— Участковый уполномоченный Бобриков, Иван Иваныч.

— Леха… Э-э… Алексей.

Участковый подмигнул:

— Ты, Леха – Алексей, местный?

Лешка кивнул:

— Почти. Здесь, на практике.

— А! — Участковый, как показалось юноше — радостно — сдвинул на затылок фуражку с разлапистым двуглавым орлом. — Так это ты трактор в болотине утопил?

Тьфу-ты! И этот уже в курсе! Ну, Ленка… Хорошая, конечно, баба, но язык — что помело.

— Не, не утопил, — Лешка мотнул головой. — Застрял просто… А вам, поди, Ленка наплела, почтальонша?

— Не наплела, — старший лейтенант многозначительно поднял вверх большой палец. — А проинформировала, как и полагается любому добропорядочному гражданину. Ты ведь добропорядочный гражданин, Леха – Алексей?

Лешка не знал, что и сказать, промямлил только:

— Ну да… наверное…

— А раз гражданин, — голос участкового внезапно стал жестким. — Так исполняй свой гражданский долг. Короче — заходи, понятым будешь! — Старший лейтенант гостеприимно распахнул калитку пошире и, обернувшись во двор, закричал:

— Миха, с тебя пиво — второго понятого нашел!

Миха — угрюмого вида субъект в потертом джинсовом костюме и щегольских остроносых туфлях, на вид не намного-то и старше Лешки; судя по всему, следователь или опер — в ответ лишь призывно махнул рукой — подходи, мол.

— Здравствуйте, — Лешка поздоровался со второй понятой — той самой дачницей в мешковатых шортах, с которой не так давно уже виделся.

Та тоже узнала парня, улыбнулась:

— Встречались уже.

— Ну вот, — ухмыльнулся опер — или следователь, а, может быть, дознаватель. — Хорошо ли вы, граждане, видите вот эти посадки мака?

Лешка с дачницей переглянулись и, не сговариваясь, засмеялись:

— Да видим.

— Так вот, — ничуть не смущаясь продолжал опер (или… ). — Хочу вас просветить о том, что, согласно действующему законодательству, масличный мак относится к запрещенным к возделыванию и культивированию растениям, таким образом — налицо явное нарушение У-Ка Эр Эф.

— Так это на пироги!

— Ага, на пироги, — язвительно хмыкнул подошедший участковый. — Неужели вы, Ирина Петровна, не заметили захаживавших к гражданке Иваньковой неких не совсем адекватных личностей? Ведь по соседству живете.

— Да замечала, — Ирина Петровна — ага, вот ее как зовут, оказывается — перевела взгляд на Лешку.

Парень покраснел, хотя к неадекватным личностям себя уж никак не относил.

— Мне кажется, Иванькова спиртом торгует, — продолжала дачница. — Впрочем, это в деревне ни для кого не секрет.

— И для нас не секрет. — Старший лейтенант неожиданно вздохнул. — Только вот наказать как следует мы ее не можем — несовершенство законодательной базы… Почти такой же случай, как и с лесом — все видим, все знаем, да вот только мало что можем поделать — руки связаны.

— Тогда зачем…

— Ирина Петровна, законы не мы устанавливаем.

— Ладно, хватит вам, — снова махнул рукой хмурый. — Сейчас при вас мы запакуем вот эти вот запрещенные к возделыванию и культивированию растения в вот эти вот коробки — а вы потом распишетесь.

— А разве можно так? — дачница вскинула глаза. — Без хозяйки?

— Хозяйку, гражданку Иванькову Аграфену Федотовну, думаю, мы в ближайшее время вряд ли дождемся, — официальным тоном пояснил участковый. — А поскольку имеются веские основания полагать, что вышеуказанная гражданка Иванькова может сокрыть от следствия принадлежащую ей плантацию запрещенных к выращиванию и культивированию растений — по-простому говоря, выдрать весь мак к чертям собачьим! — и тем самым уйти от ответственности, то — изъятие мы вынуждены производить без ее присутствия.

В ответ на эту тираду Ирина Петровна лишь пожала плечами, а Лешка подумал, что ничего себе работенка у милиции — веселая — этак у всех деревенских бабок можно мак повыдергать — с чем тогда будут пироги печь?

Участковый со старшим дознавателем — тот таки представился наконец — сноровисто повыдергивали с грядок весь Федотихин мак и, упаковав его в картонные коробки, наклеили на них бумажные бирки.

— Расписывайтесь! И вот еще здесь, в протоколе…

— Так тут же ничего не написано!

— Ничего, мы потом напишем…

Участковый улыбнулся и, поправив фуражку, поблагодарил граждан понятых за проявленную сознательность, после чего, тепло простившись с дачницей, задержал в калитке Лешку, тихо поинтересовавшись, продается ли в поселковом магазине пиво?

Лешка пожал плечами:

— Вроде бы завозили в сельпо.

— Вроде бы?

— Да нет, наверное, точно… Ну да, я сам видел…

Милиционеры радостно переглянулись.

— Ну, Леха – Алексей, садись, подвезем.

Лешка, конечно, и рад бы… Да только бутыль со спиртом куда девать прикажете? Пришлось вежливо отказаться, поблагодарить… И, дождавшись, когда «уазик», переваливаясь на ухабах, исчезнет в дорожной пыли, рвануть со всех ног к кустам — за бутылкой.

Забросив пустую канистру на Федотихин двор, юноша припустил было со всех ног по тропинке, но вдруг резко остановился — вытащив из кармана рубашки мобильник, посмотрел на часы… Н-да… Пока с Ленкой… пока здесь, с милицией… Время-то! Уж конечно, ни к какому молоковозу можно было уже не спешить. Ну и черт с ним, и пешком не так далеко, Вовку только жалко — чай, заколебался уже ждать. Ничего не поделаешь, надо будет ему обязательно дать трактором порулить, вот только вытащить сперва…

— Молодой человек! — помахав рукой, окликнула от соседнего крыльца дачница Ирина Петровна. — Кваску попить не хотите? Холодненький.

Повернув голову, Лешка утер со лба пот и улыбнулся:

— Не откажусь.

— Так заходите, не стесняйтесь. Вас ведь Алексеем зовут? Нет-нет, не разувайтесь, присаживайтесь на диванчик. А вот вам и квас! — Ирина Петровна с гордостью достала из стоявшего здесь же, на веранде старого холодильника запотевшую бутылку с какой-то коричневатой жидкостью. — Свой! — не удержавшись, похвастала она, наливая квас в высокий стакан. — Пейте на здоровье!

Лешка медленно, с наслаждением, пил, с любопытством рассматривая висевшие на стенах веранды фотопортреты — благообразных седых старичков, некоторые из них даже были в старинных галстуках-бабочках.

— Родственники? — поставив стакан на стол, поинтересовался Лешка.

Хозяйка вдруг засмеялась, замахала руками:

— Ой, нет. Это ученые. Этот вот, седой — Арциховский, наш знаменитейший археолог, а вон тот, в шляпе — Греков.

— Про обоих слышал, — Лешка улыбнулся. — Арициховский — археолог, по-моему? А Греков — тот, что про Киевскую Русь писал?

— Молодец! — почему-то обрадовалась дачница. — Откуда знаешь?

— Так… Интересовался, — Лешка даже смутился. А ведь раньше, ну, года четыре еще назад, вообще истории не понимал. — Думал — ну, было все когда-то давно — и что с того? Сейчас-то все равно по-другому живут. Сейчас-то так не думаю.

— И правильно, Алеша, — Ирина Петровна вдруг посерьезнела. — Видишь ли, дело в том, что прошлое всегда влияет на будущее, влияет до сих пор. Я сама научный сотрудник, могу говорить… Впрочем, сейчас мало кто знает историю…

— Да нет, — Лешка пожал плечами. — В школе ведь проходят… — он смешно наморщил лоб, вспомнить. — Ну, вот, хоть, к примеру — «Кровавое воскресенье», и прочее… Я-то больше древнюю историю люблю, ну и средневековье…

— Да, Леша, — хозяйка безо всякого стеснения расхохоталась, да так заливисто и громко, что улыбнулся и Лешка. — Историю сейчас действительно «проходят»… Только все больше — мимо.

— А мы, к примеру, историчку совсем не слушались, она молодая была, а мы — балбесы, — признался юноша. — Вот математик — другое дело, ка-ак врежет по башке указкой — мало не покажется!

— Ай-ай-ай, — с укоризной покачала головой Ирина Петровна. — Разве ж можно детей бить?

— Можно, — с полнейшей уверенностью отозвался гость. — Даже нужно иногда… Только не очень сильно, чтоб мозги не выбить. У нас ведь в школе как было? Как у всех — кого боялись, тому урок и учили. А историчку молодую — чего ж ее бояться? Балбесы, одно слово…