Ланч состоял из бараньей ноги, жареного картофеля, прекрасно приготовленных овощей и бутылки вина.

Мадж в волнении присела на старый железный стул и с усилием улыбнулась Олджи.

Он молча взял большой нож красивой сильной рукой и стал аккуратно нарезать баранину.

— Знаешь, когда я согласилась выйти за тебя замуж, то хотела доказать тебе, что можно жить, не руководствуясь принципами бизнеса, — сказала она с раскаянием, глядя на Олджи, сосредоточенного на мясе. — Но мне не многого удалось достичь, правда?

Он слегка ухмыльнулся и бросил на нее косой взгляд, оставив свое мнение при себе.

— Но, Олджи… Если бы ты только не притворялся таким жестоким… Дело в том… — Она взглянула на него и забыла, что хотела сказать.

Крепкие мускулы двигались под рубашкой при каждом его движении. Мадж улыбнулась, пригретая солнцем. Ее волосы под ветром рассыпались шелковыми прядями. Хорошо! Может, если она будет побольше улыбаться, то… О, черт, что за идиотские мысли лезут в голову?

— Это действительно традиция в твоей семье — дарить брошь вместо кольца? — спросила она.

— Нет.

— Тогда почему сэр Гейбон знал, что не будет кольца?

— Я однажды поспорил с ним о символическом значении обручальных колец.

О Господи! Значит ли это, что он не верит в брак?

— Может, ты выдумал, будто Дэн Гейбон настаивал, чтобы у тебя была жена? — выпалилаона яростно.

— Нет.

— Значит, он действительно настаивал на этом? — настойчиво переспросила Мадж.

— Действительно.

— О! — Это был ее последний аргумент… Ей казалось совершенно невероятным, чтобы сэр Дэниел поставил столь необычное условие такому бизнесмену, как Вэнс. В глубине души она надеялась, что Олджи по какой-нибудь другой причине обманом заставил ее выйти за себя замуж… Но если он не верит в брак…

— Ты ведь не веришь в брак? — спросила Мадж упавшим голосом.

— Я не верю, что брак — это белые платья и кольца, — ответил он лаконично и положил несколько кусочков баранины на ее тарелку. — Достаточно?

— Да. Я возьму себе немного овощей.

Еда была очень вкусной, и Мадж заставила себя есть, хотя и не чувствовала аппетита. Какие мы сейчас обходительные и цивилизованные, подумала она. Олджи выглядел вполне довольным, и с ее стороны было бы глупо опять все испортить.

— Здесь большой сад? — Мадж решила завести светскую беседу.

— Около десяти гектаров.

— О! Хорошее место для пикника.

— Ага, — ответил Олджи, жуя и глотая очередной кусок. Солнечный свет позолотил его влажную нижнюю губу.

Мадж призналась себе, что не может устоять перед искушением откровенно пообщаться. И все, чего она теперь хотела, — это ввести в искушение и Олджи. Но, похоже, его больше не волнуют их взаимоотношения.

Они сидели за столом и потягивали вино, как вдруг тишину нарушил звук автомобильного мотора.

— Кто бы это мог быть? — заинтересовался муж.

— Не ко мне, это точно. Никто не знает, что я здесь.

Олджи приподнял брови и откинулся на спинку стула.

— Может, мне узнать? — Мадж нерешительно приподнялась со стула.

Протянув руку, он остановил ее:

— Останься.

Женщина судорожно вдохнула. Неужели ему хочется остаться с ней наедине в этом залитом солнцем саду? Не отдавая себе отчета, она просияла.

— Что тебя обрадовало?

— А… такой приятный день.

— Приятные дни стоят уже с неделю. Замечательное в этом году лето.

— Да. Жаль, что мои родители не здесь. Конечно, у них там тоже прекрасная погода, но в Англии так редко бывает по-настоящему жарко. Надеюсь, жара еще постоит, когда они вернутся.

— А им не нравится твоя работа, Мадж? Других родителей наоборот порадовала бы такая карьера.

