Песнь одиннадцатая

        К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися
        Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,
        Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.
        Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно
5     Все мы взошли сокрушенные горем, лиющие слезы.
        Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный
        Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,
        Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;
        Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно
10   Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.
        Были весь день паруса путеводным дыханием полны.
        Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.
        Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;
        Там киммериян печальная область, покрытая вечно
15   Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет
        Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль
        Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
        С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;
        Ночь безотрадная там искони окружает живущих.
20   Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу
        Взяли с собой и пошли по течению вод Океана
        Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.
        Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных
        В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши
25   Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,
        Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:
        Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,
        Третье водой и, мукою ячменного все пересыпав,
        Дал обещанье безжизненно веющим теням усопших:
30   В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву
        Им принести и в зажженный костер драгоценностей много
        Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо
        Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.
        Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,
35   Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;
        Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою
        Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:
        Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,
        Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,
40   Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно
        В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.
        Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,
        Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.
        Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,
45   Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,
        Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно
        Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону.
        Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой
        Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших
50   К крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий.
        Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;
        Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.
        Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,
        В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.
55   Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.
        Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:
        «Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!
        Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном».
        Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:
60   «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,
        Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;
        Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало
        Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;
        Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,
65   Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно
        Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,
        Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим
        Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,
        Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,
70   Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) — о! вспомни,
        Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был
        Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева
        Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.
        Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,
75   Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;
        В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков
        В землю на холме моем то весло водрузите, которым
        Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил».
        Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:
80   «Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет».
        Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,
        Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,
        Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.
        Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей
85   Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим
        Автоликоном, — ее меж живыми оставил я дома,
        В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;
        Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я
        К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.
90   Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;
        Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:
        «Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
        Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы
        Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?
95   Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуй
        Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить».
        Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный
        Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,
        Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:
100 «Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.
        Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже
        Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко
        Душу разгневал его ослеплением милого сына.
        Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть
105 Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных
        Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну
        Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;
        Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна
        Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.
110 Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,
        Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;
        Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель
        Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам;[261] сам ты избегнешь
        Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море
115 Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:
        Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,
        Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами
        Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,
        Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,
120 В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой — покинув
        Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься
        Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,
        Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,
        Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,
125 Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,
        Их по морям, — от меня же узнай несомнительный признак:
        Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:
        «Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?» —
        В землю весло водрузи — ты окончил свое роковое,
130 Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши
        В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,
        В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу
        Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,
        Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном
135 Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину
        Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным
        Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною».
        Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:
        «Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.
140 Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
        Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови
        Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет
        Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,
        Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?»
145 Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:
        «Легкое средство на это в немногих словах я открою:
        Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови
        Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно
        Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь»,
150 С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,
        Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.
        Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго;
        К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала.
        С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:
155 «Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область
        Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь
        Страшные реки, потоки великие; здесь Океана
        Воды глубокие льются; никто переплыть их не может
        Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,
160 Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,
        По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели
        Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?»
        Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:
        «Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;
165 Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало.
        В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны
        Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду
        С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл
        В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.
170 Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных
        В руки навек усыпляющей смерти была предана ты?
        Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня
        Тихой стрелою своею тебя без болезни убила?
        Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:
175 Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место
        Избран мое и меня уж в народе считают погибшим?
        Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?
        С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?
        Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?»
180 Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:
        «Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа
        Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит
        Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали;
        Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,
185 Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами
        Всех угощает, как то облеченному саном высоким
        Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит
        Более в город; он в поле далеко живет, не имея
        Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;
190 Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами
        Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;
        В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней
        Всюду находит себе на земле он в саду виноградном
        Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.
195 Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,
        Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.
        Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.
        Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида
        Тихой стрелою своею меня без болезни убила,
200 Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши
        Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул:
        Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбном
        Нраве и разуме светлом до срока мою погубила
        Сладостно-милую жизнь». И умолкла она. Увлеченный
205 Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;
        Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,
        Три раза между руками моими она проскользнула
        Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.
        Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:
210 «Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,
        Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному
        Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?
        Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала
        Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?»
215 Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:
        «Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,
        Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.
        Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.
        Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;
220 Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный
        Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:
        Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.
        Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,
        Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге».
225 Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились
        Призраки жен — их прислала сама Персефона; то были
        В прежнее время супруги и дочери славных героев;
        Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;
        Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно
230 Каждую; вот что удобнейшим мне наконец показалось:
        Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,
        К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;
        Друг за другом они по одной подходили и имя
        Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.
235 Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,
        Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,
        Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:
        Сердце свое Энипеем, рекою божественно светлой,
        Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;
240 Часто она посещала прекрасный поток Энипея;
        В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею
        В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью;
        Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным
        Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.
245 Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши
        Сном; и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,
        За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:
        «Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится
        Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден
250 С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.
        Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися
        Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец».
        Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.
        В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;
255 Слуги могучие Зевса эгидоносителя были
        Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе
        Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном Пилосе.
        Но от Крефея еще родились у прекрасной Тиро
        Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифаон.
260 После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.
        Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:
        Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили
        Первое Фив семивратных они основанье и много
        Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных
265 Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.
        Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;
        Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,
        Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.
        После явилась Мегара; Креон, необузданно смелый,
270 Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.
        Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;
        Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,
        С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.
        Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.
275 Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах
        Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,
        Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:
        Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,
        Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался
280 Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний.
        После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,
        Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами
        Деву прельстивший; был царь Амфион Иасид, Орхомена
        Града минийского славный властитель, отец ей; царица
285 Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:
        Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;
        После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,
        Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь
        Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих
290 С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса
        Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель[262]
        Смелое дело свершить; но ему положили преграду
        Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.
        Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,
295 Круг совершился и Оры весну привели, — Ификлесу
        Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая
        Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.
        Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась;
        Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:
300 Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.
        Оба землею они жизнедарною взяты живые;
        Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно
        Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает
        Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.
305 Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел;
        С ней сочетался, — хвалилась она, — Посейдон земледержец;
        Были плодом их союза два сына (но краток был век их):
        Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.
        Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;
310 Всех красотой затмевали они, одному Ориону
        В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,
        В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.
        Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их
        Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;
315 Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный
        Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо
        Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли
        Мужеской силы; но сын громовержца,[263] Латоной рожденный,
        Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый
320 Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих.
        Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,
        Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в Афины
        Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он
        С ней насладиться любовью; убила ее Артемида
325 Тихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.
        Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,
        Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем…
        Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какие
        Там мне явилися жены и дочери древних героев;
330 Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предаться
        Сну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,
        Здесь ли оставшись; а вы мой отъезд учредите с богами».
        Так говорил Одиссей, — все другие сидели безмолвно
        В светлой палате, и было у всех очаровано сердце.
335 Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:
        «Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силой
        Разума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он
        Собственно мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;
        В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарами
340 Должно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:
        Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства».
        Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,
        Ранее всех современных ему феакиян рожденный.
        «С нашим желаньем, друзья, — он сказал, — и намереньем нашим
345 Слово разумной царицы согласно; ему покориться
        Должно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит».
        Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:
        «Будет, что сказано, мною на деле исполнено так же
        Верно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиян
350 Веслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит он
        В путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подарки
        Наши собрать; отправленье в отчизну его есть забота
        Общая всем вам, моя ж наипаче: я здесь повелитель».
        Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
355 «Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,
        Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,
        Мой учреждая отъезд и дары для меня собирая,
        Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будет
        С полными в милую землю отцов возвратиться руками.
360 Больше почтен и с живейшею радостью принят я буду
        Всеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку».
        Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:
        «Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной
        Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный
365 Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду
        Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.
        Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.
        Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал ты
        Нам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончить
370 Должен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,
        Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,
        Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?
        Ночь несказанно долга; и останется времени много
        Всем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;
375 Слушать тебя я готов до явления светлой Денницы,
        Если рассказывать нам о напастях своих согласишься».
        Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:
        «Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,
        Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя
380 Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,
        Я повинуюсь и все расскажу, что печального после
        Я претерпел: как утратил последних сопутников; также
        Кто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,
        Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.
385 После того как рассеяться призракам жен Персефона,
        Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали —
        Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустно
        Вышла; и следом за нею все тени товарищей, падших
        В доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.
390 Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон.
        Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши
        Руки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:
        Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья,
        Некогда члены могучего тела его оживлявших.
395 Слезы я пролил, увидя его; состраданье проникло
        Душу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:
        «Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,
        Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смерти
        Предан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,
400 Бурею бездну великую всю всколебавши? На суше ль
        Был умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,
        Где нападал на его криворогих быков и баранов,
        Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?»
        Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:
405 «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!
        Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,
        Бурные волны воздвигшим на бездне морской; не на суше
        Был умерщвлен я рукою противника явного в битве;
        Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;
410 С гнусной женою моей заодно, у себя на веселом
        Пире убил он меня, как быка убивают при яслях;
        Так я погиб, и товарищи верные вместе со мною
        Были зарезаны все, как клычистые вепри, которых
        В пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,
415 Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.
        Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи
        В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, —
        Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,
        Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,
420 Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.
        Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,
        Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзала
        Подле меня; полумертвый лежа на земле, попытался
        Хладную руку к мечу протянуть я: она равнодушно
425 Взор отвратила и мне, отходящему в область Аида,
        Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.
        Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней
        Дерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такое
        Дело, каким навсегда осрамилась она, приготовив
430 Мужу, богами ей данному, гибель. В отечество думал
        Я возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним —
        Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейка
        Стыд на себя навлекла и на все времена посрамила
        Пол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».
