Здесь был и «новорусский» торговец Федор, и Терентий с Мишкой, и еще какие-то люди в чалмах и пестрых тюрбанах, крайне не понравившиеся юноше.

— А, Алексий! — увидев его, осклабился Федор. — Вовремя.

Лешка дернулся было назад — но ощутил кожей холодные острия копий.

— Я полагаю, уважаемый Фариз, этот красивый молодой невольник заставит тебя забыть мой проигрыш!

Терентий и Мишка вдруг крепко ухватили Лешку за руки, а какой-то худощавый мужик в белом тюрбане и с огненно-рыжей бородой, подойдя ближе, раскрыл парню рот и долго ощупывал зубы.

— Да, — наконец произнес он. — Я его беру…

…Якши!

Лешка не помнил, как его выволокли из дома, как заковали в цепи, как бросили в какую-то жутко скрипящую арбу. Отчаянье било в виски кузнечными молотами, слесарными тисками давило грудь — значит, это все так и есть. Значит, четыреста тридцать девятый… Значит… А эта-то хороша, Саида… Предательница! Тварь! А, впрочем, он и сам был хорош… польстился… И что теперь? Да не все ли равно… Что будет… Пусть… Чего уж теперь… Пусть…

Апатия овладела Лешкой, ему стало вдруг абсолютно все равно — где он и что с ним. Тысяча четыреста тридцать девятый год? Да и фиг с ним! Жалко, что ли… Он даже брезгливо отверг протянутый кусок лепешки — и в самом деле совсем не хотел есть, ну не было никакого аппетита.

В арбу забрался рыжебородый.

— Если ты не будешь есть, я велю содрать с тебя кожу, — буднично предупредил он, внимательно оглядывая юношу. — Мой друг, московский купец Федор-сурожанин, заплатил тобой свой старый долг, который я никак не рассчитывал получить. Стало быть — ты мне ничего не стоил. Однако, коль уж ты появился, я намерен этим воспользоваться, пополнив свою казну, иначе говоря — выгодно тебя продать. Ты же, если не будешь питаться, умрешь, тем самым нанеся мне убыток. Но, раз ты все равно умрешь, я должен получить пользу от твоей смерти — то есть жестоко казнить тебя в назиданье другим. Увидев, как ты будешь мучиться и просить смерти, призадумаются многие строптивцы, которых у меня, увы, немало. Я понятно объяснил?

Лешка вздохнул:

— Понятно.

— Так будешь есть?

— Буду.

— Вот и славно, — рыжебородый усмехнулся. — Знай — у Фариза Абдула еще ни один раб не умирал по своей воле. Удивляешься, что не спрашиваю тебя — кто ты?

— Нет, не удивляюсь, — юноша покачал головой. — Тебе ведь все рассказал этот гад, Федор, а ему — Саида…

— Вах – вах, Саида, — пощелкал языком Фариз. — Красивая молодая женщина и, что характерно, умна — такое сочетание встречается очень редко. Хотя не реже, чем многие думают. Далеко пойдет Саида, да…

— Если по башке не получит, — приподнявшись на локте, угрюмо усмехнулся невольник.

Фариз рассмеялся — видать, шутка ему понравилась.

— Это ничего, что ты раб, — философски заметил он. — Сегодня — ты, а завтра, быть может — я. На все воля Аллаха! Хочешь знать, что будет с тобой?

— Догадываюсь… — Лешка вздохнул. — Впрочем, мне все равно.

— Я, как ты, наверное, уже успел понять — купец, — Фариз Абдул поудобнее устроился на арбе, видать, любил поболтать. — Торгую рабами от Кафы и Сурожа до Ор-Капу. Тебе, кстати, не очень-то повезло.

— Я заметил. Работорговец покачал головой:

— Нет, я не в том смысле. Тебе не повезло, как рабу. Не понял? Поясню. Будь ты менее привлекателен, я б продал тебя в какой-нибудь богатый дом, однако никакой хозяин тебя не купит, опасаясь за свой гарем, либо тебя придется кастрировать, а это уж чересчур хлопотное дело, поверь мне. Значит, богатый дом для тебя отпадает! Остаются любители мальчиков — тоже не самый дурной выбор — однако для тебя и он недоступен, для этих пресыщенных и изнеженных богачей ты не слишком красив, к тому же — стар. Сколько тебе лет?

— Двадцать! Даже — двадцать два, — услыхав про любителей мальчиков, Лешка нарочно прибавил возраст.

