После нескольких часов бега «Римэмбер» стал снова подыматься на поверхность океана, причем его задний, кормовой, аккумулятор служил пропеллером, а плавники — крыльями, с помощью которых он быстро подымался все выше и выше.

Очутившись на поверхности, это диковинное судно понеслось с быстротой 70 верст в час благодаря совместной деятельности его плавников, восьми пар колес и хвоста, служившего одновременно и пропеллером и рулем.

На случай, если бы нужно было вступить в военные действия, кормовой аккумулятор, заряженный электричеством, с такой стремительной силой устремлял колосса на неприятеля, что его гигант в мгновение ока разрезал надвое любой броненосец или же мог обратить в щепки любое судно, не приближаясь даже к нему, одним разрядом электричества переднего, то есть носового, аккумулятора.

Когда же «Римэмбер» хотел нести гибель и уничтожение, не будучи замечен, то мог направить тот же разряд электричества, оставаясь сам под водой.

Теперь оставалось только произвести этот опыт подводного плавания; опустившись на глубину 200 метров, механический колосс продолжал также послушно повиноваться воле своего изобретателя, не уклоняясь при этом ни на один миллиметр от горизонтали, как и на суше или на поверхности океана.

Блистательно выдержав все испытания, «Римэмбер» вполне оправдал надежды своего изобретателя и являлся полным осуществлением смелого замысла Красного Капитана, осуществлением его заветной мечты.

— Ну что? — спросил Джонатан Спайерс Ивановича, гордо выпрямясь и скрестив руки на груди. — Что вы на это скажете?

— Я скажу, что теперь если вы захотите, то можете легко осуществить и другую мечту: владычество над целым миром! — отвечал русский.

— Теперь мне остается сдержать свое слово по отношению к вам, как вы сдержали свое по отношению ко мне! Куда нам надо направиться?

— Сюда, — сказал Иванович, указав пальцем по карте на одно из больших озер Центральной Австралии.

— Хорошо, через шесть суток мы будем там!

По прошествии шести дней, когда солнце уже зашло над австралийским бушем, какое-то темное пятно вдруг вырезалось резко на темном фоне ночного неба, двигаясь с быстротой урагана. Достигнув озера Эйрео, это пятно или, вернее, предмет, представлявшийся в виде пятна, вдруг разом, точно подстреленная птица, падает на землю, срывается с высоты и исчезает в глубине озера.

Это был «Римэмбер», прибывший к месту своего назначения и теперь ставший на якорь на дне озера Эйрео.

V

Лебяжий прииск. — Взрыв. — Таинственные огни. — Франс Стэшен. — Ночная экскурсия на озере. — Фантастическое видение. — Русский и янки.

На Лебяжьем прииске готовилось большое торжество. Со времени страшного взрыва в Рэд-Моунтэн (Красных горах), где под обвалом погиб весь отряд лесных бродяг; в том числе, как полагали, и человек в маске, успех и удача не переставали во всем сопутствовать молодому графу Оливье и его друзьям. Прииск, эксплуатируемый теперь своими средствами, обогащал и хозяев, и рабочих: одна треть всего добываемого золота приходилась на долю Оливье, другая треть — на долю канадца Дика, а остальная часть делилась поровну между Лораном, Джильпингом, хотя и отсутствующим в настоящее время, и всеми рабочими, словом, на 23 доли.

Прииск должен был вскоре истощиться, так как он представлял собой не руду золотоносного кварца, а, так сказать, залежь золотых самородков; впрочем, эта перспектива никого из участников этого дела не огорчила, так как за короткий срок все они нажили такие крупные состояния, какие никогда не грезились им и во сне.

Доля Оливье и Дика выражалась в круглой сумме 5000000 долларов, что составляет 10 миллионов рублей.

На долю каждого из остальных приходилось более чем по 1000000 франков. И все-таки все продолжали работать на прииске как простые поденщики: такие факты встречаются только в Калифорнии да в Австралии, где нередко вчерашний миллионер становится назавтра поденщиком, а вчерашний поденщик — миллионером.

