— Они мне нравятся, несмотря на то, что это полное дерьмо, — констатировал Герман.

И это по его шкале считалось весьма высокой оценкой для начинающей группы. В целом, они подавали бы большие надежды, если бы не культурный барьер между дикой Россией и цивилизованным миром.

В толпе мелькнул силуэт той самой девушки. Она так и не думала одеться. Макс устремился за ней в коридор, туда, где музыка не была столь громкой. Возле стен стояли люди, потягивая своё пиво. Кто-то из них даже пытался заговорить с Максом, но ему было не до этого. Он увидел её, она стояла одна, прислонившись к кирпичной стене.

Макс смог разглядеть девушку лучше: высокая блондинка с пирсингом в носу, с идеальной фигурой, почти не прикрытой одеждой. На груди красовалась татуировка со змеёй и цветами, узор в таком же стиле оказался у неё на плече. Макс не знал, что сказать, он был слишком трезв, чтобы знакомиться с девушками. Но она заговорила первой, едва он подошёл.

— Привет! Вы классно сыграли, — начала она с дежурной фразы.

— Спасибо, — ответил он. — Ты классно танцевала.

— Я знаю. Я часто здесь танцую go-go. Кстати, меня зовут Полина.

Макс коротко представился. Их бутылки звякнули соприкасаясь. Они и дальше болтали о чём-то бессмысленном, пока Макс не предложил переместиться в гримёрку. Дальше у кого-то нашлась трава и очень много текилы. Мир завертелся в неистовом водовороте.

Полина затащила Макса в кабинку в сортире под предлогом нюхнуть спидов. Алмазные дороги взорвались битым стеклом в мозгу. Он не помнил, как её рука оказалась у него в штанах.

Затем последовал грубый и грязный трах где-то за гранью реальности, сопровождаемый стуком в дверь. Макс обычно не использовал презервативы, но тут включилась природная брезгливость. Эта тёлка ассоциировалась у него всё с тем же клубным сортиром.

Они вышли из туалета вдвоём в весьма растрёпанном виде. Более того, все и так догадались, что они там делали. В гримёрке творился угар с участием «Pretty Kitty» и какими-то совсем левыми людьми.

— Пока тебя не было, я нассал тебе в пиво! — воскликнул Дани.

— Идиот. Я давно его выкинул.

— Чёрт, в чье же пиво я тогда нассал? — проговорил он растерянно, размазывая грим по лицу.

— Очевидно, в своё.

Потом кто-то пытался поджечь дверь при помощи дешёвого лака для волос, но эту затею пришлось быстро оставить, так как вмешался кто-то из оргов.

Герман сидел на диване и с равнодушным лицом беседовал с двумя толстыми девахами. Он читал им нудные лекции о музыке в России, они делали вид, что слушали его. Они хотели вовсе не этого, а ему было совершенно наплевать на всякую физиологию. Он утопал в виски и собственной крутости.

Неадекват вечера возрастал. Макс совершенно не помнил, как попал домой. Полина была рядом. Какая-то вялая возня в темноте на полу.

Ближе к утру удалось погрузиться в некое подобие сна, но это быстро закончилось, потому что амфетамины ещё не до конца отпустили бренное тело Макса. Пришлось отправиться на кухню, где Дани с каким-то чуваком всё ещё продолжали пьянствовать. Они уже и лыка не вязали, но продолжали вести войну с водкой. Солнце назойливо скреблось в окно. Воскресенье, восемь утра. Идиотское безумное счастье перемешалось со страхом и отвращением. Скорей бы она ушла, скорей бы все ушли или умерли.

Водка с утра немного успокаивала. Макс пил её залпом из бутылки, надеясь, что его скоро отпустит.

— Наша жизнь — отражение всего, о чём мы поём, или же наоборот? — спросил он у пустоты.

Дани же внезапно отозвался, заявив, что вообще не может воспринимать тексты. Он упал в глазах Макса ещё на пару пунктов.

— А где Герман? — спросил Макс просто для приличия.

— А к нему сейчас лучше не соваться.

— Ну и хрен с ним.

На Макса напало неистовое желание с кем-то поговорить. Он вернулся в комнату Элис. Только без неё эта спальня не казалась отдельным миром. Здесь были просто мёртвые стены и мёртвые рисунки. Максу даже показалось, что он скучает по ней, но не может поймать даже её тень. Мир изменился за какую-то неделю.

