Песнь десятая

        Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает
        Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый.
        Остров плавучий его неприступною медной стеною
        Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом.
5     Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу,
        Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных.
        Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал.[254]
        Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе
        Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют
10   В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем
        Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой,
        Спят на резных, дорогими коврами покрытых кроватях.
        В град их прибывши, мы в дом их богатый вступили; там целый
        Месяц Эол угощал нас радушно и с жадностью слушал
15   Повесть о Трое, о битвах аргивян, о их возвращенье;
        Все любопытный заставил меня рассказать по порядку.
        Но напоследок, когда обратился я, в путь изготовясь,
        С просьбой к нему отпустить нас, на то согласясь благосклонно,
        Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового
20   Мех с заключенными в нем буреносными ветрами; был он
        Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их
        Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье.
        Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью
        Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья
25   Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным
        Нас в кораблях по водам провожать; но домой возвратиться
        Дий не судил нам: своей безрассудностью все мы погибли.
        Девять мы суток и денно и нощно свой путь совершали;
        Вдруг на десятые сутки явился нам берег отчизны.
30   Был он уж близко; на нем все огни уж могли различить мы.
        В это мгновенье в глубокий я сон погрузился, понеже
        Правил до тех пор кормилом один, никому не желая
        Вверить его, чтоб успешней достигнуть отчизны любезной.
        Спутники тою порой завели разговор; полагали
35   Все, что с собою имел серебра я и золота много,
        Мне на прощание данных царем благородным Эолом.
        Глядя друг на друга, так рассуждали они меж собою:
        «Боги! Как всюду его одного уважают и любят
        Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал
40   Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных
        Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили
        Путь с ним — а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками.
        Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок
        Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом
45   Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много».
        Так говорили одни; их одобрили все остальные.
        Мех был развязан, и шумно исторглися ветры на волю;
        Бурю воздвигнув, они с кораблями их, громко рыдавших,
        Снова от брега отчизны умчали в открытое море.
50   Я пробудился и долго умом колебался, не зная,
        Что мне избрать, самого ли себя уничтожить, в пучину
        Бросясь, иль, молча судьбе покорясь, меж живыми остаться.
        Я покорился судьбе и на дне корабля, завернувшись
        В мантию, тихо лежал. К Эолийскому острову снова
55   Бурею наши суда принесло. Все товарищи с плачем
        Вышли на твердую землю; запасшись водой ключевою,
        Наскоро легкий обед мы у быстрых судов совершили.
        Свой удовольствовав голод едой и питьем, я с собою
        Взял одного из товарищей наших с глашатаем; прямо
60   К дому Эола царя мы пошли и его там застали
        Вместе с женой и со всеми детьми за семейным обедом.
        В двери палаты вступив, я с своими людьми на пороге
        Сел; изумилась царева семья; все воскликнули вместе:
        «Ты ль, Одиссей? Не зловредный ли демон к тебе прикоснулся?
65   Здесь мы не всё ль учредили, чтоб ты беспрепятственно прибыл
        В землю отцов иль в иную какую желанную землю?»
        Так говорили они; с сокрушеньем души отвечал я:
        «Сон роковой и безумие спутников мне приключили
        Бедствие злое; друзья, помогите; вам это возможно».
70   Так я сказал, умоляющим словом смягчить их надеясь.
        Все замолчали они; но отец мне ответствовал с гневом:
        «Прочь, недостойный! Немедля мой остров покинь; неприлично
        Нам под защиту свою принимать человека, который
        Так очевидно бессмертным, блаженным богам ненавистен.
75   Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен».
        Кончив, меня он, рыдавшего жалобно, из дому выслал.
        Далее поплыли мы в сокрушении сердца великом.
        Люди мои, утомяся от гребли, утратили бодрость,
        Помощи всякой лишенные собственным жалким безумством.
