‒ Ты готова выслушать все, что я скажу? ‒ серьезно спросил черноволосый, смерив женщину внимательным взглядом темных глаз.

Слова ребёнка… Хотя был ли это действительно ребёнок? Его слова не укладывались в голове, почему Рейн говорит о людях, словно о каких-то подопытных животных, словно сам к ним не относится и что он собирается ей рассказать. Головная боль сдавила виски, словно у неё на голове был обруч из раскалённого металла, слишком всё было непонятно, слишком многое произошло за один день, поэтому организм защищался, как мог, от всего здесь происходящего.

Помассировав виски костяшками пальцев, некромантка кивнула, соглашаясь, говорить не хотелось, ни с этим… существом, ни с кем-либо другим. Одним единственным желанием сейчас было вернуться в свою привычную жизнь, где она всецело верила Уильяму и другим наставникам, где чётко знала кто друг, а кто враг и не было никаких странностей и повёрнутых на мести людей, чужих журналов со страшными записями и всего того, что навалилось на неё сегодня.

‒ А вы и есть… Подопытные. Только не кролики. Те хоть никому пакостей не делают и не убивают других за различия в цвете шерсти и размере ушей, ‒ Рейн даже не собирался скрывать, что читает мысли. Наскрывался уже. Надо было раньше вмешаться. От злости мальчишка саданул кулаком по стене, оставив там характерную вмятину.

‒ Ваш мир, скажем так, эксперимент. Попытка создать общество, живущее в мире и равновесии, из трех противоположных рас. Однако, этот сукин сын, ‒ юный Бог не стал особо церемониться со словами, ‒ своими грязными лапами и по своей тупости такого наворотил, что когда я это увидел, волосы дыбом встали. Но не успел вмешаться, как разнесли к чертям лабораторию и все записи ушли далеко на север. А этой колбе, ‒ не совсем понятно для некромантки выразился темноглазый, ‒ осталось всего 24 часа до того, как накрыться медным тазом. Вместе со всеми вами. И я уже ничего не могу сделать, чтобы спасти именно мир!

Мальчишка ругнулся и аж зубами скрипнул.

‒ Единственный для вас шанс ‒ узнать правду. И она, как видишь, далека от приятной. Ваш мир создан искусственно, вначале в нем должно было быть три расы, которые должны были вместе жить, но потом мой тупой ученик вмешался в ход вашей эволюции, а затем и вы сами себе подгадили созданием охотников на нечисть и этой Цитадели. После уничтожения лаборатории запустился механизм детонации и вскоре этот мирок останется только воспоминанием, если хотя бы оно останется вообще, ‒ четко и зло, сверкая глазами и расхаживая туда-сюда высказывался черноволосый.

Боль в голове становилась только сильнее, господи, зачем он ей это рассказывает? Как будто простой ратоборец, у которого вообще нет власти в этом мире, может что-то исправить. Мир умрёт? Ну что же, если это существо не сумасшедший и не плод её помутившегося сознания, то умрёт и умрёт. Женщина уже не цеплялась за жизнь, когда ты живёшь, всё время готовясь умереть, то как-то пропадает страх смерти, она видела гибель своих товарищей и каждый раз, когда отправлялась на очередное задание понимала, что может сегодня её останки (если они вообще будут) могут привезти в цитадель завёрнутыми в грубые холстины. А могут просто сожрать звери, тут уж как повезёт.

‒ Я узнала правду, дальше что? Кому она нужна, эта правда? И почему я? ‒ слегка осипшим голосом задала Майрико вопросы, которые, впрочем, отчасти были даже риторическими. От эмоциональности мальчишки сделалось неприятно, некромантка не любила чужие эмоции, видеть их и ощущать было по ощущениям сравнимо с тем, что тебя взяли и головой в ледяную воду засунули.

‒ Чего ты хочешь от меня? ‒ раздельно и чётко выговаривая каждое слово задала Майрико вопрос прямо в лоб Рейну, ей была неинтересна его полемика, эти объяснения. Мир умрёт через 24 часа. Вот, весь его монолог уместился в одну фразу, так чего же надо этому существу, что сейчас суетится и рассказывает ей о собственной неудаче и потери любимой игрушки? А говорил паренёк об их мире, словно у него отобрали любимую куклу, создали мир… Как глупо, они ‒ чей-то эксперимент. Плевать. На всё. Весь мир рухнул в эти несколько часов, всё, что раньше казалось вечным, стало прахом, а раз так, то ей просто плевать. Цепляться за жизнь, где ты подопытная мышь? Нет, спасибо, к чёрту.

