Конечно Лида «читала» все, что происходило в его голове. Мысли про Творца и иудейский семейный уклад были ей не близки, но про Капсулу … она и сама так думала. Конечно ее муж не был ее первым мужчиной, но в свои 58 лет, она давно перестала помышлять о любовниках. И даже не потому, что измена мужу представлялась ей чем-то стыдным и недопустимым. Просто любовники, и связанное с ними эмоциональное напряжение, стали ей не нужны. Впрочем, никаких иллюзий она не питала: в Москве ей действительно было 58 лет, а тут, в Капсуле … она даже и не понимала, насколько она стара или молода. Здесь она по-другому себя ощущала в принципе. Клиенты-мужчины оказывали на Лиду впечатление, это правда, она всегда их на себя примеривала. Из сотен она выбрала для себя всего несколько человек. Приводила их в «дом», иногда меняла его, делая частью любовной игры, дом становился союзником, соглядатаем, что придавало ее единственной прекрасной ночи особую остроту. Лида считала, что ее служба в Капсуле тяжела, и она имеет право на расслабление, если сама того хочет. Синклит не возражал, было похоже, что ее личная жизнь их не слишком волнует, хотя не знать о ее редких партнерах они не могли.

Что-то такое в этом Андрее было. Сейчас перед ней сидел зрелый мужчина, еще не несущий в себе никаких преждевременных признаков старения, но уже и не выглядевший юным. Белая рубашка, на голове кипа, черные брюки подкатаны по колено. Аскетичная униформа праведного еврея, но в его глазах желание. Таких мужчин у нее никогда не было: Андрей артистичен, эмоционален, в сексе с любимой женщиной альтруистичен, с ним будет хорошо. Редкий тип мужчины, для которого любая женщина, с которой он ложится в постель — любимая. Он может ее сейчас же забыть, но ночь любви с ней поднимет их обоих на такую высоту, которая людям более рациональным вообще недоступна. Лида ненадолго заколебалась, но решила себе его «разрешить»:

— Андрей, а давайте ненадолго отложим ваше решение. Мне бы хотелось пригласить вас к себе. Я, ведь, знаю, о чем вы подумали.

— Этого не может быть, никто не может читать чужих мыслей.

— Я могу. В капсуле я обладаю такой способностью. Без этого я не смогла бы нести свою службу. Поверьте мне на слово. Я, ведь, могу просто вам ваши мысли пересказать. Стоит ли это делать?

— Почему не стоит? И о чем же я думал?

— Вы, Андрей, представляли нас с вами в постели … мне продолжать?

— Ладно, не надо. Вы сказали, что приглашаете меня к себе … куда «к себе»? Мы же сейчас в Венеции. Вы живете здесь?

— Андрей, это не Венеция. Я тут естественно не живу. Мне вовсе не хотелось бы жить в безлюдной Венеции. У меня здесь есть свой «дом». Туда я вас и приглашу. Хотите?

— Хочу.

Лида видела, что Андрею у нее нравится. Ему все еще было зябко и они уселись в глубоких креслах у пылающего камина. Андрей наслаждался уютом, дома у него такого не было. Маленький убогий старый домик, заполненный тремя детьми, где у него практически не было своего пространства. Им овладело давно забытое, но такое знакомое чувство: он один на один с женщиной, которой он нравится, и которая нравится ему. Нет никаких запретов, а поэтому ни в коем случае не стоит спешить. Андрей давно вышел из щенячьего возраста, когда он хватал девчонку в охапку и тащил ее на кровать, впопыхах пытаясь раздевать. Он будет с Лидой и воспользуется каждым мгновением ее присутствия в его жизни. Может для этого он и попал в капсулу. Даже, если его решением будет возвращение в свою рутинную жизнь в Сан-Франциско, все равно стоило проходить через зловещий туннель, чтобы получить Лиду. Конечно стоило. Андрей испытывал странное, знакомое мужчинам чувство: расслабленность и напряженность, уверенность в себе и нервность, дежавю очередной спальни и острая новизна незнакомой женщины.

— Раздевайся.