80   Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые
        Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов,
        Ламосу.[255] Там, возвращаяся с поля, пастух вызывает
        На поле выйти другого; легко б несонливый работник
        Плату двойную там мог получать, выгоняя пастися
85   Днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих:
        Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой.[256]
        В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,
        Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле
        Устья великими, друг против друга из темныя бездны
90   Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая.
        Люди мои, с кораблями в просторную пристань проникнув,
        Их утвердили в ее глубине и связали, у берега тесным
        Рядом поставив: там волн никогда ни великих, ни малых
        Нет, там равниною гладкою лоно морское сияет.
95   Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих,
        Около устья, канатом его привязав под утесом.
        После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь:
        Не было видно нигде ни быков, ни работников в поле;
        Изредка только, взвиваяся, дым от земли подымался.
100 Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал
        (Третий был с ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы
        Людям, вкушающим хлеб на земле плодоносной, достигли?
        Гладкая скоро дорога представилась им, по которой
        В город дрова на возах с окружающих гор доставлялись.
105 Сильная дева им встретилась там; за водою с кувшином
        За город вышла она; лестригон Антифат был отец ей;
        Встретились с нею они при ключе Артакийском, в котором
        Черпали светлую воду все, жившие в городе близком.
        К ней подошедши, они ей сказали: «Желаем узнать мы,
110 Дева, кто властвует здешним народом и здешней страною?»
        Дом Антифата, отца своего, им она указала.
        В дом тот высокий вступивши, они там супругу владыки
        Встретили, ростом с великую гору, — они ужаснулись.
        Та же велела скорей из собранья царя Антифата
115 Вызвать; и он, прибежав, на погибель товарищей наших,
        Жадно схватил одного и сожрал; то увидя, другие
        Бросились в бегство и быстро к судам возвратилися; он же
        Начал ужасно кричать и встревожил весь город; на громкий
        Крик отовсюду сбежалась толпа лестригонов могучих;
120 Много сбежалося их, великанам, не людям подобных.
        С крути утесов они через силу подъемные камни
        Стали бросать; на судах поднялася тревога — ужасный
        Крик убиваемых, треск от крушенья снастей; тут злосчастных
        Спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город
125 Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли
        В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши
        Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый,
        Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою,
        Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть.
130 Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла.
        Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно
        Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.
        Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых
        Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.
135 Мы напоследок достигли до острова Эй. Издавна
        Сладкоречивая, светлокудрявая там обитает
        Дева Цирцея, богиня, сестра кознодея Ээта.
        Был их родителем Гелиос, бог, озаряющий смертных;
        Мать же была их прекрасная дочь Океанова, Перса.
140 К брегу крутому пристав с кораблем, потаенно вошли мы
        В тихую пристань: дорогу нам бог указал благосклонный.
        На берег вышед, на нем мы остались два дня и две ночи,
        В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.
        Третий нам день привела светозарнокудрявая Эос.
145 Взявши копье и двуострый свой меч опоясав, пошел я
        С места, где был наш корабль, на утесистый берег, чтоб сведать,
        Где мы? Не встречу ль людей? Не послышится ль чей-нибудь голос?
        Став на вершине утеса, я взором окинул окрестность.
        Дым, от земли путеносной вдали восходящий, увидел
150 Я за широко разросшимся лесом в жилище Цирцеи.
        Долго рассудком и сердцем колеблясь, не знал я, идти ли
        К месту тому мне, где дым от земли подымался багровый?
        Дело обдумав, уверился я наконец, что удобней
        Было сначала на брег, где стоял наш корабль, возвратиться,
155 Там отобедать с людьми и, надежнейших выбрав, отправить
        Их за вестями. Когда ж к кораблю своему подходил я,
        Сжалился благостный бог надо мной, одиноким: навстречу
        Мне он оленя богаторогатого, тучного выслал;
        Пажить лесную покинув, к студеной реке с несказанной
160 Жаждой бежал он, измученный зноем полдневного солнца.