Согласно обещанию Виллиго, племя нагарнуков перенесло свои главные становища на территорию Лебяжьего прииска, изобилующую дичью, рыбой, съедобными травами и кореньями, и соседство могучего и воинственного племени отгоняло от прииска всех бродяг и нежелательных гостей. Жизнь на прииске протекала мирно и счастливо; молодой граф, окруженный друзьями и обреченный на невольное бездействие, вел уже 2 года, в течение которых он по настоянию своей невесты должен был как бы забыть о ней, жизнь джентльмена-фермера Западной Америки или австралийского буша: охотился, ездил верхом, эксплуатировал свои земли, катался на живописном озере Эйрео, прилегавшем к его владениям и на котором у него были две яхты, одна паровая, в 60 тонн вместимости, носившая название «Мария», и другая парусная, в 25 тонн, названная им «Феодоровна» в честь своей невесты. Для большего удобства им была проложена по берегу озера красивая набережная, и на ней устроена небольшая пристань; кроме того, на этом озере стоял целый флот нагарнукских пирог, что придавало ему, в связи с его громадным протяжением в 30 лье по направлению к северо-востоку, к юго-востоку, при ширине в 16 лье и весьма значительной глубине, иллюзию маленького моря.

В это озеро впадала Виктория-Ривер, и потому воды его изобиловали рыбой; кроме того, частые и сильные ветры подымали на нем настоящие бури, так что для управления судами на этом озере требовались серьезные и опытные моряки, хорошо знакомые с морским делом. С этой целью Оливье съездил в Сидней и здесь из экипажа потерпевшего крушение французского судна, оставленного на попечение французского консула, пригласил к себе на службу двух опытных боцманов — Бигана, которому он поручил командование «Марией», и Ле Гюэна, которого назначил капитаном «Феодоровны». Оба моряка были бретонцы и потому прирожденные дети моря.

Тукас и Дансан, механики с погибшего французского судна, также были приглашены в качестве механиков на суда Оливье. Чтобы привлечь их к себе, им было обещано по 100000 франков по истечении срока службы, то есть семи лет. Оливье так полюбилась Австралия, что, уступая настояниям Дика, он согласился обосноваться здесь и в будущем жить то здесь, то в Европе.

Кроме вышеупомянутых двух судов, Оливье заказал в Мельбурне паровую яхту водоизмещением в 300 тонн для своих поездок в Европу, назвав ее в честь своего доброго друга «Диком». Соединенный экипаж «Марии» и «Феодоровны» должен был служить экипажем для большой яхты, где Биган должен был исполнять обязанности капитана, а Ле Гюэн — его помощника. Эти два моряка весьма скоро обучили человек двенадцать молодых нагарнуков морской службе и всем морским приемам, сделав из них преисправных матросов, а механики со своей стороны обучили еще десяток человек своему делу и приготовили себе помощников и кочегаров.

На полпути между прииском и озером, то есть на расстоянии около мили от того и другого, построен был прелестный шале, выписанный совершенно готовым из Сан-Франциско; здесь его только собрали и поставили в одной из живописнейших долинок. Кругом два китайца-садовника, также выписанные из Сан-Франциско, разбили роскошнейший цветник и сад, а старик виноградарь из Бургиньона, случайно приставший к Дику переселенец, развел на берегу озера на скате холма превосходный виноградник. Таким образом, во Франс-Стэшене, как назвали наши переселенцы свое роскошное поместье, было все, чего только можно было пожелать.

День рождения канадца приближался, и Оливье решил, что этот день будет отпразднован с одинаковой торжественностью как в главной деревне нагарнуков, где Дик считался приемным сыном племени, так и на прииске.

К этому дню им был выписан фейерверк и несколько сот маленьких музыкальных ящиков, которые предназначалось раздать нагарнукам с таким расчетом, чтобы в каждой семье было по музыкальному ящику. Кроме того, готовился грандиозный банкет на европейский лад.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: