ответами ушел человек…

– Ушел или уехал?!

– Ушел… Как ты ему говорил – так точно он и повторил… Мол смотрел он – пошел их человек

не к машине… сказал, что позже его около машины заметил. Ты говорил, что они знают, что –

машина на месте довольно долгое время стаяла, а их человек на связь с ними не выходил. Говорил,

что они думать должны, что – оставил Войцеха их человек и вышел спокойный… что пошел он

ходить неподалеку и ходил недостающее время, а к машине вернулся нервный… и – за руль, и – в

столб…

– Верно все! И что?!

– Войцех все точно так и повторил…

– Занервничал он под конец! А они и пришли посмотреть – занервничает или нет!

– Нет, Ян! Вначале все вроде нормально шло, а под конец… Не знаю, что не так пошло, только не

поверили они – напрягаться начали… Один отошел, на связь вышел, сообщил…

– И что?! Нервы вам просто подпалить решили!

– Не знаю, выдал себя нервами Войцех или мы все себя выдали, только… Получилось у них нас

задергать… Тогда и нам, и им ясно стало, что теперь свидетелей не опрашивать, а допрашивать

будут… Тогда мы…

– Стрелять стали!

– Попали мы, Ян…

– Попали! Да не пропали! Не сказал Войцех ничего лишнего перед вашей стрельбой! Они, если

что и передали перед бойней, – лишь то, что проверять надо направление! А теперь – проверять

нечего! Покойники у нас одни, Вацлав! А у них – одни пропавшие без вести!

– Я не пойму никак, Ян…

– Думай, что у них перед глазами! Нарвались их люди на не тех людей – и сгинули, с ними

заодно! Попробуй докопайся теперь, кто с кем кого и куда! Версий до черта – тут и сговор, и

устранение одних другими с тщательной уборкой и бегством! Людей и вариантов в деле полно, а

следов и трупов – нет! Нет трупов – неизвестно, что среди них нет нас! Разорвутся на куски, ища

всех, а не найдут – никого! Скроемся мы – оборвется наш след!

Светлые глаза Вацлава прояснились – он начал понимать, и силы стали подниматься в нем с

надеждой. Трудно поверить, что Вацлав – красавец с кристально чистыми глазами – просто

палач… нет, не просто палач, а – чудовище, наслаждающееся чужими страданиями. Он пытает не с

ненавистью, а со страстью. Он так жесток, что не ненавидит жертву, как противника, а любит, как

утеху. Он туп, несмотря на то, что куда сообразительнее того же Войцеха. Он туп не умом, а –

душой. И он не только жесток, но и – труслив… готов на все, хватаясь за свою драгоценную жизнь.

– Ты что, думаешь, мы еще выберемся?

– Да, Вацлав! Уверен! Нас не найдут. Они место проверят, конечно, только мы его к проверке

подготовим. Вставай, Вацлав! Живо! Отгоняй машину в подземный гараж. Стаскивай трупы в

подвал.

– Жгут мне на руке затяни туже… И подкинь что-нибудь рану заткнуть… и повязку надо сделать

– стянуть крепче.

– Сделаю сейчас! А ты сразу к машине их иди! Электронику из строя выводи всю и все средства

связи! Уничтожай все, что сигнал дает! Держи – с этой штукой сигнал определишь, передатчики

вычислишь и достанешь. Они чаще высокие частоты используют, низкие – реже. Но ты все равно –

по всем частотам пройдись. Моя аппаратура позволяет. А я трупы обыщу. Давай делай – я проверю

после.

– Передатчики, Ян? Какие передатчики?

– Одни за другими присматривают нередко.

– Друг за другом следят? Люди из одной организации?

82

– Бывает такое.

– Ян, а ты каким образом в курсе их внутренних дел?

– Не твое дело. Вставай!

– Во что ты нас втянул, Ян? Кто с тобой в деле? С кем ты дела ведешь?

– Время выходит! Делай, что говорю, без вопросов!

Вацлав, бледный, как покойник, вдруг покраснел – остатки крови кинулись ему в лицо, дыхание у

него перехватило.

– Ян, я не такой недоумок, за какого ты меня держишь. Твоя девица госбезопасности угрожает.

Это ее ищут! Именно ее, Ян! Ее и тебя!