        Меткое бросив копье, поразил я бегущего зверя
        В спину:, ее проколовши насквозь, острием на другой бок
        Вышло копье; застонав, он упал, и душа отлетела.
        Ногу уперши в убитого, вынул копье я из раны,
165 Подле него на земле положил и немедля болотных
        Гибких тростинок нарвал, чтоб веревку в три локтя длиною
        Свить, переплетши тростинки и плотно скрутив их. Веревку
        Свивши, связал я оленю тяжелому длинные ноги;
        Между ногами просунувши голову, взял я на плечи
170 Ношу и с нею пошел к кораблю, на копье опираясь;
        Просто ж ее на плечах я не мог бы одною рукою
        Снесть: был чрезмерно огромен олень. Перед судном на землю
        Бросил его я, людей разбудил и, приветствовав всех их,
        Так им сказал: «Ободритесь, товарищи, в область Аида
175 Прежде, пока не наступит наш день роковой, не сойдем мы;
        Станем же ныне (едой наш корабль запасен изобильно)
        Пищей себя веселить, прогоняя мучительный голод».
        Было немедля мое повеленье исполнено; снявши
        Верхние платья, они собрались у бесплодного моря;
180 Всех их олень изумил, несказанно великий и тучный;
        Очи свои удовольствовав сладостным зреньем, умыли
        Руки они и поспешно обед приготовили вкусный.
        Целый мы день до вечернего сумрака, сидя на бреге,
        Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались;
185 Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная;
        Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.
        Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
        Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им:
        «Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный:
190 Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос;
        Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он
        На небо всходит; должны мы теперь совокупно размыслить,
        Можно ли чем от беды нам спастися; я думаю, нечем.
        С этой крутой высоты я окрестность окинул глазами:
195 Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный,
        Плоско на влаге лежащий, увидел я; дым подымался
        Густо вдали из широкорастущего, темного леса».
        Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце:
        В память пришли им и злой лестригон Антифат, и надменный
200 Силой своею циклоп Полифем, людоед святотатный;
        Громко они застонали, обильным потоком проливши
        Слезы, — напрасно: от слез и от стонов их не было пользы.
        Тут разделить я решился товарищей меднообутых
        На две дружины; одною дружиной начальствовал сам я;
205 Избран вождем был дружины другой Еврилох благородный.
        Жеребьи в медноокованном шлеме потом потрясли мы —
        Вынулся жеребий твердому сердцем вождю Еврилоху.
        В путь собрался он, и с ним двадцать два из товарищей наших.
        С плачем они удалились, оставя нас, горем объятых.
210 Скоро они за горами увидели крепкий Цирцеин
        Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.
        Около дома толпилися горные львы и лесные
        Волки: питьем очарованным их укротила Цирцея.
        Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они подбежали
215 К ним миролюбно и, их окруживши, махали хвостами.
        Как к своему господину, хвостами махая, собаки
        Ластятся — им же всегда он приносит остатки обеда, —
        Так остролапые львы и шершавые волки к пришельцам
        Ластились. Их появленьем они, приведенные в ужас,
220 К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи поспешно
        Все устремились. Там голосом звонко-приятным богиня
        Пела, сидя за широкой, прекрасной, божественно тонкой
        Тканью, какая из рук лишь богини бессмертной выходит.
        К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель,
225 Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им:
        «Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью
        Сидя, поет там, гармонией всю наполняя окрестность.
        Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей».
        Так он сказал им; они закричали, чтоб вызвать певицу.
230 Вышла немедля она и, блестящую дверь растворивши,
        В дом пригласила вступить их; забыв осторожность, вступили
        Все; Еврилох лишь один назади, усомнившись, остался.
        Чином гостей посадивши на кресла и стулья, Цирцея
        Смеси из сыра и меду с ячменной мукой и с прамнейским
235 Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья
        В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала; когда же
        Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом
        Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закуту
        Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною
240 Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка.
        Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив
        Им желудей, и свидины, и буковых диких орехов
        В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом
        Землю копать. К кораблю Еврилох прибежал той порою
245 С вестью плачевной о бедствии, спутников наших постигшем.
