и идёт к нам. Я стараюсь не смотреть на неё с

жалостью. Я прекрасно вижу, что ей плохо удаётся

скрыть тоску по Георгию и отчаяние под маской

«влюблённости» в Сашу Петрова.

- Чего поделываете? - спрашивает она и падает

на свой стул.

Я морщусь.

- Лучше б ты покончила с собой, чем связалась от

тоски с Сашкой и стала ещё более несчастной, - говорю

я.

Лера с Ирой синхронно открывают рты от изумления.

- Леонова, я не поняла, у тебя что, неделя

откровений? - спрашивает Вера.

- Пора бы уже поговорить об этом, нет? -

спрашиваю я.

- О чём? - удивляется Ира.

- Мы все несчастны, не так ли? Вы, двое, -

указываю на Леру с Верой, - убиваетесь по Георгию.

А я схожу с ума из-за смерти моего отца.

- А я? - подаёт голос Ирка.

- А ты заткнись, у тебя всё хорошо. Мы погрязли

в грёбаном болоте и я понятия не имею, что теперь

делать. Я вчера обидела Леру и ненавижу себя за это.

Я не должна была говорить этого. И это неправда.

Лера кивает.

- Всё хорошо. Я тоже была не права.

- Что мы теперь будем делать? - спрашиваю я.

Вера долгим взглядом смотрит на меня, затем

произносит:

- Покончим с собой?

- Катись ко всем чертям, Вер, - ворчит Лера.

- Ладно-ладно, я же просто предложила.

- Аня, можно тебя на минутку, - вклинивается

в разговор Макс. Я киваю и мы выходим в коридор.

- Нет, Леонова, серьёзно, что ты творишь? - вос-

кликивает он. - Нельзя ли мыслить как-то более

позитивно? В конце концов, ничего ужасного в вашей

жизни не произошло. Вы счастливые люди.

Я мрачно усмехаюсь.

- Серьёзно? Кто счастливый? Лера, которая от

безысходности легла под своего отчима? Вера, которая

от отчаяния спуталась с ни в чём не повинным

Сашком Петровым? Ира, которая от скуки связалась

с Андреем, хотя он ей даже не нравится? Может, я,

обидевшая и предавшая свою подругу только потому,

что мне было хреново? Или, может быть, ты, Макс?

Может, ты счастлив?

Макс молчит и смотрит на меня растерянно. Я

попала в точку. Он несчастен. Так же, как и мы.

- Ты теперь один из нас, Макс, как бы ужасно

и пафосно это не звучало, - подвожу итог я. - Мы

все погрязли в этом дерьме. И я понятия не имею,

когда мы из него выберемся и выберемся ли.

Тридцать пять

- Сегодня мы поговорим о смерти, - говорит Арина

Викторовна и пишет на доске тему.

«СМЕРТЬ» ярко горит на тёмно-зелёной доске боль-

шими белыми буквами. Обсуждение подобной темы с

подростками - явная провокация.

- Для начала, конечно же, хочется узнать, что вы

сами думаете о смерти, - говорит Арина Викторовна

так легко, будто спрашивает нас о погоде.

- Смерть - это ужасно, - не задумываясь, отвечает

Нина Игорева.

- Ты боишься смерти? - спрашивает классная.

- Боюсь, - честно отвечает Нина Игорева. - А кто

не боится?

- Знаешь, есть и те, кто не боится, - хитро произ-

носит Арина и кидает на Веру взгляд, который, к

счастью для Селивёрстовой, остаётся никем не замеченным.

- И всё же, на ваш взгляд, что такое смерть?

- Полная противоположность жизни, не более, - легко

пожимает плечами Ира, будто смерть для неё - что-то

несущественное, не стоящее того, чтобы обсуждать её.

- А я считаю, что это её часть, - подаёт голос

Лера. - Ну, знаете, вроде: рождение, бытие, смерть. Это

и есть жизнь.

- То есть, после смерти - ничего?

- Только гниль.

Тема смерти всё развивается, практически каждый в

классе уж успевает отличиться, высказав своё мнение по

поводу смерти, Арина Викторовна говорит о житейской и

философской точках зрения. И, как я могу судить,

философия не видит в смерти ровным счётом ничего

плохого, тоже считая её неотъемлемой и естественной

частью нашей жизни. Что ж, философия права.

