Одиннадцатый пока пугает меня настолько, что пробуждает мой разум…

Адъютант стянул меня строгой формой, как удавкой, поднимая с постели силой… Я оттолкнул

холодную руку железки, протянутую к моей шее, и расстегнул душащий меня воротник… Но

“спутник” снова скрепил стяжку… Я решил не спорить с ним, а отослать его, и тогда – просто

ослабить все эти застежки, запирающие меня в светлом одеянии, как в оковах…

– Принеси мне кофе из столовой… А еду не приноси – не надо…

Андроид осмотрелся и остановил прохладно светящиеся глаза на моих подручных роботах,

прячущихся под столом, под кроватью…

– У вас депрессия, полковник. Вам следует обратиться к врачу.

– Со мной все в порядке.

– Я настаиваю. Я вызову вам врача.

– Я – офицер S3.

– И офицеры S3 страдают депрессией. Вас мучают кошмарные сны. Это может пагубно

отразиться на вашей профессиональной деятельности.

– На моей работе это никак не скажется. Ступай в столовую.

– Пока еще вы делаете кошмарных механических “собак”, но скоро вы начнете делать

чудовищных людей.

– Я давно не биопрограммист, не забывай об этом.

– Вы нейропрограммист и должны об этом помнить. Вы не можете изуродовать тело человека,

но можете изувечить его разум. Вы задаете коды высшей памяти и несете равную ответственность

со специалистами, занимающимися низшей памятью.

– Как бы нашу ответственность ни уравнивали, – коды первостепенного значения и

первоначальные параметры, определяющие человека, задают разработчики ДНК. Я ставлю задачи

высшей коррекции и высшего контроля, не выходя за пределы прописанных ими условий, а только

внося уточнения и поправки в их установки.

– Коды высшего контроля подчиняют низшую память. Вы и ваши подчиненные несете равную

ответственность с полковником Вэймином и его людьми.

Вэймин… Он всегда был на шаг впереди, выслуживаясь перед генералом Стагом… Вэймин

занял мое место, и теперь моя должность крепко зажата в его руках – в когтях “дракона”. А меня

Стаг отодвинул – сослал в глушь, в десятый блок, занимающийся только контролем. Со временем я

вернулся в первый блок. Но мне пришлось перейти на другое поле деятельности и вступить в

должность с ограниченным влиянием на личность людей. Я сохранил статус создателя, но круг

моих полномочий при построении памяти значительно сузился. Я проектирую одну лишь сложную

психику – пишу, пусть непростую, но последующую память. Моя задача серьезна – я задаю людям

знания, заменяющие первый опыт познания. Именно на эти знания опирается понимание людьми

происходящего, – исходя именно из этих знаний, люди дают оценку событиям и себе. Личность

строится на их основе, но только – отчасти, только – достраивается. Я даю людям душу, но – лишь

частично, лишь опираясь на данные Вэймина. Мне запрещено писать сложную память, способную

перекрыть простую, прописанную им. Противоречия – недопустимы. Они увечат личность, калечат

4

человека. Поэтому я принужден оставаться последователем “дракона”. Он задает изначальные

параметры, загоняя меня в их тесноту, – он задает направление, вынуждая меня тащиться у него в

хвосте. А его создания – они всегда покорны судьбе. Это претит мне. Склонны они к надменности

или к робости, к жестокости или к жалости – они всегда покорны и всегда ждут приказа. Они

похожи на своего создателя, никогда не выходящего за пределы строгих распоряжений Стага.

Мне тошно от того, что Вэймин выслуживается перед генералом, а генерал – перед наукой… не

в настоящем, а в – служебном смысле слова… Стаг – офицер S12, подходящий для всех служб

системы, но в сути своей он – солдат, не дающий свободы даже себе. Отстаивая науку, он всегда

готов пойти против руководителя, но, только исполняя распоряжение – высшего начальника. Для

него не существует приказа главнокомандующего, но только, когда существует другой приказ –

верховного главнокомандующего.

– Я – нейропрограммист высшей категории. Никто, ничто, никогда и никак не влияет на мою

работу. Иди же.

“Спутник” повиновался и оставил меня прикуривать сигарету от Шлака, из пасти которого

вырвался тонкий огненный язычок…

– Шлак, порой мне кажется, что мой адъютант ты, а не он…

Шлак вдумчиво вгляделся в меня, напрягаясь от тяжких для его простого разума мыслей…

– Ты зря так не внимателен к его мнению, Грабен.

– Не думаешь ли ты, что мой “спутник” прав?

Шлак, раздумывая, склонил зубастую голову на плечо, проломленное одним моим офицером,

увидевшим страшного “зверька” у себя на груди сразу после подключения… Но Шлак не жалуется

на повреждение – он знает, что это заслужено… Я объяснял ему, что он страшный, что ему нельзя

подходить к созданным мной солдатам, – особенно, когда их только подключают, когда они еще не

до конца понимают происходящее…

– Он прав, Грабен. Ты мрачнеешь день ото дня, делая мне “собак” все чудовищнее и

чудовищнее.

– Это из-за Стага, который суровеет с каждым налетом на Шаттенберг. Из-за всего этого

служить в первом управлении становится просто невыносимо. Но ничто из этого никак не

сказывается на исполнении моих прямых служебных обязанностей.

– Война тяготит и гнетет нас всех, Грабен. Но ты мрачнеешь не только из-за нападений на нашу

крепость. И Стага ты ненавидишь не только из-за его суровости. С тобой что-то происходит,

Грабен, и это – не угнетенность войной и обстановкой в управлении, а что-то другое.

– С чего ты взял?

– С того, что это началось еще раньше, – прежде первого разрушительного налета на

Шаттенберг и прежде первых жестких проявлений Стага. Это началось, когда ты собрал меня, а я

помню, что тогда не происходило ничего подобного последним событиям.

– Хочешь сказать, что проблемы не у всех вокруг, а у меня одного?

– Я это и говорю, Грабен. Это тревожит меня. Меня беспокоит будущее, сотворенных тобой

людей, – особенно, когда я смотрю на себя в зеркало.

– Моя ответственная служба беспокоит всех, кто видит тебя, Шлак, но это безосновательное

беспокойство.

– Меня пугает и одна мысль о том, что ты можешь сделать человека такого же ужасного внутри,

как я – снаружи.

– Ты знаешь, что этого не произойдет. Тебе известно, каких качественных людей я кодирую.

– Люди, сделанные тобой, безупречны. К ним не придерешься. Но среди них нет никого

особенного, они все – обычные.

– Такие, каких требуют.

– В этом все и дело. Тебе не по душе делать таких людей, так что по ходу дела ты травишь

душу скукой все сильнее. Тебе скучна такая деятельность, и ты – не справляешься со скукой.

Особенно теперь, когда крушат Шаттенберг и когда Стаг ожесточается.

– Нет, Шлак, просто я служу не на своем месте.

5

– Винишь Вэймина, занявшего твое старое место? Но на прежнем месте ты делал таких же

скучных людей и так же скучал.

– Не так.

– Ну пусть не так, но – скучал.

– В общем, верно, Шлак. Я и засиделся, и застоялся на месте – меня снедает тоска. Но это

ничего не меняет и не имеет никакого значения. Я должен делать таких людей, каких требует

система, и я – делаю. Я пишу коды, соблюдая правила и не пренебрегая стандартными схемами.

– Выдержишь ты так и дальше – тогда все так тянуться и будет. А не выдержишь – сделаешь

очередного человека настоящим чудовищем.

– Я справлюсь со своей скукой. Не думай, что я перечеркну такой глупостью, как послабление,

годы безупречной службы. Но с чего ты взял, что, откликнувшись призыву души к движению

вперед, я сделаю настоящее чудовище, а не подлинного героя?

– С того, что у тебя в голове только кошмары вроде меня и моей своры.

– Ты ошибаешься, Шлак. Никогда ни один человек не получит от меня ни одного обрывка моего