Накопившееся напряжение, обстановка ненависти, созданная печатью, поддерживавшей правящий режим, превратились в ликование и желание принять участие или по крайней мере присутствовать при надвигавшихся событиях.

Когда я приехала в министерство, то увидела большое оживление, вооруженных людей, одетых в полевую форму. Мне удалось остановить одного человека, и я спросила: «Что происходит?» Он ответил мне: «Государственный переворот».

Меня наполнил восторг: я отдавала себе отчет в том, что по-настоящему переживаю войну!

Я позвонила домой и дала несколько распоряжений: запастись водой, купить продукты и свечи и не выходить ни в коем случае на улицу.

Я не хотела отходить от окон: о бомбардировке «Ла Монеды»[39] было уже объявлено несколько ранее. Я услышала гул первого «Хаукер Хюнтера» и почувствовала страх: при этакой скорости малейшая ошибка могла означать удар по нашему заведению. Точность первого выстрела заставила меня воскликнуть «слава!», и мои страхи развеялись.

Высшее начальство распорядилось выделить машину с охраной, чтобы я и другие дамы могли возвратиться домой. С одной стороны, я с радостью, что буду со своей семьей, а с другой — с печалью, что буду лишена возможности увидеть остальные события, выполнила это распоряжение.

Дюжину раз нас останавливали военные патрули, обстреливали нас, пока мы могли назвать себя. Я чувствовала себя генералом, объезжающим войска, и мне хотелось кричать им: Хорошо сделано!»

Один из офицеров описывает свои впечатления от бомбардировки «Ла Монеды», которую он наблюдал из своего кабинета в министерстве обороны: «Как прекрасно звучали в моих ушах свист пуль и разрывы танковых снарядов! Каким счастливым я себя чувствовал! Потом мне стало грустно думать, что в то время, когда я нахожусь в кабинете, там, внизу, мои товарищи по оружию играют с жизнью…

Позднее появились самолеты и сделали свое дело. И как хорошо сделали!

А ведь никогда не верили в меткость наших летчиков.

«Они попадают в цель на земле объемом не больше двух кубических метров!» — сказал мне один высокопоставленный офицер военно-воздушных сил.

Какое счастье быть с ними вместе во время боя! Но я убеждал себя, что административная работа столь же важна, как и настоящее участие в бою.

И под изумленными взглядами моих помощников я, вторя выстрелам из «СИГ» и «ХК»[40], забарабанил на пишущей машинке…»

И как еще один образец этой «военно-литературной хрестоматии» приведем несколько абзацев из «работы», претендующей на юмор: «Некоторое время назад в Чили существовала и была она «сделана в Чили» небольшая группа отвратительных двуногих (смягченное название марксистов); их было немного, к счастью, но несмотря на свой идиотизм, они все-таки не походили на слабоумных, наделенных «счастливой идеей» (явно русского или кубинского происхождения), которых любят изображать все эти писатели типа Эллери Кинна, Агаты Кристи и им подобных, смакующие изобилующие в их романах подробности преступлений, террора, предательства и всего, что имеет привкус порока.

Равенство классов, борьба с империализмом, поллитра молока и целый мешок подобных вещей являлись для этих господ призывом к войне, с помощью которой они хотели прийти к власти. Поддержанные обманутой массой народа и меньшинством, они добились столь желанной цели. Но тут и начались все беды для нашей любимой страны — Чили. Они начали толковать о демократии и марксизме; о нечто таком, как посадить слона в атомную бомбу…»

Автор другой длинной статьи, названной «К вопросу о плане Зет», унтер-офицер, касается выдумки, изобретенной хунтой еще в первые дни после переворота, согласно которой переворот был совершен для того, чтобы опередить якобы имевшийся у правительства Народного единства его план переворота. Несообразная ложь в конце концов была опровергнута самими членами хунты, признавшими, что впервые замыслы о перевороте возникли еще в марте 1973 года, когда победа народа на парламентских выборах ясно показала, что, несмотря на все трудности и противоречия, народ во всевозрастающей степени поддерживает свое правительство. Позднее один из членов хунты признал, что планы переворота вырабатывались на протяжении целого года, то есть с момента забастовки хозяев в октябре 1972 года, и, как стало известно позднее, финансировались, по крайней мере частично, Центральным разведывательным управлением США. Посмотрим, какова же версия «Плана Зет», переданная офицерством своим подчиненным для ее распространения: «Под названием «Плана Зет» известен чудовищный план, который вынашивали и готовили известные деятели свергнутого марксистского режима в целях массового уничтожения состава вооруженных сил, начиная с самых высших офицеров и их близких и кончая политическими и профсоюзными руководителями. В длинный список жертв были включены также карабинеры высокого ранга и их близкие.

Организаторы: марксистское правительство, известные деятели свергнутого режима и иностранные экстремисты, ввезенные в страну этими деятелями.

Были сформированы бригады в основном из иностранных экстремистов, убийц и проходимцев самого худшего толка, которые в силу этого становились еще более опасными…»

Путаная фразеология автора этой статьи не позволяет с уверенностью сказать, к чему относится «в силу этого», но, по всей видимости, это относится к тому, что они были иностранцами.

Автор этой статьи настойчиво продолжает: «Для осуществления этого чудовищного плана его организаторы имели в своем распоряжении множество наемников, приехавших из различных стран: Боливии, Аргентины, Уругвая, центральноамериканских стран и Кубы. В целом за три года свергнутого марксистского правления в Чили приехали около 10 тысяч иностранцев. Все они — проходимцы самого низкого пошиба.

Благодаря вооруженным силам Чили смогла избежать кровавой бани, которую здесь намеревались устроить наемники из числа убийц и насильников и иностранных политических агитаторов, прибывших в страну».

Этот вид словесного насилия, состоящего, как мы видим, из заученных формул и культивированной ненависти, мог бы показаться чистым гротеском. Но когда оно переводится на язык действий, когда ненависть и страх перед всем иностранным объединяются со стремлением считать «иностранцем» любого марксиста, оно, это насилие, оборачивается кровавой бойней, человеконенавистничеством.

Механизм ее с большой точностью и убедительностью был описан бразильцем Марсио Марейра Алвес в книге о чилийской трагедии, изданной «Комитетом солидарности с Чили Федеративной Республики Германии»: «Чилийская буржуазия называет свой народ оборванцами, рванью. В ее глазах простые люди из народа не способны думать. Они едва могут служить только для того, чтобы работать, и единственное, что они умеют, так это воровать, едва хозяин упустит их из виду. И потому, если они и осмелились на протяжении трех лет выступать против эксплуатации (эксплуатации, объектом которой они были с того момента, когда Чили стала Чили), если они и восстали против латифундистов и пытались ограничить господство иностранных монополий в жизни страны, то этим они обязаны исключительно тому, что каким-то чудом подпали под влияние «экзотической и чуждой идеологии». Если они и не склонили послушно головы перед военной силой, не приняли молчаливо свержение их правительства, то это можно отнести только за счет того, что «иностранцы» научили их восставать, заразили их «раком марксизма». Логическим следствием таких рассуждений является то, что и искоренения марксистского влияния можно добиться путем искоренения всех иностранцев».

И всех «зараженных» чилийцев, добавили бы мы. Рассуждения, как отмечает Морейра Алвес, наивные, но смертельно опасные. И это подтверждает сам генерал Ли, заявивший, что «надо будет уничтожить треть из 10 миллионов чилийцев, чтобы покончить с марксизмом. Нас движет не чувство мести, но мы хотим искоренить марксизм навсегда. А этой цели нельзя достигнуть, не уничтожив всех приверженцев прошлого режима».