Стрелков потускнел. Ему очень хотелось лично поразить цель. Но задание есть задание.

— А вы, Иванов, — Турков строго поглядел на Бориса, — будете решать ту же задачу, но перекрывая головную часть ОБК. Наиболее результативной должна быть атака группы Алексеева, наносящей удар по центру. Капитан-лейтенант Алексеев, доложите ваши действия.

Уже немолодой, сутуловатый, невысокого роста офицер неторопливо подошел к доске, взял мел и уверенными линиями изобразил весь ход атаки, кратко поясняя маневрирование. Сектор торпед группы Алексеева точно перекрыл по длине ОБК «противника».

Турков остался доволен. Впрочем, он знал Алексеева по войне с Японией и не сомневался в его тактической грамотности. Но, вспомнив дерзкий набег на Сейсин, добавил:

— Учти, Алексеев, это тебе не лихая атака на японцев в Сейсине в августе сорок пятого. Ты хоть и основная, но только часть всего сложного механизма атакующего дивизиона.

— Ясно, товарищ командир, — отвечал Алексеев, в его серых глазах светилось спокойствие, — все будет как задумано.

— Ну, я в тебе уверен, — комдив махнул рукой Алексееву, приглашая его занять свое место за столом.

— Теперь, что делаю я? — Турков остановился. — Лейтенант Платонов, как думаете?

Платонов, сидевший рядом с Алексеевым, четко доложил:

— Мыслю так, товарищ командир, что вы атакуете лоб в лоб и сектор торпед вашей группы пройдет вдоль курса ОБК, охватив его с обоих бортов, жестко сковав «противника», не давая ему маневрировать курсами. Стоит только ему повернуть вправо или влево, как он тотчас подставит борт под ваш удар.

— Верно мыслишь, Платонов, — поддержал его Турков. — Впрочем, ты входишь в мою группу, так что должен это знать.

Уточнив все детали и возможные изменения в маневрировании «противника», комдив подвел черту:

— Задание всем ясно? Теперь так: если увидите что-то непредвиденное, то действуйте самостоятельно и решительно, стараясь не нарушить существенно общего плана атаки. Итак, выход завтра в десять ноль-ноль. Это предварительно. Ночевать всем на катерах. Еще раз проверить материальную часть. И быть готовым к немедленному действию.

Вечером в каюте Сергея собрались командиры катеров. Разговор, конечно, шел о стрельбах.

Гришин, как всегда спокойный и невозмутимый, заметил:

— А повезло нам, ребята. Сам главком будет давать оценку.

— Насчет «повезло» будем говорить, когда узнаем эту оценку, — иронически отозвался Борис. — То, что мы уже атаковали по этой схеме не раз, еще ни о чем не говорит. Не подвело бы нервное напряжение.

— А вот тут я не согласен, — возразил Иванов. — Ты что же думаешь, растеряемся, что ли? Быков чего добивался от нас?

— Как чего? — Борис посчитал вопрос излишним. — Четкости, ясное дело.

— Вот именно, четкости. Но не просто четкости. А четкости, доведенной до осмысленного автоматизма. Эмоции в сторону. Действовать надо.

— Как у тебя все просто, — вздохнул Стрелков. — «Эмоции в сторону!»

— А я так думаю, — перебил его Гришин, — допустили, значит, не сомневаются в нас.

— Так-то оно так, — переключился Борис на Гришина. — Все обсудили. Ясность вроде бы полная. Но мы же не знаем, какие вводные ждут нас. Вдруг в самый ответственный момент тебя условно «убьют». Сможет, например, твой боцман довести атаку до конца?

— Ну, конечно, командирской подготовки у него нет. Но главное сделает. А потом, — Гришин вдруг весь расплылся в улыбке, — я, лежа на палубе, «умирая», отдам ему последние указания.

Все рассмеялись. Так проговорили всю ночь. Разошлись уже под утро.

Сергею не спалось: то и дело выходил из каюты, смотрел на звезды, думал о завтрашнем дне. Он, конечно, волновался, тревожился, но с удивлением для самого себя, как бы сверх всего ощущал еще и радость. Очень хотелось попробовать силы в настоящем деле. Жаль, что Быкова не будет.

«А Катя, наверно, не спит, — неожиданно подумал он. — Волнуется за меня. Недаром спросила: «А как же вы без Быкова?» Чудачка. Быков недаром нас учил самостоятельности. Он и отсутствуя будет с нами».