435 Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:
        «Горе! Конечно, Зевес громовержец потомству Атрея
        Быть навсегда предназначил игралищем бедственных женских
        Козней; погибло немало могучих мужей от Елены;
        Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра».
440 Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:
        «Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;
        Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;
        Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое. Но для тебя,
        Одиссей, от жены не опасна погибель;
445 Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,
        Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущих
        Летах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,
        В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенец
        С ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседает
450 В сонме мужей; и отец, возвратясь, с ним увидится; нежно
        К сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется…
        Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладиться
        Взглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.
        Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:
455 Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметно
        В пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.
        Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
        Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,
        Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе? В Спарте ль
460 Светлопространной у славного дяди, царя Менелая?
        Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный».
        Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:
        «Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;
        Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно».
465 Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле друга
        Грустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.
        Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;
        С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын Теламонов
        Бодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силой
470 После Пелеева сына великого всех превзошедший.
        Тень быстроногого внука Эакова,[264] став предо мною,
        Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: «Зачем ты
        Здесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?
        Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?
475 Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только
        Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?»
        Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:
        «О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,
        Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне
480 Способ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;
        В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны
        Милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты же
        Между людьми и минувших времен и грядущих был счастьем
        Первый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;
485 Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как в жизни
        Некогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный».
        Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:
        «О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;
        Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,
490 Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,
        Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.
        Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.
        Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?
        Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?
495 Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?
        Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,
        Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?
        В области дня уж защитником быть для него не могу я;
        Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленной
500 Трое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.
        Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,
        Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,
        Власти Пелея не чтущих и старость его оскорбивших».
        Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:
505 «Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;
        Но о твоем благородном, возлюбленном Неоптолеме
        Все, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.
        Сам я его в корабле крутобоком моем от Скироса
        Морем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;
510 Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда он
        Голос свой прежде других подавал и в разумных сужденьях
        Мною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.
        В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,
        Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;
515 Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;
        Много врагов от него в истребительной битве погибло;
        Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народа
        В крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.
        Так Еврипила, Телефова сына, губительной медью
520 Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы
        Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.
        После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.
        В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрыться
        Был он с другими вождями назначен; а двери громады
525 Мне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.
        Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали
        Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;
        В нем же едином мои никогда не подметили очи
        Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся
530 Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора
        Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый
        Меч, а другою обитое медью копье, порывался
        В бой на троян. А когда был разрушен Приамов великий
        Град, он с богатой добычей, с дарами почетными поплыл
535 В край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноострой
        Медью меча не пронзенный ни разу, как часто бывает
        В жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится».
        Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкой
        Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу[265]
540 Тихо пошла, веселяся великою славою сына.
        Души других знаменитых умерших явились; со мною
        Грустно они говорили о том, что тревожило сердце
        Каждому; только душа Теламонова сына Аякса
        Молча стояла вдали, одинокая, все на победу
545 Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи
        Сына Пелеева.[266] Лучшему между вождей повелела
        Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина
        Тайно внушила… Зачем, о, зачем одержал я победу,
        Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,
550 Бодрый Аякс, и лица красотою, и подвигов славой
        После великого сына Пелеева всех превзошедший.
        Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:
        «Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,
        Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятых
555 Мною оружиях; ими данаям жестокое боги
        Зло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мы
        Все, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,
        Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,
        Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаев
560 Страшной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.
        Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобою
        Дай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца».
        Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенями
        Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.
565 Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,
        Если б меня не стремило желание милого сердца
        Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро
        В аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;
        Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,
570 Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,
        Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.
        После Миноса явилась гигантская тень Ориона;
        Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он —
        Их же своею железной ничем не крушимой дубиной
575 Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.
        Тития также увидел я, сына прославленной Геи;
        Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим
        Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали
        Печень его и терзали когтями утробу. И руки
580 Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,
        Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.
        Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:
        В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый
        Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.
585 Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,
        С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось
        Черное дно, и его осушал во мгновение демон.
        Много росло плодоносных дерев над его головою,
        Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,
590 Также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих.
        Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,
        Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.
        Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;
        Тяжкий камень снизу обеими влек он руками
595 В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,
        Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины
        С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой,
        Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.
        Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,
600 Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.
        Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишь
        Призрак воздушный; а сам он с богами[267] на светлом Олимпе
        Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей
        Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры.
605 Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге
        Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он
        Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно
        Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный
        Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав
610 Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством
        Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,
        Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были;
        Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,
        Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.
615 Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;
        Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:
        «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
        Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет
        Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?
620 Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий
        Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа
        Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он
        Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен
        Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.
625 Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;
        Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина».
        Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.
        Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился
        Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.
630 Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки
        Славных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,
        Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,
        Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,
        В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,
635 Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.
        Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,
        Люди мои на него собрались и канат отвязали.
        Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.
        Судно спокойно пошло по течению вод Океана,
640 Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: