Пандана листок и в соломе не тужит;

Красе Индрапутры неведом предел,

Тебе он будет достойным мужем.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись, глядя на павлина. Спросила Талела Маду Ратна, обратясь к Индрапутре: «О Индрапутра, уж не лишился ли ты рассудка, что осмелился прийти в мою башню?» Ответствовал Индрапутра: «Ежели и потерял я рассудок, то лишь от любви к тебе, о госпожа».

Царевна улыбнулась и голосом сладостным, будто медовый океан, пропела такой пантун:

Яванский кайн длиною в локоть,

Спешит слуга постирать обнову;

Немало юнцов я видала из окон,

Да жаль, что все изменяли слову.

Услыхав это, возрадовался Индрапутра и, улыбнувшись, пропел такой пантун:

Светится ствол керанджи[39] гнилого,

Чеканка — свидетельство о ювелире;

Тех, кто здесь изменяет слову,

Ждут перемены в загробном мире.

Царевна улыбнулась, а служанки громко рассмеялись. Между тем были поданы угощения, и Индрапутра с Талелой Маду Ратной принялись вкушать разные яства и всевозможные сласти, пре-; восходные по своему вкусу, взирая на проделки золотого павлина, распевавшего пантуны и селоки. Служанки, глядя на него, так и покатывались со смеху. Молвила тогда Талела Маду Ратна: «Знали бы мы прежде, что столь щедр на выдумки золотой павлин, — верно, день и ночь не утихало бы в башне шумное веселье». Ответствовали ей служанки: «Воистину справедливы твои слова, о госпожа».

Павлин вновь запел свои селоки, распустивши многоцветный хвост, и все, бывшие в покоях царевны, так громко потешались над его выходками, что одна из служанок молвила: «Не следует нам так шуметь. Что станем мы делать, ежели услышат стражники, ведь на дворе глубокая ночь».

Покуда она говорила, до одного из стражников донесся голос павлина, распевавшего такой пантун:

Плод нангки мой, а рыба — людей,

Тайно к дверям Лаксамана крадется;

Юнец не достигнет цели своей,

Лишь мудрый и смелый удачи добьется.

Пропев такой пантун, павлин перелетел с подноса на колени одной из служанок, та же, смеясь, укорила его: «Ах, что же это за обхождение?» Тогда павлин стал перелетать от одной прислужницы к другой, и, глядя на него; рассмеялись Индрапутра с Талелой Маду Ратной, а вслед за ними — все девушки, так что в башне поднялся еще больший шум и гам.

Услыхав его, сказали друг другу стражники: «Вроде бы мужской голос доносится до нас из башни? С самого утра несем мы стражу, но не видели ни одного мужчины, который проходил бы здесь. Верно, невидимым пробрался в башню сей злодей и хочет похвастать перед нами силою своей и мужеством».

В это время вновь донесся из башни мужской голос, и разом молвили стражи: «Нет более сомнения в том, что неведомый мужчина пробрался в покои царевны». Сказав так, стражники издали громкий клич, приготовили оружие к бою, натянули луки, взяли копья наперевес, выхватили мечи из ножен и облачились в доспехи. От громких кличей и лязга оружия поднялся в ночи великий переполох, и все служанки разбежались из башни,только Индрапутра вдвоем с царевной остались в ней.

Сказал тогда Индрапутра, обратясь к Талеле Маду Ратне: «О сестрица, душа моя, позволь мне усадить тебя на колени». Усадив же, молвил: «О сестрица, не печалься, не надрывай свою душу мыслью, что я один умру, и не тревожься, что я один покину сей мир. Ежели суждено мне погибнуть, то и ты погибнешь со мной. Отринь же грусть и тревогу». И Индрапутра пропел такой пантун:

Столкнулся слон с крылатым конем.

Прибило к берегу лодку рыбачью;

Смерть приму я с тобою вдвоем,

Верный царевне в беде и в удаче.

Услыхав слова Индрапутры, заплакала царевна, и покатились из ее глаз слезы, словно рассыпалось жемчужное ожерелье. Индрапутра же принялся утешать и ласкать ее, говоря: «Не плачь, о возлюбленная, даже смерть не в силах разлучить нас».

Лицо царевны омрачилось, и, проливая слезы, она пропела нежным голосом такой пантун:

Растет рамбутан на рисовом поле,

Плоды созревают и падают в воду;[40]

Смерть меня не пугает боле,

Душу мою не страшат невзгоды.

Когда золотой павлин увидел, что царевна опечалена, он сладостным голосом пропел такой пантун:

На мыс Данг Касехан уйдет до рассвета,

За перец отдаст дорогие каменья;

Ты, словно светильник, наполненный светом;

Горишь у возлюбленного на коленях.

Покуда Талела Маду Ратна внимала пантуну золотого павлина, к ней явились служанки и нянюшки, ударяя себя руками в грудь и говоря: «О царевна, мы ли тебя не предостерегали, что случится великая беда, ведь не счесть воинов, окруживших башню. К тому же, если узнает о случившемся твой отец, он предаст нас всех жестокой казни».

Услыхав те слова, золотой павлин весело рассмеялся, распустил хвост и прошелся по башне дивной поступью, будто плавно скользящий танцор, распевая такой пантун:

Учтивый слуга на подносе несет

Черану[41] с бесценной опаловой пудрой;

Ужели средь полночи солнце взойдет,

Ужели луна воссияет поутру.

Услыхав тот пантун, царевна и Индрапутра улыбнулись, а служанки, приблизясь, окружили их.

Тем временем воины, несшие стражу у башни, отправили своего посланца к государю — владыке вселенной. Посланец не мешкая отправился в путь, дабы предстать перед повелителем, и,явившись в зал для приемов, молвил, обратясь к одному из приближенных слуг раджи: «О слуга, ступай к государю и повергни к его стопам слова везирей и военачальников: «Неведомый муж пробрался в башню царевны, мы хотели бы его изгнать, однако не решаемся приступить к делу, не имея на то соизволения господина. Оттого-то и отправили мы гонца к радже, дабы узнать, как надлежит поступить».

Слуга вошел во внутренние покои дворца и передал доверенным служанкам раджи Гурджаниса все, что рассказал ему посланец. Служанки же, представ перед государем, молвили: «О господин наш, владыка вселенной, везири и витязи, несшие нынешней ночью стражу у башни твоей царственной дочери, наказали передать, что в башню царевны проник некий муж, им неведомый».

Услыхав речи служанок, поспешно вышел раджа Гурджанис в зал для приемов, где его ожидали раджи подвластных стран, везири и военачальники, и молвил, обратясь к ним: «Ступайте к вашим воинам, велите им пленить того мужа и доставьте его сюда».

Между тем служанки царевны немало потешались в башне своей госпожи, внимая пантунам, селокам и нежным словам золотого павлина, которыми он умерял волнение Талелы Маду Ратны. А воинов, взявших башню в осаду, становилось все больше. Приблизились тогда служанки к царевне и, почтительно склонившись, молвили: «О госпожа, весьма преумножилось число воинов, окруживших башню». Услыхав это, Талела Маду Ратна упала без памяти, а павлин, распустив хвост, все распевал пантуны и селоки, составленные из слов, дивно прекрасных. Когда царевна опамятовалась, она улыбнулась золотому павлину, следом за ней улыбнулся и Индрапутра и молвил, обратясь к Данг Кунтум Джае Данг Интан Байдури: «О девушки, отдерните-ка поскорей парчовые завесы и пошире растворите двери башни!»

И воззвал Индрапутра к волшебному талисману, которым его одарила Сери Ратна Гемала Нехран, и тотчас же перед ним предстали четверо джиннов, изошедших из талисмана, склонились до земли и спросили: «О господин наш Индрапутра, зачем ты звал нас?» Ответствовал Индрапутра: «О братья мои, ступайте и сразитесь с витязями раджи Гурджаниса».

Низко поклонились Индрапутре Дикар Алам, Сегентар Алам, Дикар Килат и Дикар Агус и, выхватив мечи из ножен, с воинственными кликами устремились на воинство раджи Гурджаниса. Великий переполох поднялся среди везирей и витязей государя, и в суматохе они принялись рубить друг друга с небывалым шумом и криками. В той битве опустело немало колчанов, изломалось немало копий, погнулось немало мечей. Те небожители, кои не были облачены в стальные доспехи, лишились жизни, сраженные предводителями джиннов, неистово бившимися в ту ночь.