Потом он немного успокоился и продолжил уже другим голосом, спокойным и тихим:

- Приходи завтра на виллу, когда увидишь сигнальный огонь. Спартак проведет тебя к черному камню и поможет вернуться туда, куда ты должен вернуться.

- Я так и не понял, почему я сюда попал…

- Потому что, во-первых, твое сознание покинуло твое тело на гладиаторском столе, а во-вторых, твоя жертва была взвешена богами и признана достойной второго шанса.

- Но я не приносил никакую жертву.

Эномай взял Брайана за плечи и всмотрелся в его глаза:

- Ты ничего не понял, чужеземец. Это не ты приносил жертву, это кто-то пожертвовал тобой! Ты и есть жертва.

Ошарашенный Брайан стоял, смотрел на черное лицо, на котором при свете факелов видны были только белки глаз, и не знал, что ответить. Похоже, этот человек абсолютно уверен, что Брайан - гладиатор 21 века. И что судьба дает ему шанс… на что? Решив, что рано еще делать выводы из своего приключения, Брайан кивнул, и они продолжили шагать по коридору под ареной амфитеатра. Но их путь завершился через несколько шагов – Брайан получил легкий толчок в спину, неловко стукнулся о решетку ближайшей камеры, из которой протянулась загорелая рука и прижала Брайана к железу. И пока щеки больно терлись о грубое железо решетки, его губы горели под страстными поцелуями знакомого жесткого рта.

- Спартак, ты знаешь правила, нельзя спускать семя перед поединком.

- Наставник, я помню правила, – губы исчезли в тени за решеткой.

- Поединок начнется через час, - предупредил Эномай и быстрым шагом удалился по закругляющемуся коридору.

Спартак протянул обе руки сквозь прутья, прикоснулся к темным отросшим волосам и принялся пропускать пряди между пальцами:

- Брайан, ты узнал ответы на свои вопросы?

- Эномай сказал, что кто-то пожертвовал мной… - Брайан прикусил губы и опустил голову.

- Кто-то, кого ты…?

- Любил. – И видя в глазах Спартака желание выслушать, продолжил: - Он не виноват, это я научил его перешагивать через чувства ради… разных других вещей. Это моя ошибка, а не его…

- Ты можешь это изменить.

- Я не уверен, что мне это нужно.

- Главное, что можешь. Воспользуешься ли ты такой возможностью – это решишь сам. – В голосе Спартака слышалась такая теплота, что Брайан тоже продел руки через отверстия в решетке, обнял гладиатора и притиснул ближе к себе.

Губы их соприкоснулись, а крепкая рука Спартака легла Брайану на ширинку. Брайан поднял брови, и Спартак прошептал:

- Тебе Наставник не запрещал спускать семя? – рука ерзала по ткани брюк. Брайан вцепился обеими руками в решетку и всем телом подался вперед, к ласкающей руке.

      Спартак расстегнул ремень, спустил брюки и белье к коленям Брайана и начал легко трогать напрягающуюся плоть. Пока лишь кончиками теплых пальцев. Их лица почти соприкасались, дыхание смешивалось, и они не отводили взгляд друг от друга. Спартак жадно ловил любую гримасу на лице Брайана. Напряженное ожидание, быстрый вздох сквозь зубы, едва заметный намек на стон. А еще он двигался в руку Спартака, прилаживался удобнее, подавался бедрами вперед и назад. Белые ягодицы Брайана двигались и светились в полутемном коридоре. Спартак отнял руку, поднес ко рту и напустил в нее лужицу слюны – Брайан смотрел, не отрываясь. И вдруг почувствовал, как теплая влажность сомкнулась вокруг его стоящего члена и начала скользить быстро и умело. Брайан застонал, закрыл глаза и уперся лбом в решетку. Двигался, ударяясь лобком в железо, не замечая этого, пытаясь как можно глубже втиснуться своей плотью в сильную ладонь. Спартак при каждом движении проезжался большим пальцем по уздечке, не пытаясь быть нежным, что вызывало все новые и новые стоны Брайана. И внезапно Спартак, всматривающийся в лицо своего любовника, получающий удовольствие от одного вида этих сведенных бровей и сжатых губ, опустился на одно колено и взял член американца в рот. Громкое удивленное «А-а-а-х» разнеслось по гулкому коридору, и будто эхо вернуло его обратно.

