В сознании рядового солдата это простое построение упрощается еще больше. Один из солдат охраны Национального стадиона[33] сказал арестованному иностранцу, что он и другие иностранцы приехали в Чили для того, чтобы «посеять ненависть среди чилийцев» с тем, чтобы потом Аргентина, Боливия и Перу могли поделить чилийскую территорию и «превратить всех нас в рабов».

Другой составной и типичный элемент военного мышления — формализм или следование чисто рефлексивному и бездумному подчинению, что ясно проглядывается в рассказе лейтенанта Переса о случае с офицером Неккерманном. Требованием становится подчинение немедленное, слепое, нерассуждающее, вне анализа содержания самого акта повиновения; единственно важным является форма повиновения.

Система военной подготовки направлена на воспитание мышления повиновения старшим, приказу, использованию силы, что автоматически ведет к появлению чувства антипатии к политическим манифестациям, забастовкам и т. д.

Другой источник консерватизма в армии состоит в том, что средние слои, с которыми отождествляются военные, испытывают страх перед тем, что люди, проповедующие идеи равенства, хотят отнять у них их часть денежных богатств, которые нередко достигают значительных размеров. Военный живет жизнью, очень далекой от той, которой в нормальных условиях он жил бы на свою зарплату: сейчас у него есть и дача, и автомашина, он использует подчиненных ему солдат в качестве личных слуг, нередки среди военных и случаи злоупотреблений — к примеру, хищение продуктов, предназначенных солдатам, — все это позволяет военному жить на уровне средних слоев и буржуазной знати.

Кроме того, как отмечает один американский историк: «Мышление военных в целом является зачастую консервативным и отсталым по сравнению с революционными процессами в истории от протестантизма до наших дней».

Расист, ненавистник интеллигенции, враг профсоюзов, антисемит, поклонник умирающего «прусского идеала», если не Гитлера, ненавистник всего иностранного, шовинист, носитель животной ненависти к рабочему, защитник капитализма и поклонник галстука. Портрет похож больше на карикатуру, так же извращенную, как описания социалистических стран, что заучивают наши военные в Форт-Гулике. Но, как гласит известное библейское изречение: «По их делам ты их узнаешь».

Следующая глава даст нам некоторые примеры, которые полностью подтверждают преобладание именно этих элементов в мышлении чилийских военных.

В день, когда совершился фашистский переворот, в музее изящных искусств в Сантьяго проходила выставка «Карильо Хиль», открывшаяся за два дня до этого. На ней экспонировались бесценные произведения искусства — 169 полотен мексиканских художников: Сикейроса, Риверы и Ороско. Предоставленная правительством Мексики для того, чтобы еще более украсить «Недели Мексики», которые должны были проходить до 9 октября, выставка прибыла в страну в сопровождении выдающегося специалиста в этой области, технического заместителя директора Национального института изящных искусств Мексики Фернандо Гамбоа.

Сам Гамбоа и увозил обратно свой драгоценный груз 26 сентября 1973 года на самолете компании «Аэромехико», на котором вылетали также в мексиканскую столицу 131 чилиец из тех, кто получил убежище в Мексике. Специально зафрахтованный самолет смог, таким образом, увезти от разрушительной ненависти чилийских военных бесценную коллекцию, являющуюся достоянием человечества. Заявления Гамбоа представителям печати своей страны позволяют увидеть весь тот ужас, который испытывает каждый цивилизованный человек перед вандализмом и ненавистью диктатуры в отношении культуры: «Картины были спасены чудом и только благодаря быстрым действиям наших дипломатов, аккредитованных в Чили. Всю перевозку картин мы закончили 17 сентября; в этот день в посольство Мексики был перевезен из Музея изящных искусств последний из 27 ящиков, в которых находились картины. А 18 сентября военные окружили здание музея пятью танками и варварски расстреляли его».

«Колониальный зал» испытал на себе удар разъярившихся танкистов, были повреждены произведения искусства XVII и XVIII веков, которые теперь не восстановишь.

Общеизвестны факты разграбления дома Пабло Неруды и запрещения некоторых из его произведений, назначения военных уполномоченных в университеты, окончательного закрытия отдельных факультетов и школ при университетах, преследования преподавателей, ученых и студентов, «чистки» учебных программ. Эта «чистка» дошла до немыслимых размеров: министр просвещения адмирал Кастро Хименес заявил, что «не будет больше изучаться Французская революция, поскольку она слишком хорошо известна». Надо добавить, что эта инициатива, так же как и проект самообеспечения университетов и распоряжение о том, что родители должны направлять своих детей в школы и лицеи, расположенные не далее восьми кварталов от места жительства (для того чтобы избежать необходимости заставлять «частных владельцев» общественного транспорта перевозить школьников по сниженному тарифу), были позднее пересмотрены и частично изменены.

В других случаях оказалось слишком поздно менять курс. Музей солидарности, коллекцию которого составили сотни произведений наиболее выдающихся представителей искусства современности, приславших их в Чили в знак поддержки и симпатии к правительству Народного единства, был частично разрушен. Многие из оставшихся произведений были разграблены, часть перешла в руки частных коллекционеров на публичных аукционах с выгодой для ничего не смыслящих в искусстве организаторов этих конфискаций. В этом грабеже мы не хотим обвинять только военных; их личные вкусы едва поднимаются до желания иметь произведения Миро или Васарели.

Варварское и бессознательное разрушение, продукт укоренившейся ненависти к любой культуре, не пощадило ни музеи, ни библиотеки. Многочисленны и хорошо документированы рассказы, повествующие о сжигании книг с такими «подрывными» названиями, как «Революция в кибернетике» или «Кубизм». О последней книге какой-то полуграмотный представитель власти подумал, что она превозносит Кубу. «Книги — новые враги чилийской военной хунты», — так озаглавила свою заметку от 25 сентября 1973 года «Нью-Йорк таймс». Не зная, что единственным их предшественником в сжигании книг в современную эпоху был гитлеровский режим, гордые собой военные позировали перед объективами иностранных корреспондентов в момент поджога гор книг, среди которых, опять же по свидетельству «Нью-Йорк таймс», были произведения Агаты Кристи, Артура Конан-Дойля и Джона Кеннета Гэлбрейта.

Позднее хозяевам книжных магазинов был разослан список запрещенных книг, среди которых были такие классики, как Чехов, театральные произведения Брехта, Сартра и Эдварда Элби.

Такие произведения, как «Структурная антропология» Клода Леви-Штраусса, «Колониализм и неоколониализм: семь очерков» Сартра, а также официальный текст закона 16 640 об аграрной реформе, изданного еще при правительстве Фрея, и книга реакционного чилийского автора Александре У неус Кокса «Христианская социология», были конфискованы у авторов этой книги во время одного из обысков. Не говоря уже о таких вещах, как доклады ЮНЕСКО и Организации Объединенных Наций за 1968–1970 годы и комплект американского журнала «Тайм». Список, включающий 264 книги, несчетное количество журналов и брошюр, сотни рисунков и афиш (среди них и известная гравюра Посадаса с изображением Сапаты), заключает надпись от руки: «Сожжено по приказу капитана Хулио, из штаба военных институтов». Список включает также книги Барри Голдуотера и Теодора Уайта (1964 г.) — еще одно доказательство того, что цензоры порой действуют, не имея ни малейшего представления о содержании запрещенных книг.