Отдав все необходимые распоряжения по разгрузке имущества и отправке его по назначению, позаботившись о размещении команды, мы с полковником отправились в сопровождении командира штаба Приморской армии, который встретил нас на крейсере, в отведенное нам помещение. Ехали под звуки отдаленной артиллерийской канонады по совершенно пустынным улицам города, погруженного во мрак. Лишь местами попадались комендантские патрули.

Наконец наша машина остановилась около какого-то дома. Это было общежитие для генералов и командиров штаба Приморской армии. Здесь разместили и нас.

Мы спустились по лестнице в тускло освещенное подвальное помещение, приспособленное для жилья. Оно было относительно безопасно при обстреле города. Командир ввел нас в комнату, где стояли две застеленные койки. Они были предназначены для нас.

Наскоро позавтракав, мы тут же направились в штаб Приморской армии. В это время к нам подошел генерал. В глаза бросились его плотная, крепко сбитая, коренастая фигура, черные стриженые усы, красивое пенсне на прямом носу. Это был командующий Приморской армией генерал-лейтенант [52] И. Е. Петров. Широким жестом русского человека он пригласил нас войти в кабинет. Я представился командующему и представил ему полковника Е. В. Леошеню.

С генералом Иваном Ефимовичем Петровым мы не были знакомы и никогда не встречались с ним ранее. Однако о нем и его боевых делах слышали много. Активный участник гражданской войны, он успешно командовал взводом, был членом военного трибунала особого отряда, военкомом полка. После гражданской войны служил в Среднеазиатском военном округе, активно вел борьбу с басмачеством в Узбекистане, потом был начальником и военкомом объединенной Среднеазиатской военной школы, командиром дивизии и мехкорпуса.

В начале Великой Отечественной войны в оборонительных боях под Одессой Петров командовал 25-й стрелковой дивизией. Вскоре его назначили командующим Приморской армией, которой и выпала честь защищать черноморскую твердыню — Севастополь. За короткое время армия, которой он командовал, героически отбила следовавшие один за другим два сильных штурма противника.

Незаметно я оглядел кабинет командующего. Это был, что называется, боевой кабинет — небольшая и очень скромно обставленная подземная комната с низким потолком, так что высокому человеку здесь в полный рост и не встать. Около стены, справа, стоял большой деревянный стол, на котором лежали карты. Сбоку, на небольшом столике, громоздилась целая батарея полевых телефонов. Слева, в углу, приютилась железная койка, покрытая серым солдатским байковым одеялом, а сверху подушка с белой наволочкой. Рядом, на прикроватном столике, телефон дальней связи с Москвой. Предельная скромность и скудость обстановки кабинета характеризовали, как мы потом убедились, простоту и непритязательность его хозяина. Ничего лишнего, ничто не должно отвлекать от работы. Все подчинялось фронтовой обстановке. Позже мне стало известно, что генерал Петров в дни вражеских штурмов города работал сутками, проводя бессонные ночи за столом над оперативной картой, то и дело выезжал в войска, когда создавалась тяжелая и опасная обстановка. Он на месте принимал энергичные меры, помогал командирам восстанавливать положение.

Мы сели за стол. Я кратко доложил командарму о цели нашего приезда, сообщил, что мы с собой привезли для выполнения боевой задачи, и попросил ввести в курс дела.

Генерал Петров пригласил в кабинет начальника штаба армии полковника Н. И. Крылова, впоследствии Маршала [53] Советского Союза, дважды Героя Советского Союза, и члена Военного совета бригадного комиссара М. Г. Кузнецова.

Затем генерал Петров поднял телефонную трубку и вызвал начальника инженерных войск армии полковника Г. П. Кедринского.

— Ну вот, все в сборе. Николай Иванович, — обратился Петров к Крылову, — доложите нам обстановку.

Начальник штаба подошел к оперативной карте и стал неторопливо рассказывать.

Приморская армия занимала оборону общим протяжением 46 км, прикрывая северо-восточное и восточное направления. На восточном направлении создано два сектора обороны. 1-й — на фронте Балаклава, иск. Камры — прикрывал балаклавское направление. Его обороняла 109-я стрелковая дивизия генерал-майора П. Г. Новикова. 2-й сектор (на фронте 10 км) — Камры, Сахарная Головка — прикрывал ялтинское направление. Его обороняла 172-я стрелковая дивизия полковника И. А. Ласкина и 3-й полк 25-й Чапаевской дивизии.