Полина лежала между стеной и кроватью на расстеленном одеяле. Макс понял, почему они всю ночь провели на полу. Должно быть, ему не хотелось осквернять ту кровать, где он был с Элис. Он понял, что становится сентиментальным и не успевает за собственными мыслями.

— Как мы дошли до всего этого? Почему мы стремимся сделать свою жизнь похожей на старые фильмы про рок-н-ролл? Почему мы не можем быть самими собой? — спросил внезапно Макс.

— Детка, ты есть тот, кто ты есть, — ответила Полина. — Ты рок-звезда, неужели ты этого не видишь?

— Это лишь образ, игры и фальшивка. Нам не вернуть прошлое, но мы никогда не повзрослеем. Это мёртвая точка. Это тупик. Мы не наиграемся. В тридцать мы будем теми лысеющими придурками в потёртой коже, что играют никому не нужную музыку в тех же клубах. Мир вокруг будет меняться, а мы нет. А нашим друзьям будет всё так же двадцать и они будут смотреть на нас сверху вниз, потому что они будут думать, что у них есть будущее. Будущее — это всё, чего я боюсь.

— Прекрати, ты классный, — сонно отвечала она.

Макс не верил ей и не верил сейчас никому. Просыпались люди, они ходили туда-сюда, здороваясь и прощаясь друг с другом. Никто из них не знал, реальны они или же являются просто галлюцинациями, но через некоторых из них видны были стены. И всё вокруг словно дымилось, поджариваясь на зимнем солнце. Тоска надвигалась, не хотелось вообще ничего. Вскоре появился Герман и попросил всех, кто здесь не проживает, покинуть квартиру. Макс пожалел, что дал Полине свой номер, но ради приличия записал и её телефон.

Даже, когда все ушли, он не смог спокойно заснуть.

— Не пойму, чего ты связался с Сиськой?

— С кем? — переспросил Макс.

— Та тёлка — это стриптизёрша из «Мартовского кота». У неё классные сиськи, стопроцентный силикон. Я тоже её трахал, как и все, кому доводилось выступать в том клубе. Вот теперь она добралась и до тебя.

— Она мне нравится. У неё с собой спиды и лёгкий подход к жизни.

— Ты просто идиот, — ответил Герман. — Из всех баб, которых только можно было встретить, ты нашёл самую конченую шлюху.

Утром разбудила Полина-Сиська и предложила встретиться. Макс хотел уже было отказаться, но она сказала, что у неё есть бутылка шатреза. Пришлось согласиться, поскольку все обитатели Вороньего Гнезда были на мели, а подобная роскошь перепадает редко.

— Зачем она тебе? — спросил Герман совершенно серьёзно.

— Ты знаешь про мою прежнюю жизнь. У меня никогда не было таких женщин. Они как те самые тёлки из журналов, на которых все мы дрочили в детстве. Навязанные обществом стандарты красоты ещё живы в моём мозгу.

— Я не дрочил, — ответил Герман.

— Ну ты это другой разговор.

— У тебя есть какая-нибудь приличная одежда? — спросил Макс, желая сменить тему.

— Бери что хочешь, вернее то, во что влезешь.

Герман уже привык, что все в этом доме носят его старые шмотки. У него накопилось много готической одежды в период повального увлечения шопингом.

Макс порылся в шкафу и стащил оттуда чёрные джинсы и свитер с черепами. Так же позаимствовал ботинки на десятисантиметровой платформе и короткое пальто.

— Я чувствую себя так, словно на мне твоя кожа, — сказал Макс, покидая Гнездо.

Дани слышал плачь синтезатора из-за незапертой двери. Что-то трагичное и околоджазовое. Пернатого колбасило, очевидно. Это не музыка, это какая-то плавна агония инструмента и человека. Это слишком очевидно, что все вокруг прибывают в каком-то ожидании великого краха. Дани знал, что приносит свою внутреннюю катастрофу везде и всюду. Таково предназначение хаотиков.

Через открытую дверь он видел мрак комнаты, силуэты белого лица и рук, выхваченных пламенем свечи. Всё это больше и больше походило на нуар-комикс. Герман не обращал на Дани никакого внимания, продолжая терзать инструмент.