— Так просто, — усмехнулся Салакаев. — Ты идеалист, Вячеслав Семёнович. Книжечек про Мегре начитался. А такие мамаши никогда правды не скажут. И вообще, такая будет только на нас орать, что мы её мальчика травим. Это тебе не Франция, Вячеслав Семёнович.

— Ну-ну, — поднялся Кучеров, — пойду в архивах пороюсь.

Салакаев сел читать почту, поступившую через канцелярию.

Почти во всех письмах одно и то же: хулиганство на улице, в транспорте, оскорбления, пьянки. Таких дел сейчас море. Последнее письмо пришло от начальника райотдела со значком? Это означало, что капитан должен подумать. На половинке листа было наспех накарябано:

«А Сыч на свободе! Эх вы, а ещё менты».

Это всё, что нашлось в конверте. Володя ещё раз заглянул в конверт и пошёл в кабинет Кучерова, показал бумажку.

Кучеров прочитал, снял очки, посмотрел на стоящего перед ним начальника. Володя стоит, покачивается с носков на пятки, руки в карманах. Мальчик, пижончик да и только. Что-то ведь знает, но ждёт вопросов.

— И что сие означает? — вытянул губы трубочкой Кучеров.

— А означает то, что Сыч на свободе, хотя год назад его осудили за ограбление на большой срок.

— И что это за птица? Володя, я же ничего не знаю.

— Это медвежатник высокого класса. Снял сберкассу. Сейф для него, что кукла для моей дочки. Не его ли рук этот гость из Бирмингема?

Кучеров задумался:

— Я ничего не слышал о Сыче. Это кличка?

— Вовсе не кличка, — засмеялся Володя, — это его фамилия…

До самого позднего времени они занимались каждый своим делом. Группу отпустили домой, потому что в районе сравнительно спокойно. Около десяти вечера Салакаев засобирался домой, покидав предварительно свои игрушки. Всегда он подвозит Кучерова. Правда, к самому подъезду не подъезжают, чтобы не заприметили соседи Кучерова в милицейской машине.

И вообще его самого приходится опекать, он, как все философы, о себе не думает.

— Оружие давно пора получить, Вячеслав Семёнович, — уж не в первый раз напомнил Володя.

— Мне оно вряд ли понадобится, — туманно отвечает Кучеров.

— Надеешься на силу убеждения? — иронически покосился на него Володя. — Зря. Наши уголовнички лирикой не страдают и философствовать не любят.

— А я и не надеюсь. Просто я не умею стрелять, — впервые признался Кучеров, — То есть выстрелить всё-таки смогу, но живого человека убить себе не позволю. А вот дело Сыча посмотрел. Не его рук замок из Бирмингема.

— Ты уверен?

— Нет, конечно. Но много против такой версии.

— Что ж, наводка в нашем деле не новое дело.

Они распрощались, чтобы утром, словно не прерывали разговора, снова говорить о том же, на чём расстались. Утром же, сразу, кладя папку с делом Сыча на стол Володи, Кучеров заявил:

— Пустой номер, Володя. Гараж Якубовича брал не Сыч.

— Ну уж сразу и выводы, — усмехнулся Салакаев. — Я не исключаю этот вариант.

— Сыч не проходит, потому что машина ему не нужна.

— С чего ты это взял, Вячеслав Семёнович? — даже обиделся за своего бывшего «клиента» Салакаев. — Сыч мастер…

— После ограблений, судя по делу, он всегда брал такси или ловил попутную машину. Я думаю, сам он машину водить не умеет, ведь «тачку» бы при его «заработках» имел бы давно. И ещё, Володенька, в таком возрасте вор профессию не меняет. Медвежатник за машиной не пойдёт.

— А если у него банда и им нужна машина? Не исключаешь?

— Не исключаю. Но тот, кто берёт сейф, обычно идёт на дело один. Сейф — дело индивидуальное. Потом делиться с кем- то, а так вышел с «дипломатом», проголосовал — и ты сам себе хозяин…

— Логика в этом деле мало поможет, Вячеслав Семёнович. Урки сейчас умные, с высшим образованием. Пока пойдём на Сыча!

Искать Сыча и не пришлось. Приехали по его адресу, и он сам открыл дверь. Одет в старенькую пижаму, на ногах такие же старенькие войлочные шлёпанцы, и сам он смирненький и старенький. Голова уже в детском пуху, а лицо, хотя и не бритое, тоже розовое. Этакий папаша, у которого много деток и внуков. Не подумаешь, что этот человек брал самые сложные сейфы.