На северо-восточном направлении имелось также два сектора, 3-й сектор (на фронте 12 км) — Сахарная Головка — Арт. «Серп и Молот» — прикрывал мекензиевское направление. Его обороняли части 25-й Чапаевской дивизии (без одного полка) генерал-майора Т. К. Коломийца и 7-й бригады, а также 3-й полк морской пехоты.

4-й сектор обороняла 95-я стрелковая дивизия генерал-майора В. Ф. Воробьева.

Командир дивизии, обороняющей сектор, являлся его комендантом. 3-й и 4-й секторы — самые активные. На этом направлении гитлеровцы дважды штурмовали Севастополь.

Н. И. Крылов подчеркнул, что минувшей ночью, очевидно, закончился штурм города, начавшийся 17 декабря. Боевые действия носили ожесточенный характер. Наши войска сдержали натиск врага у Мекензиевых гор. Ему удалось лишь немного продвинуться вперед. Был, правда, кризисный момент, когда отдельные мелкие подразделения противника просочились в Сухарную балку. Но туда вовремя подоспела 79-я отдельная стрелковая бригада подполковника А. С. Потапова, только что прибывшая из Новороссийска. Она нанесла сильный удар вдоль Симферопольского шоссе и 22 декабря отбросила фашистов. Положение в 4-м секторе было восстановлено. 22–24 декабря на транспортах и боевых кораблях из Поти и Туапсе прибыли 345-я стрелковая дивизия и танковый батальон, а 28 декабря — 386-я стрелковая дивизия. Н. И. Крылов отметил, что в связи с этим, а также с [54] начавшейся Керченско-Феодосийской десантной операцией наших войск напряжение на фронте 3-го и 4-го секторов несколько ослабло. Однако это направление по-прежнему должно быть в центре внимания. Требуется прикрыть его инженерными заграждениями.

Я доложил генералу Петрову, что еще по пути на Москвы мы с Леошеней изучили по карте крупного масштаба местность в районе Севастополя. Теперь, прослушав информацию полковника Крылова, мы убедились, что в первую очередь следует прикрыть минными полями оборону 3-го и 4-го секторов. Я попросил разрешения начать минирование сегодня же, и прежде всего на танкоопасных направлениях. К 15 часам мы подготовим и доложим план минирования 3-го и 4-го секторов. Основной план инженерных заграждений будет подготовлен через два дня. Я попросил командующего дать соответствующие указания начальнику инженерных войск и командирам дивизий секторов обороны. Он пообещал это сделать.

— Что ж, действуйте, — сказал Петров. — А вы, товарищ Кедринский, окажите группе генерала Галицкого самое максимальное содействие. Задача-то у нас общая.

После этого короткого разговора у командующего Е. В. Леошеня, Кедринский и я отправились в штаб начальника инженерных войск Приморской армий, который располагался неподалеку от штаба армий в подземных помещениях. Выйдя от Петрова, уже в неофициальной обстановку мы тепло обнялись с полковником Г. П. Кедринским, как старые сослуживцы по Военно-инженерной академии. Он мало изменился с последней нашей встречи, все такой же подтянутый, аккуратный. Гавриил Павлович всегда отличался строевой выправкой, на нем ладно сидела военная форма. Кедринский — эрудированный и хорошо подготовленный в инженерном отношении командир, незаурядный организатор, изобретатель и рационализатор, волевой и энергичный человек.

Гавриил Павлович сражался под Одессой в должности начальника инженерного отдела Отдельной Приморской армии. Он осуществлял инженерное обеспечение эвакуации войск на Крымский полуостров, лично руководил установкой мощных радиоуправляемых фугасов в фешенебельной одесской гостинице на Мерзлиевской. Когда румыны заняли Одессу и от нашего разведчика 22 октября поступила информация, что в гостинице находится много высших вражеских офицеров и генералов, этот фугас по радио был [55] взорван. Оккупанты взлетели на воздух. В стане врагов это вызвало большой переполох.