Какая она все-таки молодец, эта Изольда. Умеет слушать, не перебивая, не впадая в истерику. Любопытно, это связано со складом ее личности, или с возрастом, когда человек делается философом? Может с интеллектуальным уровнем? Такие старые люди редко бывали Лидиными клиентами.

— Ладно, допустим. Предположим, мы, как вы утверждаете, в капсуле. Но зачем я здесь? Почему я? О каком шансе вы говорите? Мне 86 лет, какой уж у меня теперь может быть шанс?

Лиду восхищало самообладание Изольды. Другой бы на ее месте давно уж крикливо кипешил. Лида навсегда запомнила свою первую клиентку Татьяну с ее злыми слезами, требованием немедленно ее выпустить, оставить в покое … этот ее страшный истерический вой на одной ноте «а-а-а». Лида поежилась от неприятного воспоминания. Здесь все настолько по-другому. А главное тон: спокойно-рассудительный, твердый, демонстрирующий даже некоторое превосходство. Все эти «допустим … предположим». Вопросы совершенно логичные. Ах, молодец старуха! Всем бы так.

— Изольда Соломоновна, давайте по-порядку. Почему именно вы, я не знаю, не могу объяснить. Извините. Сталкиваясь в капсуле с самыми разными клиентами, я и сама часто задаюсь таким вопросом. Это решает синклит, я — простая сотрудница, таких как я множество, хотя мы друг с другом никогда не сталкивались. «Зачем?» — вопрос логичный и ответ на него я могу вам дать: вы здесь, потому что я предлагаю вам от имени синклита шанс прожить еще одну жизнь, альтернативную, в альтернативном мире, существующем параллельно с нашим. Миры из антиматерии могут отставать или опережать известный нам мир по временной шкале, т. е. вы можете жить в прошлом, настоящем или будущем. Это непредсказуемо. К тому же, вы должны понимать, что ваша новая жизнь не будет совершенно идентичной той жизни, которой вы жили. Она будет другой за счет того, что обстоятельства, черты вашей личности, произвольно модифицируются, а следовательно с вами случится то, чего мы пока не знаем. Образно говоря, вы сыграете в ту же игру, но другими картами, с другими козырями, соответственно результат будет иной. Так? Вы следите за моей мыслью?

Изольда сидела за неубранным столом и спокойно, невозмутимо и внимательно слушала Лидин монолог. Умение опытного начальника, выслушиваюшего сотрудника, чтобы принять решение. Паша вот таким умением на обладал, перебивал ее на каждом слове. Было, однако, видно, что у Изольды в голове возникло много вопросов, но она пока не может отсортировать их по важности и не знает, какой задать в первую очередь. Это может быть что-то совсем неожиданное.

— А мне что за это будет? — такого Лида еще никогда не слышала.

— В каком смысле? Что вы имеете в виду?

— Ну вам же надо, чтобы я согласилась. Это же какой-то сложный эксперимент и вы вербуете участников. Я правильно понимаю?

— Нет, неправильно. Это вовсе не эксперимент и ваше согласие или отказ — это ваше дело, у синклита нет никакой заинтересованности в вашем решении, каким бы оно не было. Вы про деньги говорили? Нет, о материальном вознаграждении речь не идет.

— Ладно, это я прояснила … и все-таки кому все это надо, кому есть до меня дело. Зачем этот ваш синклит все затевает?

— Не знаю. Я контактирую с синклитом через его представителя, зовут его Андрей. Для меня он виртуален. Честно говоря, я не думаю, что он, строго говоря, человек. Он просто принимает обличие человека, так удобнее для общения.

— А я могу с ним поговорить напрямую?

— Нет, не можете. И зачем вам это? Я сотрудница капсулы, назначенная синклитом для общения с клиентами. Говорите со мной.

— Как я поняла, то, что вы предлагаете соответствует концепции загробного мира … Ваш синклит — это Господь …

— Хорошо, считайте так, если вам удобно. Среди клиентов много совершенно неверующих людей, идея Бога-творца их не волнует, они ее не принимают.

— Стопроцентных неверующих нет.

— Изольда Соломоновна, давайте воздержимся от богословских споров. Просто примите, что ваши альтернативная жизнь или жизни — это не потусторонний мир, не загробное царство. При чем тут это … вы же в вашей действительной, реальной для вас жизни, не умрете… т. е. умрете разумеется, но это произойдет не связи с переходом в антимир. Вы как жили в себя в квартире на Алексеевской, так и будете жить. Мы вас не в рай зовем. Вам необходимо это понять.

— Мне 86 лет, скоро умирать.

— Ну и что? В альтернативной жизни, вам не придется умирать еще долго.

— Мне надо соглашаться ради продления жизни?

— Да, в какой-то степени, только речь не об этой вашей жизни. Другая жизнь начнется не в 86 лет … это бы не имело смысла.

— А сколько мне будет лет?

— Не знаю. Думаю, что вы еще будете относительно молодой. Изольда Соломоновна, давайте я вам задам прямой вопрос: вы удовлетворены своей жизнью? Хотели бы вы, переписать кое-какие ее страницы?

Изольда долго молчала, было видно, что Лидин вопрос заставил ее сейчас задуматься о своей судьбе, о которой она в последнее время и так неотступно размышляла. Впрочем, Лида прекрасно знала, о чем Иза будет говорить, что до сих пор невероятно ее волновало, наполняло горечью: сиротство, ужасная тетка Люба, так и не заменившая ей умершую мать, и витающую зловещим облаком надо всем ее отрочеством, отравляющим, удушливым и неизбывным.

— Я в 12 лет потеряла обоих родителей, они умерли в эвакуации с разрывом в две недели. За мной приехал дядя и отвез меня в Москву, где я стала жить с маминой сестрой тетей Любой и ее мужем. Я им мешала, они не хотели детей. Мы жили в одной комнате, я слышала звуки их супружеской жизни, когда не спала по ночам. Они меня били: дядька в сердцах, а тетка холодно. Тетка — злой и холодный человек, она не умела ни любить ни жалеть. Я два раза убегала, меня возвращали. Целыми днями я сидела в квартирах подруг, обедала у них, делала уроки … дом казался мне адом, я ненавидела туда возвращаться. Никто не видел и не понимал моих страданий. Тетка орала на меня за плохо протертую пыль, за смятую скатерть, за мелкие и незначительные проступки … она хотела, чтобы я заплакала, попросила прощения, но ни разу этого от меня не дождалась … я ей не доставила такого удовольствия … Она испортила мою личную жизнь … она, она … она …

А мой любимый дядя Леля, я его обожала, боготворила … он за меня не заступился, он был с ней заодно, он предал меня, меня вся семья предала. Я не такая как они, они — обычные мещане, хотели меня подровнять, чтобы не высовывалась, а не вышло … смеялись надо мной, не уважали, не ценили, слова доброго никогда не сказали, только гадости всю жизнь от них слышала … говорили, что друзей больше люблю, чем родственников … ну и что? Да, друзей я выбирала, а их выбрать не могла … Никогда родственники меня не понимали, я для них — белая ворона, урод в семье, дурой считали …

Лида без удивления наблюдала, как старуха с нависшими мешками под глазами, расплывшимися животом и грудью, колыхающимися как студень, с тонкими конечностями, с висящей на атрофированных мышцах кожей, усыпанной старческими пигментными пятнами, кричит о горестях своего раннего детства, о своей так и не зажившей моральной травме сиротства, как оказалось разъедающей всю ее жизнь. «Тетка … тетка … злая и бессердечная тетка …» — Лида была уверена, что в «альтернативке» тетки не будет. Тетку заменят, очень уж она была значима: убрать — многое изменить к лучшему. Лида, однако, знала и другое: Иза была не полностью объективна, так и не смогла отойти от своих давно сложившихся стереотипов: не поняла, не приняла, не простила … видела ситуацию, сфокусировавшись только на своих переживаниях. Изольда произносила свой горячечный монолог, даже не замечая, что тех, о которых она до сих пор с болью вспоминает, давно нет в живых, что они ее любили, каждый на свой лад … и она была часто неправа … «Вот сходит в „кино“ … ей это будет полезно» — Лида уже не сомневалась, что Изольда согласится на ее предложение, она не из боязливых, терять ей нечего, а приобрести — заманчиво.