Теперь он говорил Лиде «ты», уже считая ее своей женщиной. Повелительный оттенок, настоятельная просьба, предвкушение ее послушания. Он давно таким не был. Супружеский секс … нечистые дни … супружеский секс по пятницам … воздержание, причем к сожалению вовсе не трудное … законные нечистые дни. Он привык так жить, но сейчас Лида видела его красивое, ставшее одухотворенным лицо: темные узкие глаза, крепко сжатый рот, волевая складка на подбородке. Вместе с тем в лице Андрея не было никакой животной мачизмы, он совершенно не выглядел самцом-охотником. Интеллигентное, умное, ставшее внезапно значительным лицо, лицо артиста. Крепкие длинные пальцы. Лидой овладела нервная дрожь. Он начала молча раздеваться, и сняв туфли, стояла теперь перед Андреем, который совершенно одетый спокойно на нее смотрел.

— Ложись … теперь повернись ко мне спиной … ногу немного подтяни … убери волосы с шеи … так, хорошо, очень хорошо … угу, так … теперь ляг на другой бок, ко мне лицом, нет, не смотри на меня …

— Что ты делаешь? Иди сюда.

— Нет, еще рано. Дай мне на тебя посмотреть. Свет надо приглушить … Будет потрясающий кадр. Да тут уйма классных кадров … Ты же мне попозируешь, не откажешься?

— Ты что меня снимаешь? У тебя же здесь камеры нет.

— Ну и что, что нет. Я «вижу» кадры. Ты же мне «сделаешь» камеру? Мы же в капсуле, ты сказала, что здесь можно почти все. Камера — для тебя пустяк. Сделай мне Canon ЕОS 5D Mark III, дорогая штука, больше трех тысяч, но ты же можешь … пожалуйста.

— Андрей, я могу конечно, как ты говоришь, сделать камеру, любую, какую захочешь, ты даже сможешь меня сфотографировать, да только из капсулы ничего нельзя никуда вынести. Кадры будут существовать вместе со всем, что ты видишь, только в этом пространстве. Ты настаиваешь на камере?

— Да, нет, я понял … ладно, забудь. Просто ты — особая женщина, я хотел бы тебя запомнить.

— Не выйдет. Мы с тобой об этом уже говорили.

Андрей одним движением разделся и лег рядом с Лидой на белые простыни. Их смуглые тела двигались в унисон, его жилистая спина, упругие ягодицы, крепкие длинные ноги покрывали ее небольшое изящное тело, впечатываясь в ее раскинутые колени. Он оказывается сильный неутомимый любовник. Это он с ней такой, ведет себя так, как будто у него давно не было женщины. Лида знала, что сейчас он забыл Марину и Люду, которая была у него перед эмиграцией, и других не таких уж многочисленных москвичек. Его руки властно подвигали ее тело, гладили, ласкали его, приспосабливая под свои желания, безошибочно угадывая ее. Оба знали, что у них немного времени, что их близость кажется острее от необычности ситуации, от того, что ее невозможно повторить. Сейчас пройдет какое-то условное странное время и они навсегда разойдутся, чтобы больше никогда не столкнуться.

— Нас с тобой кто-нибудь видит? Я имею в виду тех, на кого ты работаешь?

— Не знаю. Для тебя это важно?

— Не то, чтобы важно, просто мне бы хотелось, чтобы нас сфотографировали, мы — красивые модели. Я смотрел бы на фото и наслаждался нами. Я таким себя никогда не видел. Впрочем, я таким ни с кем до тебя не был. Честно. А можно мы с тобой так тут и останемся жить? Ты бы со мной осталась?

— Нет, Андрей, не осталась бы. Тут в капсуле никто не живет. Не надо иллюзий. Мы оба вернемся туда, откуда пришли. Я попаду сюда снова, а ты — нет. Все решится очень скоро, после нашего «кино».

— Не хочу я ни в какое кино. Ты же не можешь меня заставить.

— Мне не надо тебя заставлять. Я знаю, что ты пока не принял решения и поэтому для тебя будет кино, хочешь ты этого или нет.

— Нет, ну правда, они нас видят?

— Понятия не имею. Могут видеть, я думаю, если им это для чего-то надо. В принципе им скорее всего наплевать, что я тут делаю между интервью с клиентами. По каким-то причинам, которые мне не совсем понятны, их волнует результат.

— Я для тебя просто «клиент», не больше?

— Перестань, Андрей, о чем ты? Ты — клиент, с которым я была близка. Не первый, и вероятно не последний. Ни для меня, ни для тебя наша встреча ничего не изменит. Ты примешь решение, а я — сотрудница капсулы. Это все.