1

Цикл-Историк

Рассказ IV

Под ударами мрака

Глупость – беспросветный мрак, но в сердце незнания еще бьется свет.

Ханс Хирш

Проснулся, съел крысу и опять заснул – кошмарная схема жизни для высокоинтеллектуального

кота. Но я нашел выход из этой схемы – это моя работа, мое призвание. Я теперь делаю очень

интересные дела и приношу пользу – даже крысам. Я очень всем нужен. И я очень занят. Я теперь

даже выходных не беру. Мне нужно провести реконструкцию здания, реорганизацию рабочего

процесса. Я должен заняться миротворчеством и подготовкой к войне. Это обязательно нужно

делать одновременно – люди же всегда это одновременно делали. А я не хуже них – я тоже так

могу… Это просто – как разрушать и создавать в одно и то же время. Из разрушенного обязательно

что-то да создашь. Например, разобью я этот стакан и создам – осколки. Хотя нет, я не буду этот

стакан бить. Он ведь принадлежал высшему офицеру службы безопасности. Это же его кабинет.

Здесь я стараюсь ничего не трогать. А вдруг он вернется и… Людей, конечно, уже нет, но вдруг…

Кто их знает? Я их знаю – я же историк, специализирующийся на людях. Точно. Но я о них еще

недостаточно знаю. А я хочу знать… Хочу знать о них все! Обо всех них! Ведь они – создатели

нашего разума! Узнав их, я узнаю себя!

Нет, чтобы узнать себя, недостаточно знать тех, кто тебя сделал. Да и вообще – у нас с людьми

все не так просто. Они, конечно, приложили к нам руку – да не только они. Мы их создания – да не

целиком и не до конца. Мы же – народ древний, пусть и вымерший в незапамятные времена и

воссозданный людьми заново. Люди нас не из головы взяли и сделали – они сохранили в памяти

наш старый биологический код и только собрали его снова, применяя схемы его изначального

строения, оставляя нас в неизменном виде. Так что мы не совсем их творения. Они, правда, после

этого наш код поправили – на нас просто эксперименты ставили, стараясь усовершенствовать наше

сознание. И, не поспоришь, эти поправки у них, в отличие от остальных, получилось неплохо. Но

мы обладали редкими задатками разумности – мы бы и без людей со временем стали разумными.

Так что люди и к усложнению нашего сознания не так уж причастны. Они разве что ускорили

процесс роста нашей сообразительности, заложенной в нашем биологическом коде, – коде гордых

и одиноких хищников, охотников на крыс. Так же они поступили и с крысами. Это они с крысами

сделали, думаю, для того, чтобы мы, такие умные охотники, не съели глупых крыс без остатка и не

умерли с голода. Похоже, люди просто не решились поверить нам и подстраховали нас – и нас, и

крыс… несмотря на то, что мы, коты, были так умны, что могли бы учесть обстоятельства и

ограничиться строго необходимым нам расходом крыс без участия крыс… Да, точно – могли бы…

Правда, крысы располагают другими сведениями. Они со мной не согласны и считают, что и с

нами, и с ними это сделали, скорей всего, – случайно, а не специально. Не знаю, специально или

нет, но, полагаю, – страховка никогда не повредит. Это мое предположение подкреплено опытом:

мы с крысами получили такую страховку, как разум, – и остались жить на этой планете.

Я, в общем, не знаю, думали о нас люди или нет. А вообще, люди редко думали о других – даже

с позиции, что им же лучше иногда и о других задуматься. Из этого вышло, что все творения

людей, вытянутые только из головы, просто – кошмарны… Мы не такие. И крысы – не такие. А вот

– скингеры… Я стараюсь не думать о том, что мы делим с ними эту потрепанную людьми планету.

