- Почему я попал сюда? Потому что укурился на волшебном столе для гладиаторов?

- Потерять сознание или находиться при смерти – необходимое, но не достаточное условие, – ответил с набитым ртом Спартак, потом прожевал сыр и пояснил: - Я сегодня разговаривал с наставником Эномаем, он помог мне понять причины, по которым боги даруют некоторым возможность перемещаться во времени.

- И что это за причины?

- Завтра сам Эномай тебе расскажет, – заметив, что Брайан не понимает, Спартак улыбнулся: - Брайан, я приглашаю тебя на мой последний гладиаторский поединок, Эномай встретит тебя после полудня у Капуанской арены. – и белые зубы Спартака вонзились в очередной кусок мягкого сыра.

- Что значит последний? Ты не погибнешь! – воскликнул Брайан.

- Это значит, что послезавтра я с мечом в руках отвоюю себе свободу и перестану быть презренным гладиатором, чья судьба – умереть на арене для потехи римлян. – тихо, в самое ухо, прошептал Спартак: – И Крикс со своими братьями-галлами согласился выступить вместе со мной. Мы победим!

- Ты об этом с ним договаривался, когда вы дрались?

- А ты наблюдательный, американец, – Спартак начал разливать вино, когда двери распахнулись, и четверо солдат грубо вытащили его из-под белых занавесей.

«Я верну твои часы» - прошептал Спартак. Последнее, что успел заметить Брайан – веселая улыбка на разбитых губах, такая уверенная, что римлянам она могла бы показаться зловещей.

Брайану дали время одеться и проводили к воротам виллы, где под дождем мокла Ливия и запряженный в тележку ослик.

День 5

День 5. Утро, день.

      Брайан не знал, во сколько он проснулся - сквозь открытые ставни вливался солнечный свет, и слышался гомон горожан. Американец лежал голый под своим пледом и сонно жмурился. Еще вчера Ливия забрала его мокрую одежду и унесла куда-то для чистки и просушки – повертев головой, Брайан не обнаружил в большой комнате ни одежды, ни самой Ливии. Не долго думая, он завернулся в плед и сходил в туалет, там же он смог умыться холодной водой из маленького фонтанчика.

Вернувшись, он увидел на столе горячий завтрак – тарелку с какой-то кашей, горячую лепешку, на которой грелся сыр, и неизменный маленький кувшин вина. Прекрасно, они тут пьют вино на завтрак. «Серебряный слиток за чашку кофе!»

      Ливия подошла к Брайану и молча потянула на себя плед. Брайан плед отдал, но забрал из черных рук трусы, брюки и шерстяной свитер, и стал одеваться сам. С брюками все было отлично, а вот тонкий свитер на Брайана не налез. То есть, налез, но оставил обнаженную полоску кожи на животе, а рукава едва прикрывали локти. В таком виде идти на гладиаторские бои не стоило, зато можно было полюбоваться на выпученные глаза рабыни, которая пыталась понять, что произошло:

- Ливия, дорогая, я дарю тебе этот прекрасный свитер от Корнелиани за 270 евро, а ты, пожалуйста, сбегай и купи мне какую-нибудь симпатичную тунику – Брайан залез рукой в рюкзак, зачерпнул несколько слитков и отдал Ливии – В ваших магазинах такие высокие цены, когда у вас начинаются сейлы?

Ливия неуверенно улыбнулась, но с удовольствием приняла подарок и выбежала за дверь. Брайан же выудил из рюкзака свою читалку и погрузился в чтение труда какого-то историка, который скрупулезно описывал причины и хронологию восстания Спартака в 73 году до нашей эры. За чтением он съел весь завтрак, щедро запивая его вином. Вернулась Ливия, помогла надеть белую короткую тунику без рукавов, и Брайан жадно продолжил чтение на своей лежанке.

      Кое-что Брайан знал из школьных уроков, но сейчас он узнавал факты, которые цепляли его внимание. Это было единственное восстание гладиаторов за всю историю их существования. Историк Плутарх писал, что его поразило благородство характера Спартака и показывал, насколько ничтожным был Красс по сравнению с ним. Хм, победителя считают ничтожнее проигравшего? Историк Саллюстий называл Спартака «первым гладиатором». Вольтер писал, что восстание Спартака - единственная справедливая война в истории, а Карл Маркс так и вовсе считал Спартака «самым великолепным парнем в античности». Брайан был совершенно согласен с Карлом Марксом и даже поправил его – «Не только в античности».

