Шесть месяцев спустя после сентябрьского военного переворота корреспондент западногерманского журнала «Штерн» посетил Чили, поговорил с военными и гражданскими лицами, встретился с бывшими военнопленными и посетил город Ранкагуа, центр медеплавильного района. Приветствуя военного главу провинции полковника Кристиана Аккеркнехта, он обратил внимание на его неистребимый немецкий акцент, с которым говорил этот потомок немецкого иммигранта, выходца из Вюртемберга, представляющий, по мнению корреспондента, прототип «тех чилийских немцев, которые и на краю земли продолжают жить в этаком уединенном садике той черно-бело-красной Германии, что окончательно исчезла еще в 1918 году».

«В нашей среде, — сказал Аккеркнехт корреспонденту «Штерна», — господствует дух старого германского вермахта; мы этим гордимся и не собираемся за это краснеть». Полковник, как отмечает корреспондент, олицетворяет всю чилийскую армию, — армию, где дух Потсдама ощутим и в 1973 году, как будто это происходит в Германии 1896 года, где господствует дух слепого подчинения, железной дисциплины и безграничного презрения ко всему гражданскому, к политикам, которые обсуждают проблемы, легко разрешимые посредством простого приказа.

Презрение к гражданскому, преклонение перед бездумной дисциплиной и возвеличивание устаревшего милитаристского духа — вот характерные черты чилийской армии, являющиеся следствием определенных исторических факторов, о которых мы скажем несколько позднее. Эти особенности в повседневной жизни казармы неизменно проявляются в различных формах во всех собранных нами в процессе подготовки этой книги свидетельствах.

Думаем, что эти характерные особенности исторического порядка представляют собой важный момент, который объясняет характер поведения чилийских офицеров после государственного переворота, являются, если так можно выразиться, дополнительным ингредиентом идеологической обработки в антинародном духе, полученной в созданных империализмом центрах специальной подготовки. Встреча с одним лейтенантом запаса чилийской армии, назовем его Пересом, раскрывает в прямой и конкретной форме ту доктрину, которую на протяжении десятилетий вдалбливают в сознание чилийских военных; те зерна предубеждения и ненависти, которые дали чудовищные всходы в сентябре 1973 года.

Журналист: Как создается дисциплина в армии?

Перес: Я сказал бы, что дисциплина в армии создается на уровне полка, где царит обстановка восхваления необходимости повиновения. Старший уже определен, но не вследствие его знаний или возложенной на него ответственности, а в силу большего или меньшего количества имеющихся у него нашивок и звездочек. Каждому, кто носит эти эмблемы, необходимо повиноваться. Никому, кто два-три дня побудет в какой-либо части, и в голову не придет сомневаться в выполнении приказа, каким бы он ни был, если этот приказ отдан человеком, носящим звездочки и нашивки.

Журналист: Как у вас формируют это убеждение?

Перес: В первую очередь нам внушают, что любое сообщество людей нуждается в руководстве, в противном случае это будет группа разрозненных людей, анархистов, существование которой как группы не имеет смысла. Необходима железная власть над этими людьми в такой форме, чтобы начальник, олицетворяющий эту власть, был бы способен повести людей на выполнение поставленной цели. Под поставленной целью понимают в условиях войны захват определенного объекта военного назначения, к овладению которым людей может повести только человек, обладающий властью. Для военных авторитетом являются не президент, не интеллигенты, не люди науки, не государственные деятели, не поэты, для них авторитетом являются генералы, маршалы, способные вести за собой людей во время войны.

Журналист: Каково отношение армии к гражданским?

Перес: Делается заметное различие между тем, кто носит форму, и тем, кто ее не носит. Как следствие военные считают настоящим гражданином со всеми правами только того, кто носит форму. Всякий, кто живет вне казарм или не носит форму, всякий, кто даже обладает определенными достоинствами или квалификацией, но не носит форму, не заслуживает никакого уважения со стороны человека в военной форме. Потому что гражданский человек, по сути, работает на себя, исходя из своих личных интересов, он, как говорят военные, не подчинен дисциплине, той дисциплине, которая господствует в армии. Военные считают, что если бы гражданские подчинялись той же дисциплине, которая действует в армии, то страны развивались бы быстрее.

Журналист: Следовательно, все, что сделано в результате переворота, исходит от полученного воспитания и обучения?

Перес: Думаю, что да. Я думаю, что в целом в силу громадного презрения к гражданским военные считают их абсолютно неспособными что-либо сделать из-за их анархизма и поэтому, естественно, прибегают к определенным видам принуждения, чтобы дисциплинировать этих цивильных, а наилучший способ сделать их управляемыми, заставить их подчиняться — это милитаризировать их.

Журналист: В рамках армейской иерархии велика ли разница, существующая между сержантом, унтер-офицером и офицером?

Перес: Конечно, эти различия очень заметны. В первую очередь пропасть между офицером и унтер-офицером, с одной стороны, и между унтер-офицером и солдатом — с другой. Как правило, унтер-офицеры — это выходцы из бедных слоев. В некоторых случаях эти люди остались в армии потому, что им понравилась дисциплина, форма, духовой оркестр и, кто знает, что еще. И человек в конце концов почувствует себя властью, надев на себя мундир и взяв винтовку в руки, к тому же он понимает, что за воротами казармы, вне полка его возможности выжить весьма ограниченны. Из-за недостатка знаний, из-за того, кем он был. И человек кончает тем, что остается на сверхсрочной службе в армии. Это кадровый солдат, человек деклассированный, с антинародными настроениями; он имеет звание солдата 1-го или 2-го класса; он может сделать карьеру, если его направят в одну из школ для унтер-офицеров, есть также люди из бедных слоев, которые сразу поступают в такие школы. В результате повседневных контактов с преподавателем, являющимся офицером, и последующих контактов с офицерами части такой человек начинает испытывать ту же ненависть к народу, что и офицер. Они живут в военных поселках, а не где-нибудь и очень оторваны от гражданской действительности. А когда солдат и сержантов направили жить в обычный гражданский поселок Хуан-Антонио-Риос, то поместили их всех в одно-два здания. Они не могут жить разбросанно, вместе с гражданскими, поскольку должны поддерживать корпоративный, как они выражаются, дух. И в расположении части, как я уже говорил, солдаты живут под присмотром офицера, который учит их ненавидеть все истинно народное.

Журналист: Как он учит их этому?

Перес: По собственному опыту знаю, что это происходит в повседневных, длительных и постоянно повторяющихся беседах, на примерах из окружающей жизни. Вот один из примеров: неряшливого солдата ты отчитываешь не потому, что он грязный, а подчеркиваешь, что нечистоплотность — признак бедняков, нищих и не может быть чертой солдата. К такого рода уловкам прибегают. Не объясняют, например, почему жители нищенских районов[30] не имеют воды. Просто утверждается, что они не моются, а солдат должен мыться. В том случае, если часть находится в лагерях или расположена вне городов, в сельской местности, и о крестьянине говорят так же плохо; завидев проходящего мимо крестьянина, насмехаются над его одеждой, над жизнью, которую он вынужден вести, тащить на себе дрова и воду, а за собой быков; в общем, говоря о крестьянине, издеваются над ним, особенно над его одеждой. И в этом заключается другой, очень важный момент: для солдата «кабальеро» только тот, кто носит рубашку с жестким воротничком и галстук. Этот галстук отличает достойного уважения человека от оборванца. Для военных цивильные делятся на два вида: на тех, кто носит галстук, и тех, которые не носят галстука, то есть оборванцев. Гражданский, который носит галстук, — это, к примеру, Фернандо Ленис; к нему как цивильному следовало бы относиться с презрением, но он носит галстук, поэтому с ним считаются, его принимают. А кого убивают там, в простых поселках, это того, кто не носит галстука, и поэтому неважно, что его расстреляют. Это не «кабальеро». Военные очень хорошо различают, кто достоин уважения и кто нет.