грозой…

– Ментальный оборотень высшей ступени. Таких я еще не встречал. Солдаты системы до такого

состояния редко доходят – вернее, им редко позволяют до такого состояния доходить. Он –

преступник. Я вижу. А ты не такой. Так что с тобой? Ты недоделанный?

– Недоделанный… Мою память не полностью загрузили…

– Я так и понял. Отлично, один – без контроля остался, другой – без знаний. Но это исправимо.

Я порядок установлю.

Олаф не выносит, когда с ним в таком тоне… Но я сдержал его, и он только вздернул плечами…

– Я здесь порядок устанавливаю.

– Ты – рядовой боец, я – ротный командир.

– Теперь мы все – вольные охотники. И все здесь – мои охотники.

– Так было раньше. Теперь командование принял я. Называй меня Фламмер. Не задавай

вопросов, не требуй ответов.

Я понимаю, что не могу скрыть ужаса, застывшего на моем лице… Нет, с Олафом так нельзя…

Но офицер не обращает никакого внимания на его суженные глаза, словно окованные стальными

доспехами…

– Фламмер! Вы что, пожарище здесь устроить решили?! Что ж, посмотрим, кто останется на

пепелище! Вы что, еще схватиться собрались?! Что ж, ваши клинки Ханс вам вернул! Посмотрим,

кто окажется правее с оружием, надежней которого здесь нет!

– Нет времени. Меня будут искать. Надо уходить. Ты, Ханс, пойдешь и пригонишь мою

“стрелу”. А ты, Олаф, соберешь все, что нужно. Сейчас. А не сдержишь ты себя в руках, боец…

Олаф посуровел, но скрепил волей неспокойный дух. Он понимает, что Фламмер просто

привык так, что он – офицер… Ему нужно время разобраться в происходящем… Он еще не знает,

что это – охота на снежных зверей… А как только узнает…

– Нам нужен охотник, Фламмер. И я буду терпеть ваши замашки. Но только до времени – только

до охоты. На охоте вы погибнете, не следуя моим указаниям, и погубите нас.

– Я охотился на скингеров.

– Вы охотились не так, как мы. Вы ходили на скингеров с защитой, с бойцами и с техникой

системы. Вы не знаете расправы этих тварей. Не прекратите вы считать себя командиром всегда и

везде – я разделаюсь с вами. И у меня не будет другого выбора. Я не возьму вас такого с нами на

“жгучие луга” снежных зверей.

– Исполняй приказ.

– Вы даете приказ идти, но понятия не имеете, куда. Вы не знаете, как нам скрыться от

“воронья” системы. Их поисковая техника поднимется в небо, она будет искать нас – фон наших

мыслей. И она найдет нас, “увидит” с высоты – она “увидит” наши мысли.

– Я не рассчитаю вам схемы пересечений. Но укрытие найду – вне зоны поиска.

– Таких укрытий нет.

10

– Мы не пересечемся. Мы уйдем под землю.

– “Вороны” найдут нас и под землей. Нет таких подземелий, где они не достанут нас.

– Они не обнаружат нас в закрытых шахтах.

– Шахты?

– Это шахтерская база, боец. Здесь мы будем скрыты. Ища таких, как мы, разведтехника не

снижает высоты в бурном небе территорий Штормштадта. Мы исчезнем для нее, когда спустимся в

шахты, выйдя из ее зоны восприятия.

– Разведчики найдут нас, стоит им спуститься.

– Они не опустятся до нас, боец, – мы простые преступники, спасающиеся от них, прячась, как

крысы. Мы, как крысы, забьемся в углы и щели – и нас, как крыс, не найдут.

– Я сделаю все точно так, как вы сказали, Фламмер. Только, не повинуясь вашему приказу. Я

просто сделаю, что велит разум. Дайте Хансу схему с подробными указаниями, как вывести из

строя разум вашей “стрелы” – иначе она не подчинится нам.

– Вы оба знаете, как это делать, – вы делали это.

– Мы делали это грубо. Нам нужны точные схемы разума. Обозначьте и центры связи, и

системы слежения. Не жалейте теперь тратить на нас силы и время, капитан. Иначе мы пожалеем

потратить их на вас. А без нас вы здесь – в снежной пустыне – и часу не продержитесь.