Брайан открыл глаза, увидел склоненную макушку гладиатора и поняв, что долго не продержится, спешил насладиться упругостью неумелых губ, нежностью языка, которые ни на сантиметр не отдернулись, когда на них полилась терпкая сперма Брайана. Спартак приник и сосал эту сперму, сглатывая и облизывая набухшую головку.

Руками Брайан поднял и подтащил к себе Спартака, и принялся целовать прямо в запачканные губы, проталкивая свой язык, ощущая собственный вкус.

- Всё. Уходи, Брайан. – Несильный толчок в грудь.

- А как же ты?

- А меня ждет бой.

      - Граждане Капуи! Сегодня мы воздаем почести Римскому консулу и командиру, непревзойденному Марку Минуцию Руфусу! – закричал из главной ложи, украшенной разноцветными флагами, распорядитель сегодняшних игр.

Брайан сидел на деревянной скамье в пятом ряду трибун между Ливией и Эномаем, чуть далее располагался Ашур со своими то ли охранниками, то ли телохранителями. Жарко светило послеполуденное солнце. Народ был взволнован.

Когда Брайан пробрался следом за услужливой Ливией на нужное место, Эномай скользнул взглядом по прилипшим ко лбу прядям, припухшим губам и ярким пятнам румянца на скулах – и сразу все понял. Его черное лицо потемнело от негодования еще больше, и Брайан поспешил оправдаться:

- Наставник, Спартак не нарушил правило.

Эномай пристально вгляделся в глаза американца и – поверил. Уставился на арену.

На высоких нотах протрубили медные трубы.

- В память о нём его внук решил вспомнить самую знаменитую победу его деда - разгром фракийских орд! На этой арене мы инсценируем победу Рима над фракийцами, которых будут изображать шестеро преступников, приговоренных к смерти! На роль Руфуса был один кандидат – Приносящий Дождь! – на трибунах раздались овации. – Победитель Теоколиса!! Чемпион Капуи!!! СПАРТАК!!! – толпа зрителей поднялась со своих мест и бешено зааплодировала.

      Сначала на арену вышли шестеро приговоренных, все крупные здоровые мужчины, вооруженные копьями, топорами и тяжелыми деревянными молотами. Они сжались группой вдали от центра и не выказывали большого желания с кем-либо драться.

Затем распахнулись кованые ворота главного выхода, по трибунам пронесся дикий вой, и быстрой упругой походкой, в полном боевом облачении римского командира, с надменным лицом и гордо поднятой головой на арену вышел Спартак.

- СПАРТАК! СПАРТАК! СПАРТАК! – кричала публика, некоторые женщины срывали с плеч туники и в экстазе трясли голыми грудями.

Брайану показалось, что он попал на концерт какой-то мега-звезды, где фанаты бьются в истерике, рыдают и бросают на сцену нижнее белье. Разница была только в том, что звезда, стоявшая сейчас на арене, была принесена своими фанатами в жертву темным силам. У Брайана это в голове не укладывалось, ему казалось отвратительным такое жестокое жертвоприношение.

Спартак был одет в темно-красные доспехи из толстой кожи, прикрывавшие торс и бедра, украшенные на груди девятью бронзовыми эмблемами рода Руфусов. Предплечья и голени защищали высокие железные щитки с богатой чеканкой. Шлема на гладиаторе не было, его лицо было открытым и чистым. В каждой руке – по сверкающему гладиусу.

- В честь Марка Минуция Руфуса да пусть прольётся кровь! – заорал распорядитель. Внук Руфуса, молодой толстый аристократ, довольно улыбался.

      Спартак вышел на середину арены и раскинул руки в знак готовности к бою. Толпа неистовствовала. Синие глаза гладиатора нашли на трибуне светло-карие, и мир исчез для двух мужчин. Брайан испытывал потребность выйти на арену и стать рядом с гладиатором - спиной к спине, чтобы защитить своего любовника.

Он вспомнил об утреннем чтении Плутарха, который писал о Священном Фиванском отряде:

«Существует рассказ, что вплоть до битвы при Херонее отряд оставался непобедимым. Когда же после битвы царь Филипп, осматривая трупы, оказался на том месте, где в полном вооружении, грудью встретив удары македонских копий, лежали все триста мужей, и на его вопрос ему ответили, что это отряд любовников и возлюбленных, он заплакал и промолвил: «Да погибнут злою смертью подозревающие их в том, что они были виновниками или соучастниками чего бы то ни было позорного».