Мне лично они вреда не делали, но… Нет, конечно, какому-то скингеру меня не напугать, но…

Жуткие они вообще твари – эти снежные звери… Люди сделали их на генетической основе крыс,

но явно помянули при их создании медведей – зверей, покинувших этот покореженный мир и не

вернувшихся, несмотря на все старания людей. Они пробовали вернуть всех вымерших тварей, чьи

коды не потеряли с течением этого их вечно военного времени… Но не вышло – не

2

приспособились эти твари к этому миру… Тогда люди попробовали поправить коды этих тварей…

Но и это не вышло – твари получались неприспособленными или к миру, или к – людям. Наделали

люди черт знает что – и испугались. Тогда они наделали… и черт не знает, что они тогда наделали.

Они попробовали сотворить подобия тварей, чьи коды потеряли… Получилось еще страшнее. А

когда они сделали придуманных тварей… Хоть я и историк – мне становится страшно изучать

людей, когда я думаю, какие чудовища вышли из их головы… Крысы к этому, конечно, спокойнее

относятся – скингеры же им не чужие… И еще крысы настаивают на изучении одного наравне с

другим, считая, что наши исследования не должны обходить стороной даже страшные события со

страшными созданиями… И порой мне приходится им уступать.

Запись №1

Метель прекратилась, и я снял маску. Ветер перестал жалить меня в лицо и рвать с моих плеч

шкуру снежного зверя. Только стужа не спит в затишье. Мороз весело трещит сухим снегом у меня

под сапогами. Но мне жарко от скорой ходьбы и летучей радости. Проглянуло холодное солнце

короткого зимнего дня. Оно светит не слишком ярко, но отражается снегами, и – светло. Очень

светло – так, что глаза слепит. Кажется, что оно почти не греет, только бдительность терять нельзя

– под его лучами легко обгореть. Даже тяжелый ожог получить просто – забудешься и не заметишь,

как кожа облезет. Его лучи оставляют глубокие ожоги, как излучение скингера, – снежного зверя.

Оно суровое – наше солнце. Но я открыл лицо его лучам и улыбнулся ему. Ведь Олаф уверен, что

скоро настанет конец всему свету, что страшный волк Фенрир сорвется с цепи бога войны,

сдерживающего его сокрушительные силы, и начнет разрушать все вокруг. Олаф утверждает, что

наша война скоро кончится, что старый волк-разрушитель уже натянул цепь. А главное, –

кошмарное каменное чудовище уже впилось острыми клыками в наше светило, готовясь его

растерзать. Прежде я думал, что каменных троллей нет. Я не верил Олафу, пока Олаф не показал

мне его – каменного тролля. Теперь я знаю, что тролль, пришедший из космического мрака и

стоящий на высокой вершине, – охотник на звезды. Но сейчас мой путь искрится и сияет в

солнечных лучах, как воздух, как небо. И мне так радостно. Просто, я вообразил, как обрадуется

Олаф, и на душе стало так светло. Он столько для меня сделал. Я так хочу его отблагодарить.

Наконец, появилась такая возможность! Но идущий чуть впереди офицер моего веселья совсем не

разделяет… Когда я скрутил ему за спиной руки, на его лице отпечаталось настоящее страдание…

Я этого вовсе не ожидал – я был уверен, что он разозлится… Мне грустно смотреть на него такого

печального… Мне же совсем не хотелось ему грубить, но пришлось его на аркане протащить…

– Вы уж извините, что я так… Я же не хотел… Просто, я только так смог…

Офицер обернулся ко мне через плечо, посмотрел горящими глазами, сжал зубы и отвернулся…

– Молчи, солдат.

– Но я, правда, не хотел так…

Офицер остановился, разворачиваясь…

– Ты у меня всю дорогу прощения просишь. Ты что, не понимаешь, что ты сделал? Не

понимаешь, что делаешь?

– Я понимаю… Поэтому и прошу прощения…

– Я прощу тебя, когда ты отключишь “шнур” и развяжешь мне руки.

– Тогда вы уйдете… Убьете меня и уйдете…

– Я уйду. Но тебя не трону.

– Не надо мне лгать…

– Я тебе не лгу. Я тебя мог убить уже трижды.

Холодок страха проскользнул мне под ребра, резко сдергивая мою улыбку, но его вытеснило

недоумение…

– Что же тогда не убили?

Офицер раздраженно вскинул голову…