‒ НУЖНА! ‒ крик мальчика разнесся по всей Цитадели, как весенний гром, а его глаза буквально засверкали, он окутался тьмой, по которой пробегали молнии, ‒ ты заботилась обо мне и хотела спасти. Не все в этом мире окончательно превратились в дерьмо, и именно их я хочу спасти. А ты мне в этом поможешь, ‒ он не спрашивал, а приказывал. Как Бог, как создатель, как высшее существо и его не интересовало, что женщина может испытать боль от проявления его силы.

Крик мальчика можно было сравнить с тем, как кто-то по одному разрезает тупыми ножницами нервы, хотелось послать всё к чёрту, но нет, существо пристало к ней, словно приклеенное. Она ему поможет. Ага. Конечно. Десять раз. Выглядел сейчас Рейн устрашающе, но на удивление страха перед ним не было. Возможно, это было от обречённости, которая уже захватила женщину с головой, а может и от того, что она просто не могла считать ребёнка опасным или хотя бы равным ей противником.

‒ И ты пойдешь со мной, ‒ от такой эманации силы воздух начал дрожать, как в летнюю жару, а пальцы мальчишки крепко сжали ладонь некромантки, ‒ увидишь, что должна.

Злость переполняла всю сущность Бога, и он даже не пытался бороться. Проклятия слетали с его губ одно за другим, на разных языках, которые только мог знать тот, кто живет много тысячелетий и видел и создал не один мир. Схватив женщину, он начал исчезать из Цитадели, вместе с ней, чтобы появится в Лаборатории и показать ей, что наделал его ученик и что происходит с миром.

Внезапно в одном месте в Лаборатории воздух потемнел и соткал тонкими нитями фигуру мальчика, держащего за руки женщину. Однако, милое детское лицо было наполненное яростью и перекошенное от избытка негативных эмоций. Стоило ему и его спутнице оказаться в этом помещении, как он тут же ее отпустил и махнул рукой, обводя обгоревшее помещение взглядом.

‒ Вот, это лаборатория, из которой мой ученик, будь он неладен, натворил своих дел и наблюдал, как ваш мир гибнет. Вместо того, чтобы хоть как-то мне сообщить или попытаться все исправить. Здесь он создал людей из оборотней, и с его попустительства началась вся эта хрень. Смотри, ‒ жестко приказал он некромантке, ‒ смотри и навсегда запомни, ‒ он указал ей, ‒ к чему может привести тупость и глупость. Целый мир погибает из-за двух идиотов. Здесь были системы, схемы, записи. Все к псу под хвост.

Бог был зол. По настоящему зол и готов еще раз предать все огню. С его пальцев уже срывались язычки пламени. Но конец уже и так был близок.

Там, где заканчивается лес, что скрывает в себе пристанища оборотневых стай, там, где заканчиваются стены, окружающие город вампиров и город людей, там, где солнце садится и, теряя равновесие, падает за горизонт…

Там обрывается мир. Мир, что привычен и знаком и Майрико, и Рэми, и Ли. Просто обрывается и прекращается, перестаёт быть, натыкаясь на огромную стеклянную стену, прозрачную, нескончаемую и явно закруглённую. За стеной ничего не видно, кроме мутноватых отражений деревьев, как в натёртом до ледяного блеска оконном стекле. Если поднять голову, то можно увидеть, что стена кверху, там, где начинается небо, чуть сужается, ‒ солнечные лучи имеют другой угол преломления, словно скользят по изгибу стеклянной поверхности, хотя этого изгиба почти не видно.

И, если прищуриться и попытаться напрячь зрение, то можно увидеть где-то в центре неба вместо привычных крупных звёзд и облаков ‒ пустоту.

Рафаэль медленно приближался к "краю мира". В том, что девушки пойдут за ним, он даже не сомневался. И хорошо, что к этому пресловутому краю возможно было дойти, не выходя из города, а то гореть бы вампирам на солнце…А так задымление сделало своё дело.