мне не достать то, что мне все равно взять неоткуда, и то, что вообще – нельзя достать. А главное, –
то, что мне ко всему этому еще и не нужно.
– Ты думаешь, что я это со зла?.. Нет, Шлак… Только из благих побуждений… Это так –
присловье… Это я так – от привычки… Так у нас принято, Шлак… Еще принято отвечать на это,
посылая к черту…
– Это на тот случай, если вы желаете мне не достать того, что мне действительно нужно
достать?
33
– Именно, Шлак… Пух и перья здесь ни при чем… Это так – обобщение такое…
– А черт?
– Что черт?..
– Он тоже ни при чем?..
– А черт – очень даже причастен к делу…
Шлак подумал и согласился – он думал долго, будто его голова набита железными опилками…
надо проверить, чем набита его голова, – и не пуста ли она вообще…
– Все бессмысленно, Радеев. И к черту вас посылать бессмысленно – вы и без этого к нему
пришли. Счастливо оставаться.
Радеев рассмеялся мне в лицо…
Запись №13
Я решил, что безопаснее не пытаться выдворить Радеева, и мне пришлось пригласить его быть
моим гостем и терпеть его невыносимый смех надо всем, что попадает в поле его зрения. Но он не
сможет сбить этим смехом ход моих мыслей, как я не смогу прогнать его обратно в его
подземелье… И Хэварт, и Лей готовы сорваться на Радеева в кратчайшие сроки – они
раздражаются все сильнее с каждой его дружеской колкостью. Но я игнорирую и издевательства
Радеева, и их негодование, стараясь не обращать внимания на всех них. Я не вывел на экран
изображение, проецируемое Шлаком, а подключился к Шлаку напрямую. Шлак еще не знает, что
этого недостаточно, что это только первый шаг, – подготовка “щенка” к подключению к камерам
подземных укреплений… Только глазами такого объекта я смогу четко увидеть все, что делает
Айнер… Только тогда я разберусь в его разуме и пойму, что он думает… Мне ясно, что он, и
правда, – опасен, но я еще не знаю, насколько… Я решил восстановить его в звании, проведя
конечный контроль так, как сочту нужным я, но возможно определенные поправки,
ограничивающие его власть, внести придется… Он – “пограничник”, не нарушающий прописного
порядка, но не признающий недодуманных правил… Он обходит все барьеры закона, не
блокирующие дороги противозаконных действий. Я понимаю, что никто с ним ничего сделать не
сможет… Его не поймают, потому что он не станет прятаться, его не приговорят, потому что он не
станет оправдываться – к нему не подкопаются, нет… И поэтому он вьет из моих нервов веревки,
как и Радеев, насмехающийся надо мной, – смеющийся надо мной мне в лицо… Но Радеев еще не
знает, что мои нервы, скрученные веревками, станут только крепче…
– Уже стемнело. Нам пора. Идемте со мной, Радеев.
– Но ведь у вас еще столько дел…
– Хэварт справится.
– Без вас ему придется трудно…
– Зато без вас – легко. Раз уж вы – моя тень, пойдемте со мной.
Я вижу, как он устал, – он не спал столько же, сколько мы… И теперь его натужная улыбка не
звенит смехом, а скрежещет зубами… Я вымотаю его домертва, выжму досуха…
– Что же вы намереваетесь делать в такой поздний час?..
– Сейчас увидите, следуйте за моими “псами” – они проводят нас через темноту этого
сектора…
– Свалка?.. Мы идем на свалку?..
– Да, сегодня подходящая ночь… подходящая для воплощения моих кошмарных сновидений…
Радеев молча пошел за мной, за моими чудовищными подручными… Поначалу он еще сверялся
с картами, но заплутал впотьмах на путанных тропинках среди обломков и осколков старой
техники… Я не собираюсь искать запчасти для моих псов среди этих разрушенных войной и
временем машин, еще не пущенных на переработку, а хранимых на этом объекте. Я просто
подожду, пока он продрогнет и начнет засыпать в этой тьме…
Он поднял ворот черной шинели, совершенно скрывшись в окружающем его мраке…
– А я могу быть уверен, что со мной здесь ничего не произойдет?..