Приставил клинок ему к горлу. Адреналин колотит меня отчаяньем, но я упорно держу

видимость уверенности. Главное, – не терять убедительности. Главное, – давить на него, не давая

ему продохнуть. Я должен грамотно задействовать все его слабые стороны – все его страхи,

туманящие рассудок.

Я должен приблизить мои первые доводы к правде и подогнать его последующие выводы к моей

лжи. Сбить его мысли с дороги, заставить принять мою ложь, лишь в начале похожую на правду, на

веру, заставить увидеть в ней только то, что мне нужно показать. Черт…

– Вацлав, будь внимателен. Дела обстоят еще хуже…

– Ты втянул нас… Я все понял, Ян! Старик немец сказал… Считал поначалу, что он псих

последний, а он правду сказал – про оружие, про подопытных… Ты с оружием связан, с

военными… Ты им дорогу перешел, они тебя ищут… Они за всем стоят… Они к делу службу

госбезопасности подключили и следят за всем и всеми… Ты их передатчики уничтожать меня

посылаешь…

– Верно, Вацлав… Ты не такой тупой, как я думал… Ты умный… Ты и думать не будешь выдать

меня, Вацлав… И не думай – не выйдет. Ты мой – с головой и внутренностями. На волоске твоя

жизнь висит, а волосок – в моих руках. Решу – перережу его к черту. Не будешь делать, что говорю,

– просто прикончу.

– Ты и так меня прикончишь, Ян.

– Ты будешь жить, пока будешь делать все, что я говорю. Мы с тобой теперь крепко завязаны. И

одна у тебя надежда осталась свою шкуру сберечь – делать все, что я говорю, и верить мне. И

только попробуй пойти против меня. Сдую, как пылинку. А возьмут меня – я молчать не буду. Ты у

них в тюрьме еще раньше меня сдохнешь в мучениях, как бы ты с ними не договаривался. Не друг

ты им, и не быть тебе для них другом. Врагом ты им был на воле, врагом у них в неволи и

сдохнешь.

– Не верю я тебе, Ян.

Нет, не дам я ему времени выбирать, кого больше бояться, – меня или властей. Застрянет он у

меня между страхами намертво – ни ко мне с угрозой, ни к ним с соглашением ни шагу не сделает.

– А у тебя выбора нет. Мы с тобой теперь вдвоем в деле, Вацлав, вместе мы. Одна у нас с тобой

дорога теперь на двоих. Тебе и вообразить не под силу, садист, что у них с нами обоими сделают.

Нам обоим с ними дел иметь нельзя, Вацлав. Они дело не хуже меня знают. Ты же помнишь, как я

вашего колол… Он у тебя сутками молчал, а у меня… На таком допросе, кроме камня, никому не

промолчать… и никому, кроме камня, в живых не остаться…

– Камень не живой, Ян…

– Я об этом и говорю, Вацлав… Никому живому у них живым не остаться… Так что слушайся

меня… Вставай и иди…

Вацлав снова стал бледным, как труп. Он смотрит мне в лицо, мутнеющими от ужаса глазами. Он

мне верит. Он мой. Сделает все, что мне надо, и так, как мне надо. Правда, он постарается

прикончить меня поскорее – при первом случае. Но он – не успеет.

– А мы тебе верили, Ян… А ты нас…

– Живо встал!

– А ты нас… в расход пустил.

– Живо!

83

Он поднялся с трудом, встал у стены согнувшись… выпрямился, стискивая зубы, и вышел.

Теперь – пора заняться уборкой.

– Агнешка, давай наверх! Агнешка, выходи! Тащи автомобильную эмаль, растворители и

полиэтилен! Живо! Крюгер, выходи живей! Пятна крови выводить надо, химик, и запах пороха

вытравлять!

Глава 47

Агнешка остановилась в дверях – бледная и… Она не закричала – только закрыла рот рукой.

Крови здесь, конечно… Черт…

– Пан Мсцишевский…

Девушка подлетела к покойнику, приложила руку к его седой голове, словно проверяя – кровь

заливает его лицо или краска.

– Оттирай кровь!

– Он мертв… О боже! Пан…

– Хватит стоять!

– А Войцех? Войцех!

Выставил ее, толкнув к двери.

– Все мертвы! Оттирай кровь!

Агнешка в ужасе посмотрела на окровавленную руку, перевела взгляд на Вацлава, оттеснившего