Князев-младший стремительно богател: приобретал в свою собственность загородные дома, квартиры, завел тайные счета в зарубежных банках. Автомобилей у него теперь было — целый автопарк! Бывший студент юрфака строил глухую оборону на все случаи жизни, просчитывал варианты отступления из невыгодных для него афер и втайне посмеивался мал своими родителями, которых считал неудачниками.

Чем богаче Артур становился, тем увереннее, тем более независимо он себя чувствовал. И со временем решил, что можно простить родителей: все-таки его угнетал тот факт, что он их годами не видит, полностью погруженный в непростое искусство делания денег. Состоялась встреча — под Новый год, когда Артур решил удивить родителей и подарить им в качестве новогоднего подарка новенькую дачу. Те, конечно, изумились. Артур уходил от прямых вопросов отца — насчет того, где же его сынок работает; отделывался ничего не значащими фразами. Да и не собирался он делиться со стариками теми фактами своей биографии, от которых у них бы волосы дыбом встали на голове.

Так или иначе, а отношения с родителями были налажены. В конце концов Артур просто не мог допустить, чтобы их роскошная профессорская квартира, эти пятикомнатные апартаменты, не перешла со временем к нему! А значит, нужно было терпеливо ждать, пока родители умрут. Ну, он сейчас уже никуда особенно не спешил — жил в свое удовольствие. Времени в запасе у него было вагон и маленькая тележка. Артур все же держал родителей на расстоянии, чтобы не совали свой нос куда не следует, не просили у него какой-то помощи и не доставали своими деспотическими замашками и бесконечными советами. «Если бы я следовал вашим советам, — думал иной раз Артур (думал злобно, но внешне — приветливо улыбаясь своим старикам), — ходил бы сейчас с голой задницей и читал бы не финансовые документы, а ваше гребаное «Слово о полку Игореве!».

Он навещал родителей по праздникам, но к себе никогда не звал. Незачем им было видеть, как у него дома хозяйничает какая-нибудь очередная фотомодель — с ногами от самой шеи, сама, возможно, не подозревавшая, что Артур вышвырнет ее из своей жизни сразу, как только она ему надоест. А родители бы опять начали свои штучки: «Ой, какая красивая! А когда вы поженитесь? А когда нам внучков подарите?» Как будто на каждой смазливой бляди нужно немедленно жениться… Да таких баб в жизни их сына уже около сотни было! Он любил разнообразие.

Одну из своих блатхат он превратил в «дом свиданий»: там все — начиная от зеркальных потолков и кончая водным матрасом на постели — влекло к тому, чтобы немедленно заняться любовными утехами. Большой поклонник женских криков и стонов в минуты оргазма, Артур заказал для этой квартиры звуконепроницаемые пробковые стены. Здесь он любил отдыхать в объятиях очередной подруги и ни о чем не думать. Были в квартире и камин, и звериные шкуры на полу, и джакузи, и хитрая система интимного освещения, и большой выбор порнофильмов на любой вкус… В «дом свиданий» друзья и боевые соратники Князева не допускались — это была его, и только его, территория.

Существовала другая блатхата, где как раз поощрялось участие в сексе как можно большего числа людей, туда могли прийти — и приходили! — все члены немногочисленной команды Артура. Как правило, там царил дичайший разврат, и все занимались — по желанию, конечно, — групповым сексом. Ключи от этой квартиры были не только у Князева, но и у Петровича и еще у кое-кого, а посещали блатхату некоторые весьма высокопоставленные личности, которые после подобных утех не могли Артуру ни в чем отказать — что от них и требовалось. Заманив нужных ему людей на свою территорию, Артур мог быть уверен: все нужные ему документы в части, от них зависящей, будут подписаны даже раньше срока.

Артур не желал нигде светиться, организовывать какие-то фирмы, возиться в них с бумажками для отвода глаз. Нет, само собой, он числился в одной мало кому известной конторе мелкой сошкой, чтобы платить мизерные налоги и чтобы ему на хвост не падали представители госслужб; а в остальном полагался исключительно на свои связи. Самая главная квартира — та, где Артур устроил что-то вроде офиса (да и где жил по большей части), — не могла привлечь к себе внимания. Там даже стальной двери снаружи не было — внутри она, разумеется, наличествовала. В главную квартиру доступ имели только сам Князев и Петрович.