- Кто у нас там отмалчивался? - бормочет Арина

Викторовна и осматривает цепким взглядом класс. -

Леонова. А ты нам что скажешь?

Нет, серьёзно, какого чёрта? Меньше всего мне

сейчас охота говорить о смерти. Хреновая тема.

- Давай, Леонова, у нас идёт обсуждение, поучаствуй,

- улыбается Арина Викторовна, и мне хочется что-нибудь

разбить об её голову.

- Одна моя подруга сказала, что все люди умирают

и это абсолютно естественно. Да, с ней трудно не

согласиться. Но знаете что? По-моему, это полный бред.

Если человек умирает от старости, то да, это естественно.

Но чаще всего ведь всё происходит совсем иначе. Люди

умирают от ножа какого-то придурка, от рака, от того,

что вскрыла вены в школьном туалете или из-за авто-

катастрофы. Но так ведь не должно быть, правда?

Человек не должен умирать, если он молод и хочет

жить. И если Бог есть, он должен это как-то

предотвращать, верно? Но всё происходит так, как

происходит, и мы ничего не можем с этим сделать.

Люди умирают и, если подумать, это ужасно. Но в

нас, глупых детях-максималистах, столько цинизма и

уверенности «знания жизни», что мы относимся к этому

так легко, философски. Хотя в глубине души совершенно

не хотим умирать и понятия не имеем, что такое смерть.

И вы, Арина Викторовна, не должны говорить с нами

об этом.

- Что ж, неплохо, Леонова, совсем неплохо, -

одобрительно произносит Арина Викторовна, а я

закатываю глаза - её одобрения я не ждала. - И

почему учительница литературы говорит, что у тебя

проблемы с выражением своей мысли? Ты отлично с

этим справляешься. Это «пятёрка».

Я качаю головой. Ни черта она не поняла.

Тридцать шесть

Мы с Максом идём по улице ко мне домой.

Молчим. Странно, обычно, когда мы вместе, нас не

заткнёшь.

- Ты подозрительно молчалив, - говорю.

- Задумался, - отвечает он. - Насчёт Леры. Ты

так о ней говорила, будто она ужасно несчастна.

- Так и есть.

- А ещё ты говорила так, будто можешь ей чем-

то помочь, но не помогаешь.

- Я не могу, но ты можешь.

Чёрт, зачем я это сказала? Когда Лера призналась

мне, что ей нравится Макс и что ей кажется, что

нн не такой, как другие парни, я пообещала, что

никому не расскажу.

- Почему я? - удивляется Макс.

- Потому что ты, Макс, лекарство от рака, а

Лера смертельно больна.

- А ты уверена, что она больна именно раком?

- Уверена.

Мы подходим к моему подъезду.

- Ань, а ты болеешь?

Я замираю посреди лестнице.

- Да, Макс. Наверное, да. Но не раком.

Тридцать семь

Я смотрю на Макса, как на полоумного. А он

все роется в моём шкафу. Затем снова выуживает из

шкафа очередное платье, на этот раз бирюзовое, и

показывает мне.

- А его почему не носишь?

- Ненавижу бирюзовый цвет.

- Аня, у тебя столько крутых шмоток, а ты ходишь

в каких-то обносках.

- Я хожу в том, в чём мне нравится.

Макс кидает платье в кучу набросанного им

барахла и садится на диван рядом со мной.

- Ты должна померить одно из них, - выдаёт он.

- С какой это стати? - изумляюсь я.

- Я хочу посмотреть.

- Нет.

- Померяешь.

- Ладно, - пожимаю плечами я и встаю.

Подхожу к куче одежде и выуживаю оттуда серое

платье, в котором была у него на Новый год.

- Нет, - качает головой Макс, - в нём я тебя уже

видел.

- Все остальные платья покупала мне мама. Они

слишком открытые.

На самом деле, Лера назвала бы их монашеским,

но у меня совсем другие представления о приличиях.

К тому же, я не люблю себя показывать.

- В этом-то и смысл, милая, - подмигивает мне

Макс и я кидаю в него серое платье. Затем беру

бирюзовое и выхожу из комнаты.