- Ну не знаю, Французова. У нас концерт скоро! Нужно репетировать. А у меня столько заманчивых предложений на эти выходные! Боюсь, для тебя времени не найдётся! – ехидная его улыбка была больше похожа на звериный оскал.

- Может, передумаешь? – всё ещё продолжала висеть на нём настырная девушка.

- О! А ты Киру предложи! – толкнул Ник в бок спящего друга. - Слышь, Кир, покувыркаться в выходные не хочешь? – и Ник засмеялся во весь голос.

- Дурак! – сказал Лера и с покрасневшим лицом вернулась на своё место.

- Точно, дурак! – сквозь сон ответил Кир.

Ник же продолжал хохотать таким смехом, от которого бывают мурашки по коже.

- Эй! Что с тобой? – спросила Наташа, как только я присела за наш столик в столовой. – На тебе лица нет!

Я, всё это время сдерживающая слёзы, разрыдалась, закрыв лицо руками. В нашу сторону посыпались косые взгляды.

- Ты не реви! – убрала мою руку от лица Наташа, дожёвывая своё обед. – Объясни толком, что произошло! Хотя, я догадываюсь!

Она откинулась на спинку стула, скрестив руки перед грудью.

- Это же Домбровский? Этот Казанова недоделанный? – Наташа ждала от меня ответа.

Я кивнула головой.

- Вот урод! Что он тебе сказал? – подруга перекинулась через стол и заглянула мне в глаза.

- Ничего не сказал! – вспомнила вдруг я кривляющегося Ника и вновь зарыдала.

- А ты со мной в столовку из-за него не пошла? – догадалась подруга. – Раз ничего не сказал, чего ревёшь тогда?

Я в двух словах рассказала Наташе о случившемся.

- Вот гад какой! – не выдержала та. – А ты всё сохнешь по нему! Сколько раз я тебе говорила: забудь! Он тебе не нужен! У него девчонка на одну ночь! Потом всё – ауф фидарзейн! Да пол-универа прошло через его постель. И чего по нему все с ума сходят? Ни фигуры, ни внешности, ни копейки за душой! Тебе оно надо? – Наташа протягивала мне салфетку.

Я с благодарность посмотрела на подругу.

- На вот, возьми, - она пододвинула мне тарелку с пончиками и кофе. – Не знала, чего ты будешь!

- Спасибо! Я не хочу есть! – отодвинула я рукой тарелку.

- А я говорю: ешь! Настроение повысится! А Домбровскому мы отомстим! – Наташа загадочно улыбалась.

- Как? - зарыдала я ещё громче.

- Что-нибудь придумаю! – потирала та ладони. – Думает, он – царь и бог! Посмотрим!

Я успокоилась. Рядом с Наташей я всегда чувствовала себя уверенней. Как хорошо иметь такую подругу!

Глава вторая «Лёд и пламень»

С Наташей, как говорят, мы сидели на одном горшке в детском саду. Степановы раньше жили на одной лестничной площадке с нами. Родители дружили. И мы были «не разлей вода». Сначала ходили в один детский сад, потом в одну школу. Правда, до восьмого класса, до того, как Наташиного отца повысили, и Степановы уехали жить поближе к Кремлю. Дочь же перевели в частную школу. Наташина мама, тётя Зоя, сначала продолжала звонить моей, иногда даже приезжала в гости. Но потом как-то общение «сошло на нет».

Наташин отец, дядя Слава, был теперь Вячеславом Андреевичем – замом мэра по Восточному округу.

Наташу и раньше родители заваливали подарками, в отличие от меня. Теперь же у неё было всё, о чём только мечтают девушки в её возрасте: начиная от последней модели «айфона» до белого «Мерседеса» с личным водителем.

Отец хотел её отправить учиться в Лондон, но та симулировала нервный срыв и поступила, как и мечтала, в один университет со мной. Точнее, отец её устроил, поучаствовав в получении деканом новой квартиры.

Нас с Наташей тянуло друг к другу как два магнита. Я любила её за прямоту, справедливость и за её доброе сердце – качества не присущие нынешней золотой молодёжи. И она относилась ко мне так же. Мы были даже внешне похожи, как две сестры, за которых нас часто принимали: высокие, стройные, светловолосые, голубоглазые, обе с веснушками.

Но характеры были абсолютно разными. Наташа была лёгкой. Она не заморачивалась ни по какому поводу: будь то учёба или новый парень. Она жила сегодняшним днём, не переживая и не оглядываясь. И всегда умела расположить к себе людей.

