И пришел он назавтра (отпросился с трудом у царицы Муравьихи в рабочий период, в нужное время). Отстоял. Сунул коробку в окошко. «Погодите, у меня компьютер завис», – жалобно попросила едва живая вымотанная Муха с тёмными кругами под выразительными глазами.

Долго ли коротко ли ждала очередь, пока комп развиснет, но тут подошел Богомол, благостно перекрестил комп, и тот снова ожил. Очередь дружно воскликнула: «Спаси Бо!».

Муравей подал коробку. «Мы в таких не берём», – отказала приёмщица. «В каких – таких?», – не понял Муравей. «Бывших в употреблении. На них разные старые адреса написаны». «А если их стереть?». «Ну, идите домой и трите», – согласилась Муха. Тут Кузнечик, стоящий сзади, посоветовал Муравью: «Можно коробку снаружи в бумагу завернуть». Гениально! «Заверните мне, пожалуйста, в бумагу», – обрадовано попросил приемщицу клиент. «А бумаги, к сожалению, нет», – привычно протянула она.

Побрел Муравей домой. Нашел кусок бумаги поярче и завернул в него коробку. И назавтра снова отправился на почту. Разместился в очередь. Подождал. Подал. А Муха возмутилась: «Ох, господи! Что вы всё ходите-ходите, а коробку в нормальную бумагу завернуть не можете!?». «А в какую это – нормальную?», – поинтересовался Муравей. «Ну, не в цветную же! Яркая бумага отвлекает взор; да и адрес на ней плохо виден», – терпеливо пояснила приемщица. «А в какого цвета надо?» – «Как бы Вам объяснить… Цвет должен быть любимый мухами». – «Как цвет мёда?» – «Нет, мёд это скорее у пчёл. А мы предпочитаем… Ну, сами знаете…» «А!», – догадался, наконец, недогадливый клиент.

Побежал к ближайшей мусорной куче и нашел-таки бумагу нужного цвета. Завернул. Принес на почту. Отстоял. Отдал посылку. Зеленая лупоглазая Муха сосредоточенно повертела её в лапках и со вздохом вернула: «Марок у нас сейчас нет. На той неделе, может, будут». «Да что ж это такое! Ничего у вас нет!», – возмутился было Муравей. «А Вы, усатое насекомое, на нас не кричите! И не таких видали», – агрессивно прожужжала Муха. «А книга жалоб у Вас есть?», – набрался нахальства обиженный клиент. Приемщица смерила его оценивающим вытаращенным взглядом и ткнула пальцем в какое-то объявление около окошка: «Вот номер телефона отдела претензий. Звоните. Если дозвонитесь, конечно». Муравей схватил было у Мухи со стола телефонную трубку, но получил удар по лапке: «Эй, нельзя! Это почтовый телефон! Звоните со своего».

Тогда очередь начала высказываться. У каждого было свое особое, персональное, выстраданное мнение. Но все дружно осудили несдержанную приемщицу.

«А вы бы лучше не стрекотали, а пошли сами сюда работать! Зарплату нам плохую плотють!», – обиженно поджала губы Муха. И чуть не заплакала своими большими жалостными глазами – несчастная, вся вымотанная непосильным трудом и нервными клиентами. Всем вдруг жалко её стало, хотя у самих зарплаты тоже были не царские и работа не сахарная.

Но тут, как назло, подлетела большая жирная Муха и начальственно прозудела: «Это что за демонстрация?! Почему столпились?! Будете шуметь, вообще корреспонденцию отправлять не станем!».

Очередь гневно всколыхнулась. «Да что ж это за перманентное почтовое безобразие!», – воскликнул Шмель и раздраженно загудел. «Надоело! Долой дохлых мух!», – разозлилась Оса и показала жало. «Ой, не шумите. А то они сейчас вообще в зимнюю спячку впадут!», – охнула боязливая цветастая Бабочка. «Да вечно у них: то сдачи нет, то гоняют по кругу от окошка к окошку, то посылку не туда отправят, то задержат доставку целый месяц, то все приемщицы на бюллетене, то учёт, то переучёт… Саботаж-ж-ж!», – прожужжал Жук-рогач и сердито выставил свои огромные рога. К нему присоединилась Гусеница: «Пора всю эту контру гусеницами, как танками, раздавить, а контору передать в наше ведомство, на скоростном гусеничном ходу!». Даже осторожный Сверчок и тот пафосно воскликнул: «Даешь новую конкурентно-способную инновационную нано-почту!». А сердитый паук молча и деловито начал было плести паутину прямо у окошка, чтобы всех мух переловить.

Но тут большая жирная Муха надела приготовленный заранее противогаз, решительно высунула из окошка баночку с жидкостью и брызнула в очередь инсектицидом. И все разбежались, кто куда.

И стало на почте тихо и спокойно.

Как-то раз поздней октябрьской ночью, часика то ли в 3, то ли в 4, жители одного процветающего подмосковного наукограда были неожиданно разбужены грохотом, лязгом и бубуханьем, доносившимися с улиц родных микрорайонов. Полусонные граждане повыскакивали полуголые на свои балконы с испуганными криками «Танки! Война! Фашисты!». Но нашелся один фронтовик-ветеран, громко возразивший со своей лоджии: «Фашисты в ночные танковые атаки не ходили. Это могут быть только наши».

Тут народ дружно осознал его правоту, обрадовался и весело закричал: «Ура! Наши танки! Даёшь!». Слава богу, не война. Тут все решили, что просто началась подготовка к очередному городскому праздничному параду. Уж что-то, а праздновать не известно что – мы умеем.

Но когда громыхающая колонна прошла под светом одинокого фонаря (а в городе фонари всё-таки кое-где имеются), все проснувшиеся увидели, что колонна состоит всего-навсего из одной механизированной единицы, причем без пушки. «Это не танк! Это бронетранспортер!», – крикнул один знаток из элитного дома. «Чепуха! Это снегоуборочная машина!», – возразил ему другой знаток из дома напротив. Тут вмешался еще один: «Снега-то ведь еще нет!». «Значит, подготовка к снегопаду!», – упрямо возразил второй знаток. «Нет, это, наверно, обычный бульдозер! Небось, яблоки с аллеи убирает, чтобы вино гнать», – предположил алкаш с балкона другого дома. «Что вы ерунду выдумываете!? Яблоки все уже дано попадали, сгнили и затоптаны, как это всегда ежегодно происходит», – резонно заметил еще один собеседник из соседнего дома. «Ну, не яблоки, так листья!», – предположил алкаш. «А чего их убирать? Тем более – ночью?», – поинтересовался очередной участник дискуссии, опасно свесившись из окна 7-го этажа. «Потому что листья мешают прохожим», – пояснил другой знаток. «Да какие прохожие посреди ночи!?», – воскликнула какая-то бодрая бабулька со своего балкона. «А листья убирают заранее, чтобы днём было чисто», – пропищала её проснувшаяся внучка. «Цыц, малявка! Иди спать!». – «Бабушка, как же я буду спать при таком грохоте?». – «А ты сосчитай до ста», – порекомендовала опытная мамаша, тоже явившаяся на балкон и вызвавшая своим бюстом приятное оживление соседей. «А что – днём разве нельзя было убрать?», – поинтересовался любознательный научный сотрудник из своей мансарды под крышей. «Не, днем нельзя. Днём все трудящиеся на работе. Кто ж оценит работу бульдозера?», – ответил кто-то ему. «А вечером?», – настырно спросил он в пространство. «И вечером нельзя. Вечером может произойти несчастное столкновение какого-нибудь шатающегося прохожего с этим самым бульдозером». «А утром?», – не унимался научный сотрудник. «А утром все еще спят», – резонно отрезал ему очередной оппонент.

Бульдозер, крепко поработав не меньше часа, утомился и, сверкая огоньками, ревя, урча, завывая и содрогая асфальт, проскрежетал в соседний микрорайон. «Ну, теперь можно снова лечь спать. Сейчас будут под дозором другие граждане», – констатировал один из знатоков.

«А как бы нам узнать у кого-нибудь фамилию генералиссимуса, который поручил бульдозеру нести ночной дозор?», – поинтересовался кто-то сонно, но заинтересованно. «Да, хотелось бы выразить ему благодарность от жителей нашего города и от себя лично», – веско заявил со своего балкона депутат местного Совета. Но никто его не поддержал. Все, зевая до хруста в скулах, пошли спать – кто еще надеялся уснуть.

А на следующую ночь неугомонный бульдозер вновь вступил в свой ответственный ночной дозор…

Как-то так получилось, что стихов Андрея Вознесенского я не читал никогда, проскочив мимо. Но его имя воспринималось мной в одной обойме с такими гигантами как Евтушенко и Рождественский. А на днях иду выбрасывать мусорное ведро, вижу: валяется на помойке среди макулатуры книжечка Вознесенского «Витражных дел мастер» (М. МГ, 1976, тираж 130 тыс. экз.). Ну, думаю, совсем рехнулся народ: мастера – на помойку! Бережно отряхнул от пыли, принес домой, раскрыл и стал читать.