Много вопросов возникало по поводу подготовки восстания. Все источники упоминали, что восставшие рабы захватили подводу с оружием, которая на редкость удачно проходила мимо виллы Батиата, но откуда взялась эта подвода, не знал никто. Много различных версий выдвигалось при установлении целей восставших, которые предпочли умереть в Италии, хотя могли покинуть пределы Римского влияния. Но большинство историков сходились в том, что восстание Спартака стало одной из причин падения Римской империи. И еще один факт, засевший в голове Брайана – тело поверженного Спартака так и не было найдено на поле последнего боя. Победителям нечего было предъявить своему народу в качестве доказательства победы над легендарным полководцем. То ли умер, то ли нет, но – бесследно исчез.

Лежа на своей каменной кровати, Брайан так погрузился в размышления о самом великолепном парне всех времен и народов, что очнулся, только когда Ливия тихонько сказала:

- Господин, Эномай ждет нас в амфитеатре.

- А сколько времени? А, ясно, можешь не отвечать, – и начал быстро собираться.

      Нынешний Капуанский амфитеатр вмещал около 25 тысяч зрителей, позже он будет перестроен на 60 тысяч посадочных мест – и развалины именно того, нового строения, вяло осматривал Брайан ровно 5 дней назад. Тогда он поленился найти музей гладиаторов, не ожидая увидеть там ничего интересного…

А сегодня его ждала экскурсия по подземным коридорам амфитеатра с наставником Спартака, его учителем и будущим соратником Эномаем. Это был иссиня-черный пожилой негр исполинского роста с внушительными мускулами, с головы до ног покрытый старыми шрамами. Его торс прикрывал коричневый жилет из старой дубленой кожи, а ноги скрывали широкие брюки.

Процедуры знакомства не состоялось, Эномай кивком головы послал Ливию на трибуны и провел Брайана через узкую дверь в стене арены. Они спустились ниже уровня земли и пошли по длинному коридору, по левой стороне которого располагались бесчисленные камеры, забранные толстыми железными решетками. Большинство камер были пустыми, в некоторых кто-то находился, но Брайан не стал разглядывать. Коридор освещался масляными факелами, укрепленными на стене через равные промежутки. Запах стоял скверный.

- Я не хочу знать твое имя, чужеземец, и я не спрашиваю, кто ты такой – начал свою речь Эномай – Я хочу рассказать тебе про черный мраморный стол. Я родился в лудусе Батиата, мальчиком я подносил деревянные мечи тренирующимся гладиаторам, а в 16 лет сам вышел на арену. В 35 лет меня убил на поединке великан Теоколис, и я оказался на гладиаторском столе. Что случилось со мной дальше – я не расскажу никому и никогда, потому что это касается только меня и богов, которые приоткрыли передо мной завесу будущего. Я очнулся, мои смертельные раны зажили, и я обрел дар скромного провидца… - Эномай быстро взглянул на Брайана, чтобы удостовериться, что тот его понимает.

Брайан кивнул, и они пошагали дальше по коридору. Иногда за решеткой камер происходило что-то страшное и неправильное, но Брайан старался не отвлекаться от тихих слов Эномая и не заглядывать в темные углы камер.

- Тогда я обратился к своему наставнику, и он открыл мне, что боги взвесили на своих весах мою жертву и дали шанс изменить жизнь. И я ее изменил. Я стал наставником в школе Батиата с единственной целью – дождаться, когда в нее привезут пленника с голубыми глазами из Фракии.

Эномай замолчал, пытаясь скрыть волнение. Брайан внимательно слушал.

- И я его дождался… - снова длинная пауза. – Вчера Спартак сказал мне, что прозрел будущее и должен идти той дорогой, которой его ведут боги. Я понял, что жертва Спартака тоже была взвешена на божественных весах.

- Боги это судьба? – спросил Брайан.

- Не важно, как называть. Завтра, во время праздника на вилле Батиата, Спартак поднимет бунт, воспользовавшись теми вещами, которые сами пришли к нему – взрывчаткой, ножами и снотворным. Он убьет хозяев и гостей виллы, а затем начнет войну с Римом. Он понял, что не должен быть гладиатором - очистительной жертвой за римский народ, он должен воевать и погибнуть во имя свободы рабов и падения Рима. Кровь гладиаторов и пленников, которую проливали римляне на своих аренах, падет на их головы. – заключил Эномай.