Я же, наоборот, как ни старалась, не могла стать лучше, чем есть на самом деле. Я вела двойную жизнь. Или даже тройную. Для мамы я была беспрекословно послушной дочерью, живя по её правилам, думая только об учёбе и своём лучшем будущем, как сказала Наташа, синий чулок. В универе, облачаясь в откровенный наряд, я пополняла ряды местных Цирцей. Но на самом, деле, я не была ни той, ни другой. Скорее, я была полной идиоткой. Так как только девушка с недостатком ума, пережив издевательство парня, может продолжать думать о нём, оправдывая его действие подъёмом с утра пораньше не с той ноги или же сбившими его с пути истинного магнитными бурями.

Вот и сегодня перед сном, сидя на кровати и поглаживая его милое личико на портрете, уже забыв о неприятной истории, я тешила себя надеждами, что всё равно рано или поздно он будет моим.

Раздался стук в дверь.

- Можно? – показалась в дверях мамина голова в бигудях.

- Да, заходи, - я села поудобнее, зажав подушку между ног, и приготовилась слушать мамину нотацию - это у нас было в традиции. Каждый вечер перед сном мама заходила в мою комнату и читала лекцию о правилах жизни.

- Как у тебя сегодня в университете? Всё нормально?

- Да. Всё хорошо, - как обычно, ответила я. Не могла же я сказать, что сегодня пережила унижение со стороны того, кем восхищалась и кого боготворила.

- Троек нет?

- Нет. Только пятёрки, - улыбнулась я маме.

- Вот, умничка, дочка, - мама поцеловала меня в лоб. – Папа бы тобой гордился.

- Мама, можно тебя кое о чём попросить, - осторожно начала я, вспомнив обещание Наташе быть завтра у неё на вечеринке.

- Слушаю, - сказала мама настороженно.

- Понимаешь, тут такое дело…. В общем, Наташа не успевает написать курсовую по древнерусской. А её нужно сдать в среду, иначе Аделина не допустит её до экзамена….

- Опять Наташа! – перебила меня мама. - Ты должна о себе думать!

- Ну, мама! – не дала я ей договорить. – Ведь твои же слова «сам погибай, а товарища – выручай!» Разве нет? Я обещала ей помочь.

- Чем же это она была так занята? Ты сдала курсовую месяц назад. А она что в это время делала? – возмущалась мама.

- Я не знаю. У неё своя жизнь, у меня своя. Это не моё дело, чем она занимается в свободное время. Тем более она на теннис ходит и на английский. У неё, наверное, времени не было.

- Знаю я её английский! - не унималась мама. – По кабакам, небось, хвостом крутит!

- Не говори так, я прошу тебя, - я обиделась за подругу. – Наташа хорошая, поверь мне.

- Опять та же песня! Сколько раз тебе повторять: вы с ней разные, и ваша дружба ни к чему хорошему не приведёт! Она же использует тебя – неужели ты не видишь? – мама почти кричала.

- Ну, мама! Она моя единственная подруга с самого детства. Понимаешь, у меня больше никого нет, кроме неё!

- А я не знаю, чего ты за неё вцепилась! Подружилась бы с кем-нибудь ещё. У вас в группе Аня Хворостова учится – очень скромная и хорошая девочка из порядочной и интеллигентной семьи. А ты знаешь, что наш папа, царство ему небесное, вместе с её папой в одном литературном кружке были.

- Да что ты говоришь! – каждый раз мама сватала мне в подруги эту Аню Хворостову. Я даже знала, что она скажет дальше.

- Мама у неё такая вежливая, воспитанная. Иногда мне звонит, справляется о моём здоровье. Говорит, что у Анечки её совсем подруг нет. А вы с ней так похожи! Может, подружились бы уже! Давай их в гости позовём!

Я даже сморщилась, представив, что обо мне подумают, увидев рядом с этой Аней. Весь универ будет смеяться. Тогда мне точно не видать Ника, как своих собственных ушей! Аню Хворостову называют Тортиллой. У неё огромные очки с толстенными линзами, брекеты на зубах и вечно сальные волосы, зализанные в широкую косу до пят. Одежда у неё из бабушкиного сундука. Зато она самая умная в нашей группе. Наверное, правду говорят, либо ты красивая, как Лютикова, либо умная, как Тортилла. Что-нибудь одно!