— Но мне отсюда надо будет как-нибудь уйти на своих двоих, — прохрипела Нора, чувствуя, как неведомая сила поднимает ее из кресла дантиста и начинает уносить куда-то в сторону.

— Да никаких проблем не будет, Нор. Я тебя приведу в чувство в считанные секунды, а потом со спокойным сердцем отправлюсь отдыхать.

Он наклонился к ее рту и окатил этот самый неприятный зуб Норы водой из отсасывающего жидкость аппарата, который до этого мирно свисал изо рта пациентки.

Нора не мигая уставилась на ряды поздравительных открыток, висевших на венецианских шторах кабинета дантиста. За окном, на улице Централ Саут-парк начинал падать снег. Было утро перед Рождеством. Под окнами взад-вперед сновали забывшие купить подарки к Рождеству люди. Нора чувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Ей уже становилось интересно, как же она все-таки сможет добраться обратно до дома в Нью-Джерси. Впрочем, путь домой ее совсем не беспокоил.

«Эта самая анестезия действительно помогает расслабиться, — весело, даже мечтательно размышляла Нора, — но мне все же лучше было бы не терять контроля над ситуацией». Она закрыла глаза, заметив, что Ларри вновь взял в руки бормашину. Вид этой штуковины был ужасен, но еще хуже она звучала. Жужжание этого аппарата кого угодно заставило бы осесть на пол, от него у всякого подкосились бы ноги, не говоря уж о том, что звук бора совершенно заглушал расслабляющую музыку, которую Ларри со знанием дела постоянно заводил в своем кабинете.

Глубоко дыша, Нора вдруг с удивлением отметила, что звучит как будто одна и та же песня все то время, что она находилась в, кресле. Более того, ей даже показалось, что эта песня исполнялась вообще каждый раз, когда она приходила на прием к дантисту. При этом она никак не могла припомнить, что же это за песня. Все как-то сливалось воедино в голове Норы.

Несколько минут спустя Ларри гордо отступил назад.

— Вот и все! — Он повернулся к своей ассистентке. — Дайте ей немного чистого кислорода.

Нора отерла обильную слюну, накопившуюся на губах, и склонилась над металлической плевательницей, находившейся как раз на подходящем расстоянии от кресла. Ассистентка Ларри — Флосси — протянула ей пластмассовый стаканчик с чуточкой воды, достаточной, казалось, как раз для того, чтобы утопить муравья. Нора прополоскала рот и сплюнула точно в плевательницу, которая засосала содержимое в одно мгновение.

— Спасибо тебе огромное, Ларри, за то, что согласился принять меня сегодня. Я и вправду не могла ехать на праздники с беспокоящим меня зубом.

— Ради тебя я готов пойти на все, дорогая, — ответил стоявший рядом с креслом Ларри. При этом он что-то записывал в ее карточку пациента. — Я рад тому, что Флосси тоже смогла прийти сюда и помочь мне.

Нора внимательно посмотрела на него, погруженного в думы и что-то тщательно записывающего. Ларри был симпатичный, молодо выглядя шип мужчина сорока двух лет, с черными волосами и такими же глазами. Кожа его была загорелой девяносто девять процентов времени в году благодаря регулярным и частым выездам на пляжи Саут-Бич и Майами. Он был закоренелым холостяком и страшно любил это свое положение.

— Я так рад, что Риган тоже едет с вами в Аспен, — сказал Ларри, закрывая карточку, — ей там должно страшно понравиться. Там бывает так много молодых мужчин, что даже девушке, которая выглядит, как, скажем, Лесси, там не будет скучно и одиноко.

— Постой, моя дочь вовсе не похожа на Лесси. В ней нет ничего общего с собакой, о которой ты говоришь, — пробормотала Нора, пробегая языком по губам.

— Знаю, знаю. Именно поэтому я уверен, что ей там понравится куда больше остальных девушек, — с готовностью согласился Ларри. — Я ей подскажу, где проходят самые интересные вечеринки.

Он взял ручку и написал название гостиницы на своей визитке, которая представляла его как «Дантиста звезд». Он передал визитку Норе, поздравил ее с наступающим Рождеством и быстро чмокнул в щеку.

