и перо тех же уток, вместе с метёлками тростника, служат постелью, но это уже комфорт. Многие прямо ложаться спать на голый тростник, постланный на болотистом полу жилья; покрышки никакой; тот же рваный армяк, который каракурчинец носит днём, прикрывает его и ночью. Только для теплоты несчастный свернётся клубком, иногда даже навзничь спиной, поджав под себя руки и ноги. Таким способом при мне улеглись пять человек наших гребцов — все плотно друг к другу, словно кучка животных.