Олджи откинулся на спинку стула и посмотрел на нее прищурившись. Что-то он недоговаривал, какие-то мысли, по-видимому, беспокоили его. Слегка ухмыльнувшись, муж сделал глубокий вдох и задержал дыхание так, что его грудь выгнулась под тонкой хлопчатобумажной рубашкой. Вдруг зазвонил телефон.

— Я возьму трубку в прихожей, — сказал он.

Мадж взглянула на пустой стул, на котором он только что сидел, и почувствовала себя невыносимо одинокой. Как во сне, она встала со своего стула и пересела на стул Олджи, все еще хранивший тепло. От пиджака, оставленного на спинке стула, повеяло мужским ароматом, смешанным с запахом леса, и ей захотелось наполнить им свои легкие. Она никогда никого так не любила, как любит Олджи, знала это еще тогда, когда выходила за него замуж, а почувствовала любовь, когда впервые увидела его. Возможно, это не совсем любовь с первого взгляда, но, что бы это ни было, это неповторимо. Когда его не было рядом, ей было ужасно тяжело. Но еще тяжелее — когда он рядом, напомнила себе Мадж мрачно.

Олджи стал приезжать на выходные. Он появлялся в пятницу вечером и уезжал утром в понедельник, а ведь мог бы приезжать и в субботу, а уезжать в воскресенье. Мадж изо всех сил сдерживала свою радость. В конце концов, это его дом, убеждала она себя, естественно, что он хотел проводить здесь как можно больше времени, тем более во время перестройки дома.

Они никогда не ссорились, даже наоборот — были невыразимо вежливы друг с другом. Олджи спрашивал ее о работе, и Мадж отвечала охотно, но не вдаваясь в подробности. Спрашивал о доме — и она рассказывала обо всех проблемах, с которыми столкнулись мастера. Иногда они прогуливались вдвоем и обсуждали, какие кусты нужно подрезать и хорошо ли будет смотреться цветник, если его разбить у террасы. Олджи брал ее с собой в клуб пообедать. Она изучала меню, пока муж просматривал список вин, и никогда не ела то же, что и он, однако всегда завидовала его выбору.

Как-то сентябрьским вечером, когда они гуляли по берегу искусственного прудика, Мадж вдруг рассмеялась.

— Что ты? — спросил Олджи.

— Ну просто… — Она подавила смех. — Ты ведь помнишь эти телевизионные программы по садоводству?

— Я не смотрю телевизор, — ответил он и очень вежливо прибавил: — Но все равно, расскажи мне, пожалуйста.

— Ну, они как-то показывали эксперта, разгуливающего по берегу какого-то красивого прудика — такого, как этот, — вместе с его владельцем. И просто… наш диалог напомнил мне их.

— И кто из нас кто? — вежливо поинтересовался он.

— О… Ты владелец, конечно, — ответила она.

— А ты — эксперт? — спросил он сухо.

— Нет! — покраснела Мадж. — Нет… Раньше я считала себя экспертом во всех областях. Теперь я так не считаю.

Олджи изумленно уставился на нее.

— Мне очень жаль. — Эти слова прозвучали мягко, было ясно, что он имел в виду что-то важное.

Мадж закусила губу и отвернулась.

— Жаль чего? — спросила она тихо.

Но он не ответил и пошел взглянуть на хризантемы. Мадж обрадовалась — ей надо было собраться с мыслями. Олджи редко молчал в последнее время, а когда не отвечал, это напоминало ей о тех днях, когда они оба были далеко не вежливы друг с другом.

Вечером, когда они ехали в клуб, было прохладно, и Мадж, скрестив руки на груди, закуталась в плотную хлопчатобумажную кофту ее серебристо-белого брючного костюма, жалея, что не надела что-нибудь потеплее. Олджи старался носить костюмы как можно реже, предпочитая им свободную, удобную одежду. Помимо неизменных рубашки и джинсов, он был в этот раз в свитере.

— Ты замерзла, — заметил муж, стягивая свитер и предлагая его ей.

— Нет! — воскликнула она нервно. — Со мной все в порядке. Просто уже чувствуется осень, но мне это даже нравится.

Он сунул свитер ей в руки и твердо попросил:

— Надень.

Мадж в панике взглянула на него, но сделала, как он велел. Свитер сохранил его тепло, его запах. По всему ее телу пробежала горячая волна. Господи, помоги!

— Я обещал отвезти тебя на Соломоновы острова в сентябре и не хочу, чтобы ты заболела, — пояснил Олджи.

— О, я не восприняла это как обещание, — ответила она. — Раньше мне надо было на публике показываться в качестве твоей жены ради твоего бизнеса. Поэтому и договорились, что надо устроить показной медовый месяц. Но раз сэр Гейбон… Ведь это больше не нужно, правда?

— Сэр Дэниел все еще начеку. Он не собирается сдаваться, пока не пройдет шесть месяцев.

— О, — вздрогнула Мадж. — Значит, он все еще не удовлетворен?

— Нет.

Мадж нахмурилась.

— Но почему? Он показался мне очень приятным человеком. А ты… совсем не такой, каким я тебя представляла. Так в чем проблема?

— Проблема в том, что у сэра Дэниела нет наследника. Мой отец и он вместе начинали когда-то и были очень хорошими друзьями.

Мадж открыла рот.

— Не говори мне, что ты хочешь, чтобы у нас был ребенок, Олджи.

— Мадж! — воскликнул он радостно. — Ты только что сделала еще один поспешный вывод!

— О, прекрати.

— Но это же чудесно! Я думал, что ты уже никогда больше не сделаешь необдуманных шагов. — Он широко улыбнулся.

— Не смейся! Ты молчал — я и делала поспешные выводы. Скажи мне правду. Почему сэр Дэниел так настаивал, чтобы ты женился?

— Он знает меня с детства. И считает отступником от традиционного строительства. Должен признаться, я действительно всегда все делал по-своему. Я, например, долгие годы отказывался носить костюм. В последнее время у него возникли проблемы со здоровьем, так, ничего серьезного, но этого оказалось достаточно, чтобы подумать об отдыхе. Тогда я и предложил выкупить у него фирму, но он слишком хорошо помнит меня подростком и сказал, что был бы рад продать мне дело, но только после того, как я женюсь, — не раньше.

— Значит, ты хочешь взять меня на Соломоновы острова ради здоровья сэра Дэниела? Тогда он уйдет в отставку с чистым сердцем?

Олджи покачал головой.

— Пусть остается в совете, сколько захочет, а я никогда не делаю ничего такого, чего не хотел бы делать, Мадж.

Кроме женитьбы на мне, подумала она.

— Значит, ты действительно хочешь увезти меня отдыхать?

— Да. Пусть это и не совсем медовый месяц.

— Прости, Олджи, но об этом не может быть и речи. У меня много работы, а времени совсем не остается. Мой издатель уже начинает недовольно фыркать, и… И самое главное, я думаю, нам не следует этого делать.

— Я больше не буду искушать тебя, — сказал он весело. — Обещаю.

— Я верю тебе, — сказала она тихо, боясь даже представить себе, какие искушения сможет предоставить подобный отдых… — Не в этом дело. Дело… в моей работе… в документе.

— Мадж, ты уже почти три месяца ищешь документ. Я отложил переделку библиотеки, насколько было возможно, но не могу больше тянуть.

— Я… Ну, дело не совсем в этом, — пролепетала она. — Пожалуйста, ты можешь заняться библиотекой, мне безразлично. Я обыскала ее снизу доверху. Документа там нет. И мне больше не обязательно работать в библиотеке, потому что уже закончили три комнаты. Но я еще много где не смотрела, на чердаке, например…

В ответ на ее слова он только вздохнул, на этом тема была исчерпана. Олджи заговорил об орхидее и живой изгороди, а Мадж теребила край его свитера и говорила о погоде. Обед удался на славу. Хотя ее лосось, кажется, был суховат, зато суфле Олджи было безупречно, а вино, которое он выбрал, выше всяких похвал.

Ночью Мадж никак не удавалось заснуть. Он хочет взять ее с собой на Соломоновы острова? Не из-за сэра Дэниела, а просто потому, что хочет… Отказаться от его предложения? А если она поедет, что тогда?.. Она ведь его не интересует. Если бы интересовала, сразу бы заметила. Так в чем же дело?..

В три часа ночи она, уже не пытаясь заснуть, спустилась в библиотеку, вытащила свою работу из ящика, где запирала ее на ключ по выходным, и разложила рисунки на большом столе. Почти все было сделано. Конечно, имелись еще недоработанные детали, но каждая иллюстрация уже приняла нужную форму. Каждое слово текста было отточено до совершенства. Каждая фраза звучала так нежно, так прекрасно, что у Мадж на глазах появились слезы. Еще оставалась кое-какая работа, но для этого ей нужна университетская библиотека в Лондоне. Она давно отчаялась найти документ — да и не нужен он ей больше. У нее нет ни одного предлога, чтобы оставаться здесь дольше.