Да нет, что вы! Если бы он вам тогда формулу подсказал, вы бы и сами это подсчитать могли. Листок бумаги найдется у вас?

Минуту он напряженно подумал и быстро рассчитал несколько вариантов. Формулу, конечно, лучше всего проверять по учебнику. Но в этом доме, стоящем на усеченной пирамиде (из-за наводнения), никаких учебников не водилось. Юргену очень уж хотелось поскорее доказать этому обер-инженеру господину Стетиниусу.

— Все! — сказал он наконец. — Посмотрите. Вот так: v = h/3·(g1+√g1·g2+g3) — и пояснил: — Вам тут только цифры подставить, и все пойдет как по маслу, h — это высота. Верно? A g1 и g2 — это обе плоскости. Сперва надо подсчитать все, что взято в скобки, а потом умножить на одну треть h. Ясно?

— А это что? — спросил Люттоян и попытался своим огромным пальцем мелиоратора и смотрителя дамб и плотин воспроизвести знак квадратного корня.

— A-а, вы про квадратный корень! Наверняка он сам их не высчитывал. Они в справочнике Шюльке приводятся. Его издают с 1895 года. Так в предисловии написано. Были бы у вас формула и справочник, вы все сами могли бы подсчитать.

— Ну ладно, — сказал Люттоян. — Он же это не со зла. Но ты вот скажи, какая у тебя отметка по математике?

— Пять, — ответил Юрген.

Насторожившись, старик посмотрел на него. А немного спустя как бы ненароком, как бы исподтишка спросил:

— А пение?

— Пять.

— Батюшки ты мои! — чуть не испугавшись, воскликнул Люттоян и так долго молчал, что Юргену стало неловко.

— Ты вот скажи мне, — спросил он очень тихо, — у тебя что ж, по всем предметам пятерки?

— Да, можно сказать, да, — ответил Юрген, сделав небрежный жест.

— С ума можно сойти! — сказал Люттоян. — Вот это да! Об этом даже громко не скажешь — Плюкхан в гробу перевернется. А родители твои? Отец твой что, пивом торгует или он адвокат?

— Ничего подобного. Он на железной дороге работает, сцепщиком.

Хитренько подмигнув правым глазом, Люттоян сказал:

— Нешуточное дело это. Тебе, значит, теперь учиться и учиться. В высшей школе, значит? Надо же!

— Ну что вы, дедушка Люттоян, — сказал Юрген. Здесь же моря никакого нет…

Бог с тобой! Стыдно тебе смеяться над стариком. А завтра мы с тобой с утра к Тидеману пойдем.

Рано утром, в шесть часов, день был еще совсем свежий, словно новенький. Ангелы из сферы обслуживания — чистка, стирка, поливка улиц — за ночь развесили довольно большое количество росинок на траве. Птицы в этот час выступали со своими лучшими номерами.

Юрген, еще не очень проснувшись, обходил дом Люттояна, столь остроумно защищенный от наводнений. Диван в чистой комнате под полкой с семью книгами «Всадник на белом коне» был, конечно, больше приспособлен для сидения, чем для спанья, но сниться Юргену все равно ничего не снилось. Он-то думал, что ему обязательно что-нибудь приснится. Должно быть, с годами человек видит все меньше снов. Когда Юрген был маленьким, то ему казалось, что он всегда видит что-нибудь во сне.

Престарелый пес с трудом выбрался из конуры: надо же поглядеть, не утащили ли за ночь дом и все хозяйственные постройки.

— Иди, иди в дом! — крикнул Люттоян из кухонного окна. — Яичню жарю. Три яйца хватит?

Потом они довольно быстро заклеили камеру, смонтировали и поставили колесо. Люттоян еще спросил, выдержит ли такой стальной конь его, Люттояна? И Юрген настоятельно упрашивал его попытать счастья.

— Нет, лучше не надо, — сказал Люттоян и даже отошел на шаг. Он еще посоветовал Юргену до смерти не убиваться, защитный шлем завести. Голова, мол, человеку нужна очень.

У Тидемана все еще торчали уши, как на старом снимке. Но вообще-то казалось, что он стал меньше. Голова была обтянута голой кожей и еле держалась на тоненькой шее. Воротник рубашки был слишком велик…

— Привел вот к тебе, — сказал Люттоян. — По всем предметам пять. Погляди на него! В жизни такого больше не увидишь.

Тидеман сказал:

— Здравствуйте!

И кого бы ни привели к Тидеману в дом — чемпиона мира по стоклеточным шашкам, мастера-плиточника или мальчишку, у которого одни пятерки, — прежде всего надо сказать «здравствуйте».