– Нет, не думаю… Здесь постоянно происходят странные вещи…
34
– Настолько странные, что мне стоит предупредить начальство о том, где следует искать мое
тело на рассвете?..
– В этом месте можно сломать шею, и следуя за таким опытным проводником, как я… Можете
сообщить о местонахождении вашего тела, а можете просто смотреть, куда идете… Что вы
выберите – решать вам.
– Я всегда выбираю и то, и другое…
– Достойный выбор, когда речь идет о жизни и смерти.
– Работа у меня такая – она мне иного выбора не дает, кроме как выбирать – и то, и другое…
– Нам всем запрещено бояться смерти, но все мы нарушаем эти запреты, Радеев.
Он обвел глазами призрачно светящиеся силуэты моих покореженных подручных – в их слабом
свечении и я, облаченный в светлую форму, произвожу подобный эффект… Мы вышли под
открытое небо как раз тогда, когда поднялся туман и когда его прорезал свист поднятых
истребителей… Замерзший офицер сжал плечи, вперившись взглядом в небо, разразившееся
раскатами ночной атаки… Лучи прорезали мрак молниями и далекое зарево разошлось громом…
Эти вспышки разлетаются в тумане, приглушающем громовые раскаты рушащихся пограничных
укреплений Шаттенберга…
– Вы еще не налетались в облаках?.. Мне кажется, что вам, Грабен, пора бы спуститься на
землю… А то как бы не пришлось провалиться в подземелье… Такое бывает, когда залетишь
высоко и падать придется с высоты полета… так скажем, – с высоким ускорением…
– Вы, Радеев, думаете, что я подобен ракетам прежних пор?.. Тогда вы должны думать, что я
способен пройти сквозь землю, не разбившись…
– До предела, Грабен… Где-то вы возьмете да разорветесь…
– И это будет сокрушительно для вас – обитателей подземелий…
– А для вас это будет – губительно…
– Ученые призваны заграждать истину грудью, Радеев…
– Ото всех… и от себя… Боюсь, вы слишком заняты погоней, чтобы не забыть, что гонитесь за
истиной…
– Так же, как вы слишком искушены ложью и угрозами, забывая, что эти средства призваны
служить достижению той же истины…
– Просто правда – прыткая и скользкая… Она убегает от вас, ускользает от нас… Вот мы с вами
и обязаны ловить эту хитрую правду сообща… Ваш разум скор, а мой – цепок…
– Скорость срывает с объекта все, что к нему цепляется, Радеев…
– Пока вы особых отличий от ракет прежних пор не показали – вас так же трудно обнаружить и
остановить, вы так же устремлены к цели… И преследуете вы свою цель с недосягаемой, скорее, –
с непостигаемой скоростью… Только учтите, что эти ракеты с незапамятных времен сняты с
вооружения из-за того, что эти технологии – устарели, Грабен… Теперь лучи летят в цель, не
отклоняясь и не скрываясь… Они скоры и сильны – для нас они не отразимы из-за этой силы и не
зримы из-за этой скорости…
– Однако с помощью техники мы видим и отражаем и их.
– Техника не надежна… Она опасна для нас, полагающихся не на свои силы… Прямые жесткие
лучи – наше непревзойденное оружие нападения и защиты… Они всегда сражают врага, всегда
проявляют правду…
– Если бы каждый пущенный нами луч поражал каждого нашего врага и проявлял правоту
каждого из нас – нас бы давно не было, Радеев, – нас всех.
– Вы думаете, что сумеете ловить лучи голыми руками?..
– Нет, – только в перчатках, Радеев.
Он усмехнулся про себя, опуская тяжелеющие глаза на Гарма, легшего у его ног и сложившего
перед ним рогатую голову… Радеев понял, что пес не спит, а стережет… Офицер достаточно
рассеяно огляделся, видимо, еще надеясь найти человека в зоне восприятия. Но он уже не
старается сосредоточиться на сигнале – никого нет, мы здесь одни… Я поймал его. Теперь при
отступлении он поплатится пугающей нас всех видимостью всепроходимости и