Цель подобных сообщений очевидна: приписать совершенное преступление Сирии, выставить ее врагом мирного урегулирования ливанской проблемы. Правда, придворные борзописцы фалангистских вожаков явно переусердствовали: выдвинутую ими версию мало кто воспринял всерьез.
Сомнительного в ней было действительно много. Во-первых, как удалось члену просирийской партии пройти в тщательно охраняемую штаб-квартиру партии «Катаиб» с солидным грузом 35 килограммов (в первоначальных сообщениях о покушении речь шла о взрыве не менее 200 килограммов тринитротолуола, что, судя по характеру разрушений, значительно ближе к истине)? Во-вторых, мог ли X. Шартуни столь подробно знать планы высшего фалангистского руководства и практически поминутное расписание дня Б. Жмайеля? Лидер СНСП Инам Раад решительно отверг измышления правой печати, заявив, что человека по имени Шартуни в списках партии не значится.
Горячий отклик версия о причастности Сирии к покушению встретила, пожалуй, только в Израиле. Один высокопоставленный израильский чиновник во всеуслышание заявил, что знает подробности покушения. По его словам, за два дня до гибели Б. Жмайель встретился с министром обороны Израиля А. Шароном и заверил его, что сразу же по вступлении в должность произведет аресты палестинских партизан в Западном Бейруте и конфискует принадлежащее им тяжелое оружие. «Мы полагаем, что ООП или Сирия знали об этом и были обеспокоены», — заявил этот чиновник3.
Попробуем проследить последовательность событий.
13 сентября 1982 года Ливан покинул французский воинский контингент, последний из числа многонациональных сил, в задачу которых входило наблюдение за эвакуацией из Западного Бейрута отрядов ПДС. Ровно через 24 часа в штаб-квартире партии «Катаиб» раздался взрыв, в результате которого погиб Б. Жмайель. Еще через восемь часов израильские войска начали операцию по захвату Бейрута.
Возникает вопрос: был ли Тель-Авив заинтересован в выводе из ливанской столицы подразделений многонациональных сил? Конечно, да, поскольку присутствие этих подразделений мешало тель-авивским ястребам, давно уже задумавшим оккупировать Западный Бейрут. Была ли смерть Б. Жмайеля на руку правящим кругам Израиля?
Уже через три дня после гибели Б. Жмайеля бывший премьер-министр Ливана С. Салям обвинил Израиль в причастности к его убийству. По словам С. Саляма, только что избранный президент Ливана с самого начала повел себя слишком независимо в отношении Тель-Авива. «Они думали, что Башир будет их ставленником, их марионеткой, — заявил С. Салям. — Убедившись, что он таковым не является, они попросту прикончили его».
Несмотря на кажущуюся парадоксальность, в этой версии нет никаких противоречий. Давайте разберемся. Избрание Б. Жмайеля на пост президента израильская пропаганда сразу же попыталась представить как победу произраильской линии во внутриполитической жизни Ливана. В поздравительной телеграмме на имя нового президента Бегин дважды употребил обращение «мой дорогой друг». Не удержался от ликования и майор Хаддад, заявивший, что Б. Жмайель обязан своим избранием только Израилю. По израильскому радио было передано характерное высказывание Хаддада, которого, кстати, Б. Жмайель обещал предать суду как предателя ливанского народа: «Мы считаем избрание Башира нашей победой, так как он один из нас. Это также победа Израиля, так как, по нашему мнению, без присутствия Израиля в Ливане он не был бы избран». Налицо, таким образом, подчеркнутое стремление представить Б. Жмайеля в роли квислинга. «Ливанские фалангисты, — писала израильская газета «Едиот ахранот», — получали существенную помощь от Израиля, и надо надеяться, что новый президент Ливана этого не забудет». «Израиль сделает все, чтобы помочь Жмайелю построить новый Ливан, причем так, чтобы он не выглядел нашей марионеткой», — заявил лидер оппозиции Шимон Перес.