Ах, Тидеман, Тидеман! Хоть ты и украл два джутовых мешка и был первым учеником по родной речи, просидел ты всю жизнь сиднем в своей комнатушке, все ждал, когда зайдут люди, жаждущие знаний. А они так и не пришли! Только один раз Тидеман покинул свой дом, и сразу же ему руку отстрелили. И вот теперь он первый человек насчет «здравствуйте». Люттояну больше повезло: он собственноручно соорудил усеченную пирамиду, так славно защитившую дом от наводнений. А сколько канав вдоль и поперек лугов проложил? И смотрителем был. Правда, моря не было. Так сказать, без моря смотритель. Ох уж эти Тидеманы, Люттояны и Плюкханы! Могут они человеку настроение испортить. Главное-то, оказывается, в том, что само по себе в жизни ничего не дается. А с другой стороны, как ты ни старайся, тютелька в тютельку по-твоему не получается. А если…

Визжат тормоза. Справа клюет носом «дачиа», и красивый дядька с орлиным носом (и орлиной шевелюрой), высунув из окна голову (орлиную голову), резким голосом (орлиным голосом) кричит:

— Не можешь повнимательней быть, глупый ты парень!

— Не могу, — огрызается Юрген, — я же глупый!

Но «орел» уже включил скорость и по-королевски укатил. На заднем стекле румынского автомобиля сверкнули серебристые буквы «Рено», и промелькнула вязаная шапочка.

Ну, ладно, то, что Юрген лишил его нрава первого проезда, — не такое уж страшное преступление. И все же быть внимательнее следует. Здорово надо быть внимательным!

…В Рёригке все было так, как обычно бывает на побережье Балтийского моря в летние месяцы. Одни шли из дома на пляж, другие — с пляжа домой. Третьи сидели в ресторане, четвертые покупали игрушечные маяки с градусником внутри и миниатюрные консервные банки с паштетом. Не менее тридцати процентов населения, очевидно, состояло из девушек. И добрая половина этих девушек была похожа на Сусанну Альбрехт. Это несколько озадачило Юргена. Некоторое время он бесцельно толкался среди идущих на пляж и возвращающихся с пляжа девушек и кончил тем, что поставил свой мопед, прислонив к стене, где висела аккуратная табличка, воспрещавшая стоянку велосипедов. Подумаешь! Это же про велосипеды сказано. Разумеется, тут же появилась какая-то недовольная женщина лет пятидесяти — шестидесяти: «Ты что, читать не умеешь?» Юрген, глядя мимо этой тетеньки, приложил ладонь к оттопыренному уху и спросил:

— Извините, пожалуйста, скажите, где вы находитесь?

— Ну, это мы еще посмотрим! — сказала тетенька. — Вот-вот муж должен вернуться.

Юрген купил себе порцию желтенького мороженого и две жареные сардельки. Мороженое было невкусное, зато сардельки явно удались. Но с другой стороны, они гроша ломаного не стоили по сравнению с холодным вишневым супом, который подавали в стоящем на усеченной пирамиде и так хорошо защищенном от наводнений доме. Однако об этом Юргену не следовало вспоминать. Уж очень там его все за живое задело! И теперь потянуло обратно силой в сотни лошадиных сил. А то и сам Джеймс Ватт потащил его обратно к усеченной пирамиде. «Воде скажи спасибо, коль чисто все и любо!»

Но может быть, это чувство следовало бы назвать тоской по дому? Но тоска по дому и сквозняки — эти два понятия для Юргена Рогге из Нойкукова не существовали. Да и не могло это быть тоской по дому. Его дом стоял в Нойкукове, его дом — это папа и мама, а вовсе не Люттоян. Да-да. Его дом у папы и мамы — этих таких славных и смешных стариков-родителей. Там стоял его стул, его чертежная доска, его кровать, его полки. Там его тайнописи, там он показывал родителям свои пятерки. И все это было не так уж плохо. Нет, нет, чего там! И он с удовольствием там опять побывает. Но не сейчас. Не сразу. Сначала надо найти Сусанну Альбрехт и после такой болезненной разлуки вновь заключить в объятия горячо любимую… У Люттояна ему, собственно, больше нечего делать. Да и кто знает, примет ли старый поклонник энциклопедии его еще раз — он же отправил его учиться на смотрителя дамб и плотин! Ну а если это нельзя назвать тоской по дому — это, скорее всего, обжорство! Вишневый суп не дает ему покоя. Ну, может быть, он там немного и занесся: «h — это высота, не так ли?.. это же все в таблицах Шюльке значится… только цифры подставить, и все пойдет как по маслу…» Или ты, Юрген, по своей вывеске соскучился, обратно получить ее хочешь?