Однажды Кушеву дали задание пробраться в деревню, которую занимали немцы.

— Мне донесли, что в деревне танков немецких много, — сказал Кушеву командир. — Узнай, правда ли это.

Дело было осенью, второй день лил дождь. На дворе было холодно, сыро, носа бы не высунул из теплой избы. Но раз приказ получен, надо его выполнять. Таков закон на войне.

Накинул Кушев на плечи плащ-палатку, зарядил свой автомат и ночью ушел в разведку.

Шел он тропинкой лесной, посвистывал. Места знакомые, хаживал тут не раз, потому и не боялся разведчик ничего. Зашуршат ли на орешнике ветки, посыплются ли сверху листья, а Кушев внимания не обращает. «Это белка скачет по сучьям». Бывает, в кустах кто-то закопошится, но Кушеву опять хоть бы что. «Коза заблудилась, вот и бродит, непутевая, по чаще».

Чем ближе подходил он к опушке, тем реже становились деревья. Посветлело в лесу. Осторожней стал разведчик. Спустился он в овраг и пополз по дну. Продвинется немного, остановится, прислушается, а потом опять дальше. Вдруг слышит — лошадь ржет. «Дополз, значит», подумал про себя Кушев и стал наверх карабкаться.

Неизвестно, сколько времени прошло, но только добрался разведчик благополучно до деревни. Там у оврага он приметил, что на поляне табун лошадей пасется. С лошадьми-то и дошел разведчик до околицы. А потом выбрал укромное место и наблюдать начал.

Забрался Кушев на чердак старой бани и в щелку стал смотреть. Ох, и хитра же проклятая немчура, на какие только уловки не пускается! Правду сказали командиру, есть в деревне танки. Но вот сколько их? Оказалось, гоняют немцы один единственный танк по деревне, а издали кажется, что много их. А чтобы шуму больше было, немцы у танка глушитель сняли. И фырчит он на всю округу. Кушев знал эти штучки, сам трактористом работал.

Высмотрел все Кушев и прикинул в уме: «Стемнеет только, я и выберусь отсюда. Лошадей ведь опять в ночное погонят, я и дойду с лошадьми до оврага, не заметят меня немцы». Только подумал так Кушев, смотрит — шагают два немецких солдата по улице, один с ведрами, другой с топором. «Уж не баньку ли они вздумали натопить?» И в самом деле, дошли немцы до переулка, к бане свернули. Спрыгнул Кушев с чердака, выскочил наружу — и в кусты. Стал ползком из деревни выбираться.

Ползет, а сам думает: «Придется через поляну переползать, а она открыта со всех сторон, негде тут спрятаться, обязательно приметят немцы. Но и здесь у дороги ночи дожидаться опасно. Собака и та может выдать. Нет, уж лучше рану получить, только бы к своим добраться».

И вышло все, как подумал. Только на поляну он сунулся, затрещали автоматы. Увидели немцы разведчика!

Ползет Кушев, земли под собой не чует, а пули так и свистят кругом. Огляделся разведчик, видит — ровик впереди. Когда-то здесь стог сена стоял, вот и окопали его, чтобы скотина не лазила. «Хоть бы до ямки до этой доползти», думает Кушев.

И дополз, свалился в ров, вспотел даже весь. Тяжело ползти по скользкой траве, да еще плащ-палатка мешает. «Дай-ка сброшу ее», решил Кушев. Снял он плащ, стал шнурок выдергивать, который вокруг плеч обвязывается. Очень уж хороший шкурок, ременный, сам его сплел. Вынул Кушев шнурок, тут его и осенило. Улыбнулся Кушев, повеселел сразу. Свернул плащ-палатку комом, обвязал шнурком, потом к концу еще два ремня добавил. Длинный получился шнур.

Выбрался разведчик из рва, стал дальше двигаться. Ползет, а к ноге шнур привязан. Тащится на шнуре за ним плащ-палатка, кувыркается, а немцам кажется, что это человек движется, они опять стрельбу открыли. Распластался Кушев по траве, одними локтями работает, его и не видно. По плащ-палатке немцы стреляют, а хозяина ее заметить не могут. Так и переправился Кушев через опасную поляну и благополучно в овраг скатился.

Вернулся к своим, рассказал командиру, что видел, и спать в избу ушел.

С того дня заметили друзья, что Кушев совсем мало разговаривать стал.

— Ну вот, опять на нашего разведчика хандра нашла, — говорили между собой бойцы.

А Кушев встанет утром, развернет плащ-палатку, посмотрит, сколько дырок в ней пули сделали, и молчит. То ли думает о чем-то, то ли грустит над тем, как не погиб чуть-чуть, — не поймешь его.

Осень уж к концу подходила, листья с деревьев опали, и по утрам лужицы подмораживать стало. Наконец снег выпал, да такой глубокий, что без лыж и шагу не сделаешь. Повеселел Кушев. Приходит к командиру и заявляет:

— Прошу, как сказать, разрешить по первопутку на охоту сбегать.

Командир рассердился:

— Мил человек, ты совсем с ума спятил! Бои кругом, а он зайчишками баловаться надумал.

— Не за зайцами я на охоту собираюсь, — насупившись отвечал Кушев, — а за немцами.

Ничего не сказал на это командир, только рукой махнул. Знал он, если задумает что Кушев, обязательно сделает, настоит на своем. Потому что упрям, ой как упрям! Приходилось досадовать часто командиру на упрямство это. Но тут командир только крикнул вдогонку Кушеву:

— Смотри, охотничек, чтобы голову там тебе не снесли!

Отправился Кушев, шагает по полянке и не узнает леса. Как все изменилось вокруг с первым снегом! Где могучие корневища дубов, закутанные в теплые одеяла из мха? Где гладкие, как отполированные пни, на которых любил сиживать разведчик с трубкой в зубах? Не видно зарослей орешника, — в их тени не раз отдыхал разведчик. Исчезли и бесчисленные тропки, которые он так старательно запоминал и безошибочно разбирался в них даже в самые темные ночи. Сама просека кажется узкой, а деревья, занесенные снегом до самых веток, какими-то низкими-низкими. Нет, не узнать леса!

Хорошее настроение было у Кушева. Как будто он в школу идет и будет задачки решать. Трудные задачки, но он их решит. И от этого радостно было у него на душе.

Как разведчик, Кушев знал каждую немецкую засаду, каждый дозор. Но теперь все было занесено снегом. Найдет ли он норы, в которые закопались немцы? Найдет!

Кушев шел в белом халате. На ремне у него автомат висел. Скользил Кушев по снегу, песенку напевал да по сторонам посматривал.

Свернул он в сторону: эта просека к деревне выходила, можно прямо на немцев нарваться. Знал разведчик, что там, в конце просеки, у высокого дуба немецкая засада находилась. Оставил Кушев лыжи у дерева и пополз. Разгребает снег руками. Получалась канавка глубокая, она и скрывала разведчика. Так и двигался он, как крот, к дубу приметному.

Не больше полутораста метров оставалось до дуба. Примял Кушев снег вокруг себя, приложил к плечу автомат и выстрелил наугад. Потом быстро в сторону отполз. Пристроился у сосны и наблюдать начал.

Немцев было двое. Они огляделись и открыли стрельбу по окопчику, который разведчик оборудовал. Постреляли немного, встали. Потом побежали оба к окопчику кушевскому. Бегут и по-своему лопочут что-то, смеются — видно, обрадовались. Подпустил их Кушев поближе, заложил два пальца в рот да как свистнет изо всех сил! Ошалели немцы. Остановились и водят головами, как кулики на поле. Но не успели они рассмотреть, кто свистит так лихо, скосил их Кушев одной очередью.

Подошел он без опаски к немцам, автоматы их забрал, документы из карманов вынул, чтобы командиру передать, и к окопчику своему вернулся.

Здесь-то и таился весь секрет. Лежал в снежной яме кушевский ватник, в нескольких местах простреленный. Ватник этот Кушев еще дома тряпками набил; получилось чучело. Высунул Кушев чучело из снега, а немцы думали, что это разведчик советский выглядывает. Начали немцы по чучелу стрелять, оно свалилось. Тогда-то и кинулись немцы «добычу» забирать. А настоящий, живой разведчик их и подстерег.

Его в белом халате немцы не заметили, а ватник зеленый сразу им в глаза бросился. Вот и остались в дураках немецкие вояки.

До вечера бродил разведчик вокруг деревни. Подберется к дозору немецкому и опять чучело в ход пускает. Так убил он на этой охоте восемь немцев и четыре автомата принес. Обступили его друзья со всех сторон, расспрашивают:

— Кто же это тебе помог так ловко придумать все?