        Долго не мог, сколь ни силился, слова сказать он, могучим
        Горем проникнутый в сердце; слезами наполнены были
        Очи его, и душа в нем терзалась от скорби; когда же
        Все мы его в изумленье великом расспрашивать стали,
250 Так рассказал он мне повесть о бедствии посланных наших:
        «Лес перешедши, как ты повелел, Одиссей многославный,
        Скоро мы там за горами увидели крепкий Цирцеин
        Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.
        В нем, мы услышали, пела прекрасно певица, за тканью
255 Сидя, не знаю, богиня иль смертная. Тотчас мы голос
        Подали; вышла она и, блестящую дверь растворивши,
        В дом нас вступить пригласила; забыв осторожность, вступили
        Все; я остался один назади, предузнавши погибель;
        Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел.
260 Долго я ждал; напоследок ушел, ничего не узнавши».
        Так он сказал; и немедля, надев на плечо среброгвоздный,
        Медный, двуострый мой меч и схвативши свой туго согбенный
        Лук, я велел Еврилоху меня проводить, возвратившись
        Той же дорогой со мною; но он, на колена в великом
265 Страхе упав, мне с рыданием бросил крылатое слово:
        «Нет, повелитель, позволь за тобой не ходить мне; уверен
        Я, что ни сам ты назад не придешь, ни других не воротишь
        Спутников наших; советую лучше, как можно скорее,
        Бегством спасаться, иль все мы ужасного дня не минуем».
270 Так говорил Еврилох, и, ему отвечая, сказал я:
        «Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся
        Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою;
        Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно».
        С сими словами пошел я от моря, корабль там оставив.
275 Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я
        Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи,
        Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный,
        Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он
        Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном
280 Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он:
        «Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко,
        Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи;
        Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой.
        Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда
285 Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось.
        Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить
        Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи
        Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа.
        Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини:
290 Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет.
        Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство,
        Данное мною, их силу разрушит. Послушай; как скоро
        Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется,
        Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля,
295 Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге
        Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка —
        Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь
        Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят.
        Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой
300 Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет:
        Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь».
        С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий,
        Вырвав его из земли и природу его объяснив мне:
        Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною;
305 Моли[257] его называют бессмертные; людям опасно
        С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно.
        Эрмий, подав мне растенье, на светлый Олимп удалился.
        Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи,
        Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный.
310 Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко
        Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля
        Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно
        Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я.
        Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный
315 Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня
        В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,
        Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он
        Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила
        Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое
320 Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».
        Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,
        Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко
        Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим
        Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:
325 «Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
        Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был
        Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
        Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.
        Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,
330 Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне
        Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он
        Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.
        Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною
        Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком
335 Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем».
        Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
        «Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом,
        Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же,
        Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь
340 Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, —
        Там у меня, безоружного, мужество все ты похитишь.
        Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою
        Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой
        Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь».
345 Так я сказал, и Цирцея богами великими стала
        Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,
        С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе.
        Тою порою заботились в светлых покоях четыре
        Девы, служанки проворные, всё учреждавшие в доме;
350 Все они дочери были потоков, и рощ,[258] и священных
        Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих.
        Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала
        Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани.
        К каждым креслам другая серебряный чудной работы
355 Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах.
        Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным,
        Сладким вином; на столы же поставила кубки златые.
        Светлой воды принесла напоследок четвертая дева:
        Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила
360 Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно
        Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной
        В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой
        Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье
        Тела. Когда ж и омыт я, и чистым натерт был елеем,
365 Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой
        В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым
        Креслам меня проводила, — была там для ног и скамейка.
        Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне
        Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,
370 Гладкий потом пододвинула стол; на него положила
        Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса,
        Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно
        Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна.
        Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием в сердце.
375 Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище
        Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея,
        Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово:
        «Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло
        Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая?
380 Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен
        Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой».
        Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
        «О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий,
        Муж согласится себя утешать и питьем и едою
385 Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья
        Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся,
        Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть».
        Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея
        Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,
390 Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда
        Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их
        Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом
        Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо
        С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;
395 Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,
        Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом;
        Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули
        Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем
        Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи.
400 Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала:
        «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
        Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным
        Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий
        Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере
405 Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися».
        Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем.
        Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье,
        Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных,
        Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих.
410 Как запертые в закутах телята, увидя идущих
        С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою,
        Все им навстречу бегут, из заград вырывался тесных,
        Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток:
        Так побежали толпою, увидя меня издалека,
415 Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце
        Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку,
        В наше отечество милое, где родились и цвели мы.
        Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово:
        «Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б
420 В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились.
        Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?»
        Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я:
        «Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий
        Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти
425 Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною.
        К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи.
        Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете».
        Было немедля мое повеленье исполнено ими.
        Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело,
430 Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово:
        «Стойте; куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите
        В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас
        Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых
        Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится
435 То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно
        Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем.
        Он, необузданный, был их погибели жалкой виною».
        Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце
        Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью
440 Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он
        Был мне и родственник близкий;[259] но спутники все, удержавши
        Руку мою, обратили ко мне миротворное слово:
        «Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается
        У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно;
445 Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи».
        Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге;
        Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами
        Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет.
        Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи
450 Баней себя освежили; душистым натершись елеем,
        В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся.
        Я, возвратись, их нашел за роскошной трапезой сидящих.
        Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними,
        Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился.
455 Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала:
        «Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный,
        Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь;
        Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря,
        Что на земле от свирепых людей претерпели вы, — горе
460 Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда
        В вашей груди не родится то мужество снова, с которым
        Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой,
        С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком,
        Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью
465 Вы затворяете, — были велики страдания ваши».
        Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.
        С тех пор вседневно, в теченье мы целого года
        Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
        Но когда наконец обращеньем времен совершен был
470 Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,
        Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:
        «Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать,
        Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть
        Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних».
475 Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем.
        Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака
        Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
        Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная.
        Спутники все предались в потемневших палатах покою.
480 Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном
        Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей
        Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:
        «О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну
        Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье
485 Спутники все приступают ко мне и мою раздирают
        Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем».
        Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:
        «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
        В доме своем я тебя поневоле держать не желаю.
490 Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть
        В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.
        Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким,
        Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там.
        Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде
495 Он лишь с умом;[260] все другие безумными тенями веют».
        Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце;
        Горько заплакал я, сидя на ложе, мне стала противна
        Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго
        Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно.
500 Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей:
        «Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?
        В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный».
        Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала:
        «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
505 Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом
        Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши,
        Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же
        Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь
        Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий
510 Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,
        Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,
        Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.
        Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно
        Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там
515 Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.
        Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом
        Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,
        Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:
        Первое смесью медвяной, другое вином благовонным,
520 Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной,
        Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:
        В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву
        Им принести и в зажженный костер драгоценностей много
        Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо
525 Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.
        После (когда обещание дашь многославным умершим)
        Черную овцу и черного с нею барана, — к Эребу
        Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, —
        В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой
530 Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты
        Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,
        Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,
        Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно
        Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;
535 Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой
        Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших
        К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий.
        Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов,
        Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль
540 Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься».
        Так говорила она; той порой златотронная Эос
        Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши,
        Светлосеребряной ризой из тонковоздушныя ткани
        Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным
545 Поясом стан обвила и покров с головы опустила.
        Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных
        Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им:
        «Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте
        Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду».
550 Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.
        Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной:
        Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный
        Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одоренный,
        Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли
555 Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный.
        Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав,
        Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться
        Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням,
        Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком
560 Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела
        В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я:
        «Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны
        Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея:
        В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона,
565 Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я».
        Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце;
        Пали на землю они, в исступлении волосы рвали,
        Всё понапрасну — от слез и от воплей нам не было пользы.
        Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге,
570 Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно.
        Тою порою на брег привела чернорунную овцу
        С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами
        Тихо прошла, невидимая… Смертным увидеть не можно
        Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: