— А ты будешь меня вспоминать?

— Не знаю. Наверное. Других я помню, но вспоминаю нечасто. Не обижайся. У меня в Москве своя жизнь, которой я очень дорожу.

— Мне предлагается шанс, а тебе его никогда не предлагали. Ты мне завидуешь?

— Наверное, нет.

— А ты бы сама согласилась?

— Опять же … не знаю. Иногда я думаю, что да, и иногда мне кажется, что я бы испугалась.

Лида посмотрела на часы в гостиной. Хотя и жалко, но пора Андрея выпроваживать. Через 10 минут встреча с последней на сегодня клиенткой. Она сейчас вступит в коридор. Изольда Мисина, москвичка, одинокая, 86 лет. И ней будет нелегко, тем более, что о ней хозяин ее особо предупреждал. Лида прижалась к плечу Андрея и в следующее мгновение его с ней рядом уже не было. Вместе с его телом у нее в голове исчезли и воспоминания о нем. Сейчас только пожилая Изольда занимала ее мысли. Усталости как и не бывало. По белой стене гостиной заскользили четкие кадры: сильно пожилая грузная женщина идет по лесу рядом с другой пожилой женщиной. Видны только их спины. Время от времени подруга спотыкается и Изольда придерживает ее под руку. Они идут медленно, Изольда чуть быстрее, она беспрестанно оглядывается, останавливается и подруга догоняет ее мелким семенящим шагом. Вот они останавливаются, какое-то время топчутся на месте, потом идут в другую сторону. Видно, что обе не особо знают, куда идти. Лида слышит их голоса, Изольдин, раздраженный и усталый, и скрипучий, с капризными интонациями, голос ее спутницы:

— Ну, где ваше озеро? Вы же мне говорили, что знаете, где оно? Я устала, мне надо домой. Я больше не могу.

— Вот всегда вы так, Ольга Леонидовна, зря я вас с собой взяла. Вы как маленький ребенок, совсем не можете потерпеть. Что дома-то целый день сидеть? Озеро, говорят, красивое, мы его сейчас найдем. Это же недалеко. Ну, потерялись мы немного, ну и что? Считайте это прогулкой.

— Нет, Иза, хватит, ведите меня обратно. Не хочу я никакого озера. Скоро ужин. Я голодная.

— Да, что вы ей-богу: то в туалет хотите, то вы голодная, то устали. Я старше вас, но ныть не привыкла. Я собралась идти на озеро и найду его, а вы можете, если хотите, возвращаться, я вас не держу.

— Вы что меня одну отпустите? Одну?

— Ольга Леонидовна, да, я вас отпущу одну. Я всегда одна гуляю. Идите просто назад, видите дорожку, она вас приведет как раз к воротам санатория. Давайте, идите.

— Я не могу одна.

— А я не могу с вами. Я дальше пойду, если угодно, идемте со мной, но не нойте только. Я больше не могу выносить вашего нытья.

— А вдруг я заблужусь.

— Ой, перестаньте, не такой уж тут дремучий лес. Идите, идите, действительно, не дай бог, ужин пропустите.

— А вы? Есть не хотите?

— Идите, Оля, идите.

Лида наблюдала за их лицами: Изольдино становилось жестким и злобным, Ольгино — растерянным и недоуменным, как у избалованной маленькой девочки, за которой взрослые вдруг отказываются присматривать. Изольда резко отвернулась от подруги и решительно пошла в другую сторону, удаляясь все дальше. Ольга, опустив голову, семенила к санаторию, что-то обиженно бормоча. Лида перестала за ней следить, ее теперь интересовала только Изольда. Она шла не быстро, но решительно, отмеряя каждый свой шаг палкой. Палка вовсе не помогала Изольде идти, но с ней она чувствовала себя уверенней, тем более, что на палке, как и на всех прочих медицинских рекомендациях, настояла подруга-доктор Ольга Владимировна, которая была для нее непререкаемым авторитетом. Изольде в последнее время везло на имя «Ольга». Действительно, где же это чертово озеро? Говорили, близко, а на самом деле — далеко. А может она запуталась и идет не в ту сторону. Иза прошла своим решительным шагом еще метров двести и остановилась, полная угрызений совести: как она действительно могла отпустить одну эту идиотку Ольгу. Бросила ребенка престарелого, абсолютно беспомощного, ни к чему полезному неприспособленному!