Когда он выходил из кабинета, голова Норы только-только начала светлеть. Она услышала, как Ларри где-то уже в коридоре продолжал говорить в свой карманный диктофончик. Эту штуковину он называл «другом, который никогда тебе не возражает».

«Мне пора двигаться к дому», — подумала Нора, поднимаясь с кресла.

— Флосси, — позвал Ларри, вернувшись в кабинет, чтобы помочь Норе. — Давайте назначим следующий прием для миссис Рейли примерно на середину января, после чего мне, наверное, пора уже будет отправляться на запад страны.

— Вас не подбросить, Ларри? Я еду в направлении Нью-Джерси, — несколько неожиданно для самой себя спросила Нора.

— Тогда, пожалуй, — смеясь, ответил Ларри, — нам все же придется дать вам еще немного кислорода, чтобы вы доехали туда без приключений.

Нора опять откинулась в кресле и закрыла глаза. «Правильно, в эти дни все всё время куда-то спешат, — размышляла она. — Торопятся как следует приготовиться к Рождеству». Хорошо бы поскорее добраться до Аспена, где она и Люк смогут прекрасно отдохнуть в уютном доме Кендры. Риган тоже будет неподалеку. Они все смогут немного расслабиться и с удовольствием провести остаток праздничных дней.

Но почему-то в глубине сознания, еще не совсем ясного после перенесенной врачебной процедуры, Нора ощущала смутное предчувствие, что у них все это не получится так гладко, как сейчас представлялось. Ей оставалось только одно, как часто бывало и ранее: успокаивать себя той мыслью, что даже если что-то плохое и приключится с ними, то потом, в любом случае, это неприятное происшествие она сможет использовать в сюжете одного из своих романов об убийствах.

— Нор, — услышала она вдруг голос Ларри, — могу поспорить, что у тебя в Аспене соберется куча всякого интересного, так сказать, материала для твоих книжек.

— Вот именно этого я и боюсь, — ответила Нора, делая очередной, самый глубокий вдох кислорода.

— Поторопись, Риган! — крикнула Нора на второй этаж. — Машина уже пришла!

— Сейчас, я просто пытаюсь запихнуть все, что мне подарил на Рождество Санта Клаус, в свой чемодан! — прокричала в ответ Риган. — Он почему-то был в этом году особенно добр ко мне.

Риган взгромоздилась на крышку чемодана, одновременно стараясь запихнуть внутрь высовывавшиеся со всех сторон рукава и прочие части рубашек и свитеров. Кое-как ей удавалось постепенно застегивать молнию.

— Зубья молнии, кажется, гораздо смертоноснее, чем у какой-нибудь акулы, — пробурчала себе под нос Риган, с трудом убирая из-под них нежную ткань шелкового платья. Наконец она распрямилась и торжествующе произнесла: — Все. Сделано!

Риган оглядела комнату, проверяя, не забыла ли чего-нибудь. Свидетельства ее проживания здесь в подростковом возрасте по-прежнему украшали стены и книжные полки. Со стен смотрели большие постеры, изображавшие все что угодно — от красивой пчелы на цветке и пшеничного поля на рассвете до пары влюбленных, идущих рука об руку вдоль по песчаному пляжу Джерси. На каждом постере была какая-нибудь надпись, какой-то совет, касавшийся либо дружбы, либо любви, либо вообще смысла самой жизни.

— Какая же все это чушь! — вздохнула Риган. — Жизнь никогда не бывает такой простой, однозначной.

Риган так и не могла сказать, почему ни ее мать, ни она сама так никогда и не собрались сорвать все эти постеры со стен. Конечно, ее мать все-таки недавно сняла с этой вот двери табличку «Входите, но знайте, что вы рискуете», которая тут висела еще с тех пор, как Риган поступила в школу. Что касается остального, то, скорее всего, мать надеялась, что в один прекрасный день хоть какой-то добрый совет принципов на настенных плакатах может повлиять и на ее дочь. Риган улыбнулась. В наше время вот тот постер о парочке влюбленных, клянущихся друг другу в своей вечной и все более глубокой любви, наверняка был бы использован в рекламе для какого-нибудь нового многоцветного презерватива.