А зачем, собственно, так долго подслушивала я?..

— Вот, леди, как вы просили, — Дарина впихнула мне в руки поднос и помчалась вниз по лестнице. Кажется, мы обе нуждаемся в уроке хороших манер и лекции на тему приличествующего девушке поведения. В частности, что касается нагревания ушей.

Я решила более не скрываться, постучав из деликатности, вошла в комнату. Аарон расслабленно развалился в небольшом кресле, Ирра стояла перед ним, растерянная, с застывшими в незаконченном жесте руками.

— Мы сможем помыться только через час, поэтому я попросила Дарину приготовить нам легкий перекус.

— Я не голодна, — рявкнула Ирра и вылетела из комнаты. По лестнице прогрохотали стремительные шаги. Я вопросительно посмотрела на Аарона.

— Я бы вздремнул, если вы не против, — признался воин, усаживаясь поудобнее.

— Аарон?

— Да, леди?

— Почему вы общаетесь с Иррой так свободно, а ко мне — исключительно на «вы»? — решилась я задать вопрос, который уже давно назрел. Действительно, интересно.

— Потому что вы — леди, — с некоторой снисходительностью пояснил мужчина. Мне потребовалось ровно три секунды на обдумывание следующей фразы.

— Называйте меня просто Шантель.

Воин улыбнулся.

Ирра так и не вернулась в комнату. Аарон задремал в кресле, предупредив, чтобы его разбудили, когда будет готова баня. Я же, хоть и затребовала еды, аппетита вовсе не ощущала. Что‑то гложет сердце, подтачивает спокойствие и требует каких‑то действий. Сама даже не зная, к чему, я оставила Аарона и снова спустилась вниз, думая помочь Дарине хоть чем‑нибудь. Закусила губу. И, пройдя мимо кухни и хлопочущей там девочки, вышла на улицу.

Моя иномирянка нашлась за углом дома. Она сидела на голой земле, сгорбившись, согнув колени, — курила. Со стороны, вроде бы, ничего не настораживало, однако нервозные, резкие жесты, выдавали гамму расстроенных чувств, кои Ирру обуревали. Я глубоко вдохнула, набираясь смелости, и шагнула вперед, выходя из тени.

Ирра взгляд на меня не подняла.

— Что? — буркнула она.

— Ничего.

Я потопталась на месте и, послав к Древнему неуместные сейчас приличия, всё‑таки села рядом. Откинулась на стену дома и взглядом нашла белесый рожок луны.

— Ты не против, если я составлю тебе компанию?

Ирра передернула плечами, что я восприняла как знак согласия. Сидеть на голой земле оказалось до жути неудобно, жестко, к тому же, штаны плотно и абсолютно бесстыже обтянули зад, так что я порадовалась, что нас никто не видит.

— Мой отец был одним из мятежников, — призналась с тяжелым вздохом. — Из тех, кто разодрал одну и так небольшую страну на множество мелких. Не знаю, каким человеком он был, но мама рассказывала, что идеалистом. Он искренне верил в то, что ужасными своими делами сможет исправить мир к лучшему. Мама умерла, когда мне исполнилось восемь. Мы жили у её далекой родни, никому не нужными, и меня ждала участь, в лучшем случае, няни или помощницы экономки, но мама каким‑то образом смогла пристроить меня в пансион. Честно скажу тебе, когда я в первый раз туда попала, я хотела сбежать — настолько жесткая там была дисциплина, а хозяйка казалась ещё одной высокомерной аристократкой из тех, что смотрят на детей свысока и никогда не снисходят до общения с кем‑то, ниже их по рангу. Я ведь дочь заговорщика — какое имела право на снисхождение и понимание? Сплошные уроки, задания и учеба, никакого отдыха нам не давали, лепили что‑то по своему разумению и не считались с личностью каждой из девочек. Но со временем мы достаточно подросли, чтобы уроки вела сама леди Ивонн, все изменилось. Я почувствовала, что занимаю свое место, по праву. Получила лучшее образование у лучших учителей, жила в полном достатке. Я, наверное, путано излагаю, но просто хочу, чтобы ты поняла: для меня леди Ивонн — идеал, тот, к которому стоит стремиться. А пансион — мой дом. И мне действительно очень, очень неприятно, когда об то, что мне дорого, вытирают ноги.

Вот так скомкано закончив свой рассказ, я неловко замолчала. Ирра тем временем докурила, но никак не показала, что не хочет слушать или, наоборот, увлечена моей речью. Хотя спустя несколько минут все же удостоила пояснением.