— Ба! Владимир Васильевич! Кого я вижу! И как это вы обо мне, жалком старикашке, вспомнили, ничтожном черве? — искренне распахнул руки для объятий Сыч.

— Сидор Трифонович, — отвёл объятия Володя, — надо поговорить.

— А у чём дело? Бутылочка у Сидора завсегда, огурчики свежезасоленные. Да я по такому случаю…

— Сидор Трофимович, вы же знаете мои принципы, — укорил Володя.

— Да, да, — печально согласился Сыч, — вот есть один неприятный парадокс в моей бурной жизни. Я много раз встречался с симпатичными мне людьми из ментовки… простите, милиции…

— Это когда я вас брал, Сидор Трофимович? — серьёзно переспросил Володя, усаживаясь за стол.

— Ну зачем же так? — обиделся Сыч. — Нужно вам говорить о неприятном! А вот выпить бы с вами с удовольствием.

— Обойдёмся чаем, Сидор Трифонович. А пока о самочувствии расскажите.

— По болезни я, Владимир Васильевич, по болезни. Вот вам и документы, — Сыч выложил документы, но Володя на них только покосился, но читать не стал. Сыч врать не станет в такой ситуации.

— А как со старым, Сидор Трифонович? — напрямую спросил Володя.

— Ох, ох, Владимир Васильевич! Вы же знаете, с кем имеете дело! Если Сыч сказал!.. Правда, вам я этого ещё не говорил. Но я вам скажу, устал. Ведь третий срок светил, да вот врачи пожалели. А кто это с вами, такой симпатичный интеллигентный человек? Я его не припомню что-то.

— А это писатель, интересуется жизнью замечательных людей, — не улыбнувшись, объявил Володя.

— Ну зачем же так, Владимир Васильевич! — опять бурно заобижался Сыч. — Я свою жизнь для обозрения не выставляю, живу себе тихо-мирно, гхм. Мне афишировать себя нельзя, сами понимаете. А тут болести до хвори. Про старые дела вспоминать сам с собой не люблю, а вы мне такое подставили…

Старый уголовник долго сетовал на здоровье, на годы, и Вячеслав Васильевич заскучал. Было очевидно, что Сыч к замку Якубовича отношения не имеет.

— А вот скажи мне, Сидор Трифонович, — всё ещё не отставал Володя, — с новой техникой, со всякими микросхемами не баловал?

— Это в смысле сейфов из ФРГ? Слыхать слыхал, а видеть не приходилось. Так ведь я самоучка, Владимир Васильевич. Что касается запоров, тут слесарь должен быть, а эти новые штучки для учёных, я этим и не интересовался никогда. Не по мне эта наука…

По дороге в отделение Володя подбил итог: — Кто-то наводит на Сыча. Но уж очень по-мелкому. Из-за замка на гараже… Мелко.

— Наводить могут с прицелом на будущее, — вслух подумал Кучеров.

— Вот именно. Но «гостю из Бирмингема» скулы-то своротили, а это та самая наука, о которой говорил Сидор Трифонович.

Ещё три недели длилась тишина, хотя и Салакаев, и Кучеров были уверены, что гром грянет вот-вот. И грянул он совсем с неожиданной стороны. Позвонил Якубович.

— Я, конечно, боюсь оказаться назойливым, Владимир Васильевич, — обиженно гудел он в трубку, — но меня решительно не оставляют в покое.

— Неужели опять гараж? Опять замок из Бирмингема? — сдержал улыбку Салакаев

— Гараж не трогают с того дня. Но открыли квартиру…

— А что? И там секретный замок?

— Ещё какой!

— Опять из Бирмингема?

— Вообще-то нет, но сродни. Тоже со скрытой микроэлектроникой…

— Далась вам эта микроэлектроника! Амбарный замок нужно иметь. Хорошо, выезжаем.

И снова Якубовичу повезло. Квартиру ограбить не успели, но входную дверь из листового железа с приваренным замком открыли.

— Кто же им помешал? — задумался около двери Салакаев. — Дверь была открыта, когда вы пришли?

— Да, но ни вблизи, ни в самой квартире никого не было, Владимир Васильевич.

Тщательный осмотр ничего не дал. На площадке и в комнате никаких следов. Правда, на площадке масса детских следов, но ведь теперь в каждом подъезде уйма детей. Кучеров чему-то улыбался, но молчал, пока отпечатки пальцев не показали, что с замком возился ребёнок лет 13-14-ти.