Между тем взаимоотношения Б. Жмайеля с кликой Бегина — Шарона отнюдь не были столь безоблачными ни до, ни после выборов, несмотря на то что Б. Жмайель действительно был многим обязан тель-авивским политикам. Известно, что тайные связи между сионистами и правыми христианами завязались еще в 50-х годах. Уже тогда правящие круги Израиля стремились установить в Ливане «дружественный», а точнее, марионеточный режим, который заключил бы с Тель-Авивом мирный договор, расколов таким образом арабский мир, противостоявший экспансионистской политике сионистов на Ближнем Востоке. Во время гражданской войны в Ливане в 1975–1976 годах Израиль снабжал фалангистов оружием и боеприпасами. В 1976 году Ицхак Рабин, в то время премьер-министр Израиля, совершил на торпедном катере короткий морской вояж в контролировавшийся консервативными силами порт Джуния для встречи с лидерами маронитской общины. Он обсудил с ними конкретную программу израильской военной помощи, и вскоре первые группы фалангистов отправились в Хайфу для обучения обращению с переданной им новейшей техникой. Эти контакты существенно расширились с приходом к власти ультрареакционного правительства Бегина. К началу 1982 года число фалангистов, прошедших военную подготовку в Израиле, перевалило за полторы тысячи.
Все это — факты, с которыми нельзя не считаться. Известно, что правохристианские лидеры приветствовали вторжение Израиля в Ливан в июне 1982 года, поскольку считали, что оно приведет к разгрому ООП и ликвидации ее отрядов на ливанской территории, а также к всемерному ослаблению Национально-патриотических сил Ливана и мусульманской общины в целом. Правда, они в то же время прекрасно понимали, что христиане составляют менее половины населения Ливана и им в будущем неизбежно придется сосуществовать с другими религиозными общинами страны. Отсюда определенная осторожность фалангистов в отношениях с Израилем: во многом подыгрывая Тель-Авиву, лидеры партии «Катаиб» не могли не понимать, что конечные цели сионистской программы, предусматривающие аннексию части ливанской территории и установление израильского контроля над страной, несут смертельную опасность суверенитету Ливана.
В январе 1982 года министр обороны Израиля А. Шарон посетил командующего «ливанскими силами» Б. Жмайеля и провел с ним двухдневные переговоры по вопросу о возможном вторжении израильской армии в Ливан. Он вернулся в Тель-Авив, очевидно, убежденный, что с фалангистами достигнуто соглашение. Израиль ожидал от «ливанских сил» участия в операции по захвату Западного Бейрута и уничтожению палестинских отрядов. Но Б. Жмайель понимал итоги переговоров иначе. 5 июня, за день до израильского вторжения, он объявил всеобщую мобилизацию «ливанских сил», но, когда израильские войска подошли к Бейруту, выделил им в помощь всего две тысячи человек. «Эта помощь, главным образом в форме военно-полицейского сопровождения израильских войск, совершенно не удовлетворила израильтян, — писала американская газета «Уоллстрит джорнэл». — Она глубоко разочаровала и воинственно настроенных членов фалангистских отрядов, которые прошли подготовку в Израиле и не одобряли попыток Жмайеля наладить отношения с ливанскими мусульманами и окружающим арабским миром»4.
Чего же добивались Бегин, Шарон и К° от своих правохристианских союзников в Ливане? В каких целях они оказывали давление на Б. Жмайеля? Известно, что одной из главных стратегических задач сионистов в Ливане был раскол этой независимой арабской страны по конфессиональному признаку на несколько мелких, враждующих друг с другом государств. Вот почему в Тель-Авиве настойчиво стремились подключить Б. Жмайеля к операциям по физическому уничтожению отрядов ПДС и НПС, руками фалангистов ликвидировать последние очаги сопротивления аннексионистским поползновениям Израиля, что фактически сделало бы невозможным достижение национального согласия в Ливане. По свидетельству американской газеты «Уолл-стрит джорнэл», израильские генералы планировали дойти лишь до пригородов Бейрута, полагая, что «грязную работу» (т. е. геноцид в отношении палестинцев и ливанских патриотов. — Авт.) следует возложить на «ливанские силы» и фалангистов. «Сразу после подхода израильских войск к Бейруту, — писала газета, — фалангисты должны были своими силами завершить операцию»5. Совершенно ясно, что израильские лидеры заблаговременно вынашивали планы организации массовых побоищ в лагерях палестинских беженцев, причем роль палачей, по их замыслам, должны были взять на себя фалангисты.