— Совпадает, разница всего в полмили.

В недавнем прошлом Каширский был замполитом корабля и потому к моей работе относился с особым интересом и пониманием.

Все это сразу определило наши добрые взаимоотношения.

Он постоянно находился в центральном посту, регулярно появлялся в отсеках подводной лодки. Когда он отдыхал? Не знаю.

Впрочем, в море у каждого сутки были насыщены до предела. И наши встречи с командиром проходили как бы по касательной, мимоходом. Но, изучив друг друга до тонкостей, мы успевали за считанные минуты общения решить все наболевшие вопросы.

Мне нравилось в Каширском то, что для него не было мелочей в нашей жизни. Все он считал важным: и боевую подготовку, и воспитание на традициях героев-североморцев, и самодеятельность, и спорт. Я знал, что он может принять участие в концерте и в спорте, несмотря на некоторую грузность, тоже не отстанет. Подтверждением тому послужила внезапная проверка штабом флота физической подготовки нашего экипажа.

Случилось это за неделю до выхода в длительное плавание.

Перед ужином у нас в казарме появился незнакомый подполковник.

— Извеков, — представился он командиру. — Начальник физической подготовки и спорта флота.

Каширский встретил его сдержанно:

— Чем обязаны?

— Проверка по программе военно-спортивного комплекса. Через полчаса — гимнастика, завтра — плаванье, а послезавтра — кросс.

— Оперативно, — усмехнулся Каширский. — Опомниться не даете. Сразу вынь да положь.

— На то и называется проверка внезапной, — согласился Извеков.

В это время зазвонил телефон.

— Я слушаю, — снял трубку командир. — Так точно, товарищ адмирал. Прибыл, у меня в кабинете. Явиться к вам? Есть! А как же проверка! Есть, замполит…

Он повесил трубку и виновато развел руками:

— Вызывает адмирал. Давай, комиссар, бери все в свои руки и вместе со старпомом организуй проверку нормативов военно-спортивного комплекса. Если успею вернуться, то и сам подключусь. Если нет — завтра в бассейне буду в первом заплыве.

Проверка гимнастических упражнений прошла успешно. Средний балл экипажа был 4,6. Особенно поразили поверяющего старпом и штурман. Оба прекрасные спортсмены, они, несмотря на возраст, с завидной легкостью работали на перекладине, выполнив безукоризненно все упражнения комплекса.

Извеков удовлетворенно заметил:

— Я вижу, командный состав у вас не закис. Впрочем, старпом — председатель спорткомитета, ему и карты в руки. И штурман на высоте. Если с плаваньем будет так же, то кросс для вашей лодки отменим.

Наутро в бассейне командир построил весь экипаж, за исключением больных и стоящих на вахте. Подводники выглядели браво.

В первом заплыве у стартовых тумбочек шести дорожек бассейна выстроились слева направо: командир, замполит, старпом, командир БЧ-5, партийный и комсомольский секретари.

Извеков довольно переглянулся с начальником физической подготовки и спорта соединения.

И когда на финише были отмечены четыре отличных и два хороших результата, а в числе отличных был и командирский показатель, Извеков, улыбаясь, сказал:

— Можно было бы дальше и не продолжать проверку. Убедили предельно. Но уж больно любопытно, а как остальные.

Вдохновленные командиром, все старались не ударить в грязь лицом…

Перед самым выходом в море нам сообщили, что по итогам смотра физической подготовки кораблей и частей флота нашей подводной лодке присуждено первое место на флоте.

— Вот так-то, — порадовался командир. — Длительный поход с такими орлами выдержим. Надо поощрить наш спорткомитет. Молодцы!

А я подумал: «Молодец командир, не посчитал, как некоторые, спорт второстепенным делом».

Не было в нем равнодушия. Все, что проводилось на корабле, кровно касалось его. Заметив во время похода, что люди стали уставать, он забеспокоился:

— Усталость — сестра апатии. Продумай-ка, комиссар, что-нибудь такое остроэмоциональное, чтоб затронуло, душевные струны людей. Надо расшевелить экипаж.

— А что, если провести литературный вечер, посвященный поэту-маринисту Алексею Лебедеву?

— Прекрасно. Пожалуй, это то, что надо.

И дальнобойная артиллерия лебедевской поэзии поддержала нас своим «огоньком».

Вечер начали с трансляции по корабельной сети радиоспекталя Ивановского молодежного театра драмы и поэзии «Торжественный реквием» об Алексее Лебедеве, запись которого взяли с собой в море.

И вот во всех отсеках подводной лодки зазвучала музыка Дмитрия Шостаковича, лебедевские чеканные строки. И я, уже не в первый раз слушавший эту пленку, подаренную работниками ивановского радио морякам, вновь поразился проникновенному звучанию лебедевских стихов, удивительному сочетанию в них мужества и глубокой лиричности. Как созвучна нам была эта постоянная готовность поэта к подвигу!

Прошел по отсекам. Моряки внимательно слушали стихи. Едва прозвучали последние строки, как посыпались многочисленные просьбы — повторить запись.

Командир был особенно доволен. Он видел, как оживился экипаж.

Нельзя сказать, что Лебедев был открытием для подводников. На флоте знают и любят его стихи. Хотя были и такие, особенно среди первогодков, для кого эта передача стала откровением.

Молодой электрик Слава Базилевский с изумлением воскликнул:

— Вот это писал человек! Как будто в душу заглянул мне.

— Это о нас, — согласился командир. — В самую точку угодил.

В этом было, пожалуй, главное. В море стихи Лебедева воспринимались особенно остро, личностно.

И тогда я рассказал подводникам о той далекой ноябрьской ночи сорок первого, пережить которую поэту не довелось.

…Поздняя осень на Балтике богата штормами и непогодой. Тревожно гудят осенние ветры, снежные заряды гулко ударяют в надстройки боевых кораблей, белесой пеленой проносятся над палубами, острыми иглами впиваются в лица моряков.

Так было и в ночь с тринадцатого на четырнадцатое ноября сорок первого года, когда подводная лодка Л-2, на которой штурманом служил Алексей Лебедев, в составе конвоя следовала в район Ханко. Шторм сорвал с якорей мины и нанес их на фарватер по пути следования конвоя. Видимость временами уменьшалась почти до нуля, и даже впередсмотрящий, стоявший в самом носу корабля, не в состоянии был своевременно предупредить о грозящей минной опасности. Именно в такой момент и раздался мощный взрыв, потрясший весь корпус подводной лодки. Отважно сражалась аварийная группа во главе с лейтенантом Лебедевым за живучесть своего корабля, и им удалось отстоять его. Но несчастья не ходят в одиночку. Уже вторая мина подстерегала раненую подлодку…

В том длительном трудном походе, о котором я рассказываю, Алексей Лебедев был с нами рядом и помогал нам. Сборник его стихов выдавался на руки на два часа, потому что был единственным в нашей библиотеке. А читать хотели все. В матросских тетрадях и блокнотах появились аккуратно переписанные лебедевские строки.

Вскоре ко мне подошел Слава Базилевский и застенчиво, переминаясь с ноги на ногу, попросил:

— Посмотрите, товарищ капитан второго ранга, я тут стихи сочинил. Правда, пока только четыре строчки, остальное — в голове.

Присутствовавший в центральном отсеке командир с любопытством посмотрел на молодого электрика.

— Прочти вслух, комиссар.

Я взял из рук Славы тетрадный листок и прочел:

— А ведь хорошо, — похвалил командир. — Выходит, и поэзия на подводной лодке нужна не меньше, чем хлеб и воздух.

После огромного напряжения предпоходовых дней люди должны были передохнуть, перестроиться, или, как образно говорят моряки, — «прийти в меридиан». И потому на первые дни похода никаких крупных мероприятий мы не планировали. Но уже в начале плавания произошли события, которые никак нельзя было обойти молчанием. Взять хотя бы дни рождения членов экипажа. Уже давно стало хорошей традицией на флоте отмечать их под водой по-особому.