— Я понимаю, Шани, — как‑то глухо сказала она. — Я все прекрасно понимаю, и я вполне отдавала себе отчет, что своими словами причиню тебе боль. И сейчас хочу извиниться за это. Не обижайся на меня. Я часто бываю несдержанной на язык, говорю ужасные вещи, которые, на самом деле, не считаю правдой. — Девушка со злостью стукнула кулаком по земле и, уткнув лицо в колени, закрыла голову руками. Её голос звучал глухо, так что приходилось напрягаться, чтобы услышать и понять, о чем она говорит. — Я просто чувствую, что срываюсь. Мне кажется, что я схожу с ума — или уже сошла. Лежу сейчас где‑нибудь в больничке, в коме, а все остальное мне видится в бреду, — она вдруг вскинула голову и прямо встретила мой растерянный взгляд покрасневшими глазами. — Ну скажи на милость, какие такие параллельные миры? Какие перемещения? — всплеснула руками. — Только в дурной книжке такое происходит, но никак не со мной! Хоть головой об стену бейся, ей богу! И что делать, куда идти, как вести себя, чтобы не схлопотать неприятностей? Шани… Ты одна знаешь, но ведь ты — тоже этого мира. Ты для меня чужая, все чужое, а родное осталось где‑то за чертой, до него никак не дотянуться, и я в отчаянии, я…

— Наверное, это пройдет скоро, — неуверенно предположила, касаясь ее руки, — просто надо перетерпеть. Просто нужно ещё немножко потерпеть и найти на это терпение силы.

Не знаю, сколько мы ещё просидели в молчании, наверняка, немного, прежде чем я решилась на совет.

— Расскажи Аарону.

Ирра фыркнула, но я настойчиво повторила:

— Расскажи. Он хороший человек, может помочь больше, чем я.

— Он не поверит.

— Мне кажется, поверит.

— Обсмеет, — равнодушно поправилась девушка.

— Думаю, он поймет. Ты знаешь, он к тебе, на самом деле, хорошо относится.

— Ага, только насмехается вечно и оскорбляет.

— Только когда ты переходишь черту. Прости, но ведь именно ты затеваешь скандалы.

— Да знаю я, — отмахнулась она. — Я подумаю. Но к тебе он всяко лучше относится, чем ко мне.

Я скрыла понимающую улыбку.

— Только благодаря воспитанию. А к тебе он проявляет явный мужской интерес.

— Ну вот только не начинай, а? — Ирра закатила глаза. — Только романтики мне тут не хватало, в придачу ко всему. К тому же, он сам сказал, что это было ошибкой.

— Что было ошибкой?

— Он меня поцеловал вчера, — пояснила девушка. — Сначала раззадорил подколкой, потом в охапку схватил и… Конечно, он мужик хоть куда, и приятно было, но вот такой контраст меня напряг.

— Говорят, от ненависти до любви — короткая дорожка, — предположила я.

— Не знаю уж, как до любви, но вот пощечину он схлопотал. Не люблю, знаешь ли, такого жесткого доминирования. А сегодня, вон, признался, что ошибся с адресатом того поцелуя.

— Мужчины переменчивы, — вспомнилась ещё одну истина, услышанная от мудрой кухарки в пансионе.

— Да уж, как ветер, — со смешком подтвердила Ирра. — В любом случае, мне сейчас не до романтики.

— Расскажи ему.

— Да помню, помню. Подумаю.

Нашим теплым посиделкам положил конец приход Аарона — оказывается, Дарина нас обыскалась.

— А вы тут чем занимаетесь? — полюбопытствовал воин, скрыв девок ладонью. — Секретничаете?

— Не твое… кхм… в общем, да, — получив от меня тычок в ребра, поспешно поправилась Ирра. Мужчина удивленно приподнял брови, но мы смолчали, не желая признаваться в своих тайнах. Пока.

Аарон помог нам обеим подняться, попенял на легкомыслие и пригрозил женской простудой. Ирра только отмахнулась, я же поспешила уточнить насчет бани.

— Только вас и ждет, — пожал плечами наш охранник. — Давайте быстренько, вы первые, а я за вами.

Помыться нам помогла Дарина. Вернее, не нам — а мне, доселе не посещавшей бань. Ирра парилась со знанием дела, ещё и сетовала на отсутствие неких веников, уж не знаю, какой мусор и зачем она собиралась мести. Я же поняла, что парная мне не по душе, как только туда зашла, понукаемая помощницей. Душно, влажно, дышать тяжело, да и сердце шальной тройкой поскакало. Поэтому пришлось пройти сокращенную программу — это заняло всего‑то полчаса.