На рассвете на бухту пал густой туман. Но к девяти часам уже сияло солнце.

Сигнал тревоги прозвучал в тот момент, когда Сергей расположился в каюте позавтракать. Приготовил бутерброды, налил из термоса чаю и развернул шелестящую фольгу шоколада. Тут и завыла сирена. Сергей машинально бросил взгляд на часы: «Девять ноль-пять. Раньше намеченного».

На то и учение, чтобы присутствовал элемент внезапности. Еще минуту тому назад над бухтой стояла мертвая тишина, какая бывает только перед грозой.

И вот грянула «гроза». Взвыла сирена на головном катере. Флагман поднял сигнал: «Немедленно сняться с якоря». Взревели моторы, бухта наполнилась гулом, и всю ее заволокло дымом. Как лыжники со старта один за другим отрывались от пирсов катера, и вот уже весь дивизион длинной ящерицей заскользил вдоль створной линии к выходу. Стремительно нарастали скорости. «Противник» на подходе к Петровскому заливу. Атаковать и уничтожить!» Таков приказ.

Скоротечен морской бой. Еще каких-нибудь полчаса назад катера покинули базу, и вот они, уже обнаружив цель, по приказу флагмана разбились на боевые группы и начали маневрирование по выходу в атаку.

Красавец эсминец, вспарывая залив, проник в наши воды. Катера обнаружены. Артиллерия ОБК открыла огонь. Но дымзавесчики уже протянули свои защитные полосы, отсекая катера от отряда боевых кораблей «противника» и затрудняя ведение прицельного огня.

Определив на глаз курс и скорость эсминца, Сергей установил данные на катерном прицеле и, медленно склоняясь вправо, выходил на ОБК. Слева от него в полукабельтове несся катер, концевой в этой ударной группе. Внезапно он резко сбавил ход и развернулся, выходя из атаки. «Подбит», — понял Стрелков. И в этот момент посредник из штаба флота, капитан 3 ранга Пронин, находящийся на катере, скомандовал:

— Командир, ваш торпедист «убит».

— Боцман, — крикнул Сергей Литовцеву, — заменить торпедиста. Аметов, заменить боцмана.

Боцман тотчас же бросился к торпедным аппаратам и занял место у задних крышек, а матрос Аметов встал слева от Стрелкова.

— Товарыщ командыра, я тут, — доложил он и радостно улыбнулся.

«Сектор разорван, — лихорадочно соображал Стрелков. — Необходимо подвернуть левее и сомкнуть его». И в этот миг катер вошел в дымовое облако. Закашлялся посредник. Ему вторил Аметов. А через несколько секунд темная полоса отодвинулась, и прямо перед глазами Стрелкова вырос силуэт эсминца.

Стремительно рассекая воду, он, видимо, только что уклонился от торпед группы Туркова, отвернув вправо, и теперь вновь возвращался на курс.

«Ага, — сообразил Сергей, — теперь ему никуда не уйти. Задний ход давать сейчас не будет, а через несколько секунд подставит мне борт. Нет, я не буду стрелять по корме, излишняя роскошь, я ударю по нему».

И, умышленно уменьшая угол упреждения, Стрелков подвернул влево.

— Аппараты, товсь!

Молниеносно выхвачена чека, стопорящая рукоятку коробки стрельбы. И вот уже эсминец на линии визира.

— Залп!

Сергей рванул на себя рукоятку, и в следующее мгновение силой отдачи катер дернуло назад, и Сергей грудью упал на катерный прицел.

«Теперь быстрее оторваться», — командовал он себе.

И, ложась на штурвал, вращал его вправо, выводя катер из под «обстрела». Багелев, сбросив обороты на правом дизеле, помогал развороту катера на курс отхода.

— Лихо! — похвалил Стрелкова посредник, когда, оторвавшись на положенную дистанцию, Сергей заглушил моторы.

…Разбор учения проходил на следующий день. Но уже накануне, вечером, вернувшийся из штаба соединения комдив сообщил — стреляли успешно и даже более того. Что означало «и даже более того» никто не знал.

И только на следующий день, сверив все данные с катеров и корабля-цели, комдив развел руками:

— По всем данным должны были попасть максимум четыре торпеды, а попало шесть. На эсминце установили это точно. Кто может внести ясность?