Когда Князев-младший стал набирать свою команду, то первым делом привлек к своим квартирным махинациям бывшего однокурсника — Жорика. Это был педантичный кучерявый еврей, ровесник Артура и большой дока по части всяческих юридических тонкостей. Они обтяпали вместе несколько не особо крупных дел, и Артур понял, что без Жорика ему в дальнейшем не обойтись. Но Жора Кацман, талантливый махинатор и знаток Уголовного кодекса, и не претендовал на большее: он побаивался разрабатывать с Артуром наиболее дерзкие планы, думая лишь о том, сколько лет им могут за это впаять. Артура подобный ход мыслей Жорика не устраивал — а как же риск? Ведь именно благодаря риску он, Артур, вчерашний альфонс, снимавший задрипанную квартирку с тараканами, сегодня стал богатым и независимым человеком! А Жорик всего боялся и уж точно ни в какое сравнение не шел с Петровичем — обстрелянным на многих войнах бойцом. Жорик мыслил слишком узко, не так парадоксально и интересно, как Петрович.

Тот же Жорик, однако, уже слишком многое знал о темных делишках Артура, и с ним приходилось делиться, даже если он палец об палец не ударял в подготовке операции. На данном этапе отношения Артура и Жорика были натянутые: Кацман меньше всего на свете хотел угодить за решетку по обвинению в бандитизме, не желал быть причисленным к сообщникам Артура — в убийствах нескольких десятков одиноких владельцев квартир. Кацман один раз даже намекнул Князеву о своем намерении вообще выйти из команды и вплотную заняться карьерой адвоката. Артур обалдел от такой наглости, но никакого решения по поводу бывшего коллеги так и не принял.

Кацман, похоже, не понимал, что и его руки, фигурально выражаясь, уже обагрены кровью, что именно благодаря его содействию столько алкашей, наркош и стариков уже на том свете. «Ну, так легко тебе от меня не отделаться! — с холодной злобой думал Артур. — Раньше надо было думать, дорогой Жора Кацман…»

В прошлом году Князеву исполнилось тридцать четыре. Он, хотя и прекрасно понимал, что его бизнес стоит на крови и жестокости, вполне был доволен своей жизнью… Вот как все обернулось! Как ни крути, а он всюду, всегда, во всем был прав: и что от родителей ушел, и что жизнь себе по собственным законам обустроил, и что разбогател — уже к так называемому возрасту Христа. И, главное, имел пути к отступлению. Более того, чувствовал сильное желание заняться легальным бизнесом — хватит уже по краю пропасти шарахаться!

Может быть, прав Кацман: лучше свернуть удочки, пока не поздно? Ну что ему, Артуру, еще от этой жизни надо?.. Он молод, богат, умен, красив; перед ним открываются блестящие перспективы, особенно в настоящее время — в конце века. Особенно если учесть, что Россия — далеко не единственная страна на свете. С его-то деньгами и связями можно вообще в Аргентине какой-нибудь обосноваться: прикупить себе отель и жить себе припеваючи. Там же никто не спросит его — откуда, мол, приятель, взялось твое богатство? Откуда, откуда… Оттуда! Помог разным паразитам общества избавиться от мучительного груза их бесполезной жизни! Именно паразитам — разве это люди?..

Своих жертв — и будущих, и тех, что давно сожжены в крематории или просто закопаны в землю и до сих пор никем не найдены — Артур презирал и отчасти даже ненавидел. Дело в том, что они были по большей части пролетарского, или рабоче-крестьянского, происхождения. А жили при этом в крупном мегаполисе — как будто так и надо! — и в хороших квартирах. Князевы же — и об этом не раз говорил маленькому Артуру его папа-профессор — происходили из очень древнего дворянского рода. Папа иной раз, накушавшись наливочки, показывал сыну копию изображения их пространного генеалогического древа. И объяснял при этом Артуру, что, если бы не революция и Советская власть, у них, у Князевых, было бы сейчас несколько собственных поместий, имений и прочее, прочее — под Нижним Новгородом, в Подмосковье и на берегу Волги. Артур, как губка, впитывал эту информацию, а отец, в душе диссидент и ярый антикоммунист, настраивал сына против «хамов» и «красных», втолковывал ему, что «Империя Сатаны» скоро падет и что это, безусловно, хорошо… А вдруг им поместья вернут? У отца даже дагерротипы — старые фотокарточки — этих поместий имелись, как и фотографии предков: красавцев офицеров, воевавших с немцами еще в начале двадцатого века.