— Их беспокоит не сама работа, — начала осторожно Мадж. — Они были против того, что я посвящаю ей все свободное время. Им бы больше понравилось, если бы я работала в рекламном агентстве или в газете. — Там, добавила она про себя, где устраивают рождественские вечеринки, танцы, ходят в рестораны и где я смогла бы подцепить себе мужа. — Они… э-э… они не понимают, что я работаю, потому что увлечена своим делом. У них не было возможностей выбрать себе дело по душе. Родители всю жизнь работали, не задумываясь, приносит ли им удовлетворение их работа. Они не могут понять, что я совсем не так отношусь к этому.

— А как ты думаешь, была бы у тебя такая же решимость делать то же самое, если бы они лучше тебя понимали?

Мадж смущенно взглянула на Олджи.

— Ты хочешь сказать, что я просто все делаю им назло? Нет. Это не так. Мы всегда хорошо понимали друг друга, несмотря на разногласия. — Она замолчала, у нее вырвался невольный вздох. Ну почему он раньше не хотел откровенно поговорить с ней? Почему так долго ждал, прежде чем проявить к ней интерес? Теперь слишком поздно.

В доме раздался звон дверного колокольчика.

— Не лучше ли одному из нас пойти и посмотреть, кто там? — предложила Мадж.

Но Олджи покачал головой и ничего не ответил.

— Может, это… телеграмма?

— Нет, теперь ее можно передать по телексу.

— А, да. Я и забыла.

У нее побежали мурашки по телу под его испытующим взглядом. Она опустила взгляд на свою футболку, на которой были изображены звери с призывом спасти тропические леса. Лучше было надеть сине-белый сарафан, подумала Мадж и поморщилась. Видно, она уже окончательно потеряла здравый смысл.

— В чем дело? — резко спросил Олджи.

— Ни в чем, — пробормотала она.

— Опять делаешь поспешные выводы, Мадж?

— Нет. — Она с трудом заставила себя поднять на него свои изумрудные глаза.

В наступившей неловкой тишине раздались звуки отъезжающей машины. Олджи не подал виду, что услышал что-либо. Значит, он хотел быть с ней. А это означает, что…

— А твой отец, где он сейчас? — решила отвлечься Мадж от ненужных мыслей.

— Он живет в Штатах — в стране, которая воспитала его, дала ему образование и все социальные льготы. Он американец. Он прибыл в Англию с американской армией, остался, женившись на моей матери. Она полячка. Еще ребенком мою мать увезла с родины ее семья.

— Необычные у тебя родители.

Он пожал плечами.

— Скорее, странные. Мою мать всегда переполняли эмоции, и она часами играла на скрипке в ванной комнате. Отец сначала был плотником, а потом основал строительную фирму. Он был своего рода экспертом, потому что специалистов по использованию дерева в строительстве здесь мало, не то, что в Америке. Он занимался заменой дерева в старых домах. Это была прочная постоянная работа. Но он не стремился сделать карьеру и считал бизнес для себя обременительным. Мой отец очень любит мать и нас, детей, он хороший отец.

— Нас, детей? — Мадж не осмелилась спросить, не является ли Крис одной из них. — Ну и как им живется в Америке?

— Отлично. Отец наслаждается заслуженным отдыхом, а мать пиликает на скрипке в каком-то любительском квартете, воображая, что посвятила себя искусству. Они, кажется, получили все, о чем мечтали.

Мадж вздохнула. Теперь ей понятно, откуда его ненависть к художникам — людям, посвятившим свою жизнь искусству. Ненависть к романтической любви, которая превращает человека в простофилю. Ненависть к ней, Мадж, ко всему, что ее касается. Неудивительно, что он считает историю девушки, которой она занимается, вымыслом.

— А теперь, — подчеркнуто сухо сказал Олджи, — прошу прощения, мне надо пойти переодеться. — Он встал. — Придется поехать в Лондон. У меня назначена встреча, и в восемь надо забрать Алби. Я не хочу заставлять ее ждать.

— Встреча? В воскресенье вечером?

— Да. Мы восстанавливаем разрушенный замок в Саксонии. Там возникли проблемы, поэтому я должен улететь в Германию завтра утром.

— Сколько ты там пробудешь?

— Не знаю, — ответил он и пошел к дому, небрежно засунув руки в карманы шортов.

Мадж растерянно посмотрела ему вслед. В который раз ее сердце дрогнуло от взгляда на его широкие плечи и черные, блестящие на солнце локоны. Еще мгновение — и Олджи закрыл за собой дверь.