Теперь Иза уже была совершенно уверена, что Ольга Леонидовна непременно потеряется, заплутает в лесу, придется объясняться с администрацией санатория, будут снаряжать группы поиска, кретинка не примет вечером свои лекарства, упадет где-нибудь … и все из-за нее, ее недопустимой раздражительности, нетерпимости, озлобления против никчемной старухи, которая, да, действительно … распустилась, но она же взялась ее опекать, а значит несет за Ольгу ответственность. И зачем она только с ней связалась, за что ей это? Ладно бы еще человек интересный и милый … так нет же! Дура, полная спеси и глупого снобизма. Мозг проела своими, якобы, музыкальными знаниями, я — музыковед, я — музыковед, я вела лекторий, я … я … я … Ничего же из себя не представляла, ноль без палочки. Видали мы таких лекторов, выучила какие-то факты, а в музыке ни хрена не смыслит. Она, Иза, вовсе себя музыковедом немнящая, и то в сто раз больше знает и музыку чувствует …

Иза не замечала, как заводится снова. Это же надо, так себя распустить: сто раз одно и то же переспрашивает, все забывает, недоверчива … один этот ее вопрос чего стоит: «а чем это вы меня, Иза, на этот раз травите?». Ничего себе … «травите». Она за ней бегает, просит лекарства принять. С ней невозможно разговаривать, не о чем, другие люди ее не выносят, а она с ней цацкается, как с писаной торбой. Впрочем, Ольге и не нужны другие люди, зачем? Все же вокруг дураки, в музыке не смыслят, неучи и невежды. Изу передернуло, как только она представила Ольгино широкое бессмысленное лицо с вечной дебильной улыбочкой.

Ну сталкивалась она когда-то с этой Ольгой по работе, изредка перезванивались, потом у той умер муж и Иза зачем-то взяла над несчастной вдовой шефство. А у нее умер муж … кто над ней взял шефство? Никто. Это было не совсем так, но Иза часто не контролировала своей необъективности. На свете были сволочи, а были милые и приятные во всех отношениях люди. Под настроение Иза довольно поверхностно и часто несправедливо проводила между этими двумя категориями черту. Были еще «свои», которым многое прощалось, а были непрошеные «чужаки», которые бесили, и от которых любой ценой следовало отделываться. Ольга была как раз из этой категории, и Иза планировала от нее на будущее лето освободиться, но пока ей внезапно стало не до озера, все свои усилия она собиралась потратить на пресловутую несносную Ольгу, крест ее жизни. Черт, лишь бы с ней все было хорошо. В следующий раз … ни за что на свете она идиотку больше с собой не возьмет, хватит … но сейчас … где же она? Не могла же далеко уйти … ходит как черепаха.

Иза ускорила шаг, палка в ее правой руке так и мелькала. «Оля, Оля! Где вы?» — крикнула Иза, но ей никто не отозвался, не было даже эха. А все-таки странно, вроде они не так уж далеко ушли от санатория, а никого из отдыхающих не встретили. Должны же люди гулять. Где же еще походить, как не по лесу. После последней жуткой грозы, небольшую территорию полностью завалило поваленными деревьями, под ногами валялись ветки, вырванные с корнем кусты. В лесу таких ужасных катастрофических разрушений не было. Вот Иза и решила прогуляться к лесному озеру, оно располагалось где-то километрах в двух, под пологим холмом, т. е. туда пройти было в удовольствие, а обратно пришлось бы идти в гору, но Иза надеялась справиться с препятствием, она в санаторий для этого и приехала: надо двигаться, и так она целый год сидит в своей комнате в кресле. Теперь ей почему-то казалось, что одна она бы сразу озеро нашла, а с увязавшейся за нею, как хвост, Ольгой, ей этого не удалось. Ее присутствие сбивало с толку, своей несуразной болтовней про прошлое Ольга не давала ей сосредоточиться и правильно сориентироваться.

Внезапно за грядой густого колючего малинника, который Изе пришлось обходить стороной, перед ней открылось маленькое лесное озеро, почти правильной эллипсообразной формы. А вот и оно … а мы-то с ней кружили и не видели. Какая красота! — Иза не секунду забыла об Ольге и радовалась, что не зря прогулялась. Озеро нашлось и теперь она каждый день будет сюда приходить. Без Ольги разумеется. Пусть на балкончике сидит в одну точку смотрит. Читать-то все равно не может …