Офицер остановил твердый взгляд на Олафе, скрепляющем бунтующий дух с тяжким трудом.

– Я знаю, что один в снежной пустыне не продержусь, боец. Поэтому отпускать от себя теперь я

буду только одного из вас, а другой – всегда будет оставаться со мной.

– Да пошел ты, капитан!..

Красные полосы гнева угрожающе разгорелись на скулах офицера, когда глаза Олафа налились

тяжелой ртутью.

– Пошел ты! Что стоишь, “зверь”?! Оружие собирай! И ты, пошел, звереныш недоделанный! И

чтоб никаких отклонений от схемы!

Я растерянно посмотрел на Олафа, когда офицер замахнулся на нас искрящим хлыстом… Олаф,

сжав зубы, принял удар на руку, закрытую напульсником, но офицер пустил разряд, шибанув его

током. Я ошеломленно замер, а Олаф перехватил хлыст, резко одернув офицера, пустившего

очередной разряд. Мне стало совсем жутко, но я все же сообразил, что теперь они друг друга

насмерть загрызть не намерены, а просто так оспаривают и устанавливают права. Я очень хочу,

чтоб этот офицер послушал Олафа, ведь Олаф ему не уступит… Но, похоже, и Фламмер уступать

не намерен… Они же оба считают правыми только свои решения… И они оба знают, что здесь, в

снежной пустыне, с правом принимать решения передается все – все жизни, все смерти… Именно

поэтому здесь так жестко с выбором командира и, вообще, – с доверием. Командир всегда стоит

впереди один, под пристальными взглядами, ищущими его слабость, и тени которой нет места во

главе отряда здесь, в ледяной пустыне… Так уж заведено… Так делаем не только мы, но и снежные

звери – все, кто обитает здесь, в вечной зиме…

Я еще раз взглянул на Олафа, ожидая его распоряжений. Я же еще не знаю, кому мне

подчиняться…

– Олаф, ну так что мне делать?

– Иди. Он дельно распорядился. Но не думай слушать остальные его распоряжения. Я решу, что

делать дальше.

– Тогда я пошел?

Олаф, не сводя взгляда с офицера, утвердительно кивнул мне, разрешая идти. Мне не хочется

уходить, но надо… Страшно оставлять их вдвоем, только делать нечего… Остается лишь

надеяться, что они оба понимают, как нужны друг другу, и помнят об этом – что не забудут об

этом… Фламмер головы вроде не теряет, хоть и способен призывать эту проклятую силу воинов

Хантэрхайма… Да и Олаф… Олаф, просто, истратил часть сил… Мы ведь давно живем впроголодь

– у нас ведь давно нет других охотников, а без отряда теперь охотиться так тяжело…

Запись №4

11

Я скрутил Фламмера, когда он неосмотрительно отослал “спутника” вперед и сошел со

“стрелы” побродить в снегах в отдалении, отдыхая от длительного перелета. Мне тогда не до его

машины было. А теперь… Теперь я осторожно подобрался к этому месту, скрытый в сверкании

ледяной пыли шкурой снежного зверя… Я не вошел в зону ментального восприятия еще ждущей

Фламмера “стрелы”. Она меня не засечет. Правда, и мой излучатель не засечет ее ментальный фон.

Он точной наводки не возьмет и параметры цели мне автоматом не выдаст. Придется задавать все

настройки вручную. Но это просто. Я спокоен, зная, что сделаю все правильно и не промахнусь.

Ведь оружие – единственное, что я знаю хорошо. Но я все держу “стрелу”, сложившую крылья и

спустившуюся к самому насту, под прицелом – мне не хочется так сразу разрушать ее сложный

разум… Я ведь могу столько у нее узнать – у этой машины… Ясно, что нельзя, что это опасно,

но…

Я вдруг понял, что целюсь слишком долго, и опустил оружие. Но времени совсем нет, надо

кончать с этой машиной и возвращаться. И вообще – с ней надо кончать скорее, а то, чего доброго,

она меня заметит. Но мне так не хочется ее портить… Мне вообще ничего портить не хочется. Я

хочу, чтоб всегда молчал холодный ветер, чтоб не жег мороз и солнце, чтоб мы не знали их

жестокости, не знали голода и злобы… Но Олаф все время твердит мне, что не узнав голода, мы не