— Вот видишь! А им нужны пятнадцатилетние. Жаль, жаль, — купец покачал головой. — Для тебя это могло бы быть весьма недурно, весьма. При известной сноровке и сообразительности, ты б со временем унаследовал и дом своего хозяина, и его дело. Такие случаи бывали, и предостаточно. Но тебе, увы, они не грозят, в силу уже указанных мною причин. Остается что?

— Что?

— Остается самое плохое — покупатель-бедняк!

— Бедняк? Что, такие тоже рабов покупают?

— И еще как! Кто будет работать, покуда хозяин в набеге? Кто будет смотреть за домом, поливать сад, копать колодцы и делать еще всякую массу весьма утомительных работ? И не убежишь — под присмотром. Из Крымской орды вообще не убежишь — незаметным никак не пересечешь перешеек, слава великому хану Хаджи-Гирею. Великий хан Кючюк – Мухаммед, да продлит Аллах его годы, все делает, чтоб ни один неверный не проник в сердце благословенного полуострова и чтоб ни один раб никогда бы не смог бежать оттуда!

— Значит, ты продашь меня какому-нибудь бедняку, — угрюмо констатировал факт Лешка.

— Не «какому-нибудь», а только тому, кто сможет заплатить за тебя приличную сумму.

— Но откуда у бедняков деньги?

— А это уж их дела. Нужен раб — пусть крадут, пусть продают дочерей, пусть добывают деньги. Ну, мне пора творить намаз… Прощай до вечера, и веди себя достойно. Не кручинься и помни — не человек хозяин своей судьбы, но судьба — человека.

Спрыгнув с арбы, Фариз Абдул быстренько побежал к своим спешившимся охранникам, уже успевшим раскатать на пожухлой траве разноцветные молитвенные коврики.

— Ла илаха илла Ллаху ва Мухаммадун расулу Ллахи-и-и-и…

Как ни странно, беседа с работорговцем оказала на Лешку весьма благотворное действие. Особенно фраза — «не человек хозяин своей судьбы». Ах, не человек?! А вот посмотрим! В конце-то концов, разве он, Алексей Смирнов, выросший и возмужавший уже в двадцать первом веке, окажется неспособным переломить эту дурацкую судьбу? А вот увидим! Почему бы и не поиграть с ней, терять-то все равно нечего?! И в самом деле…

Юноша даже повеселел, с удовольствием съел лепешку и, запив ее теплой затхлой водой из большой деревянной бочки, установленной на одной из повозок, неожиданно для самого себя почувствовал себя уж совсем хорошо. В конце концов, много ли человеку надо? А здесь, кроме всего прочего, были и обворожительные женщины, та же Саида. Змея, конечно, но все же… Ах, какое у нее тело! Пожалуй, даже куда как лучше, чем у почтальонши Ленки. Эх, Ленка, Ленка, жаль, не встретимся больше с тобою… Хотя почему б не встретиться? Болото, гроза, трактор — если эти три штуки сработали в одну сторону, то почему не могут сработать в другую? Придет время, и до болота, до трактора можно будет добраться, а там — чем черт не шутит? Лешка улыбнулся — вообще-то, если хорошо разобраться, его там никто и не ждал, в своем настоящем времени. Ну, пропал и пропал, никто и не пожалеет, не вспомнит. Ну — Василий Филиппович, воспитатель, тот — да. А остальные так… Бригадир, трактористы, та же Ленка. Ну, выпьют водки за помин души, да забудут. Сгинул, мол, в болотине хороший парень Лешка Смирнов, царствие ему небесное! Ах да, Рашид еще…

И вот — все. Никому-то особо и не нужен Лешка. Даже наоборот — положенную по закону от государства квартиру можно будет кому-нибудь другому отдать или вообще — зажилить. А что? Запросто.

Ближе к вечеру невольничий караван Фариза Абдула расположился на ночлег близ неширокого ручья, по обоим своим берегам поросшего чахлыми кустиками. Перед приемом пищи рабов развязали — бежать-то все равно некуда, да и надсмотрщики хорошо знали свое дело. Здоровенный, голый по пояс невольник с грязным волосатым торсом выдал на пару рабов по миске похлебки, жидкой, но пахнувшей вполне даже вкусно, так, что у изголодавшеюся Лешки потекли слюни. В напарники ему достался молодой парень с подобострастно-испуганным лицом и бегающим взглядом, нетерпеливо посматривающий на миску. Ложек, кстати, не выдали, и нужно было просто отпивать варево через край.