Эти блестящие успехи в области внешней политики, благодаря которым Сиракузы сделались политическим и торговым центром греческого Запада, обеспечили спокойст­вие внутри страны: даже раздор, возникший в царствующем доме, не навлек серьезной опасности на тиранию. Брат Дио­нисия Лептин уже несколько лет назад начал вести самочин­ную политику и был за это отставлен от должности главно­командующего флотом (см. выше, с. 117). Он пользовался большой популярностью среди сиракузского населения, и разрыв, происшедший между ним и Дионисием, конечно, еще увеличил его популярность. Теперь к Лептину примкнул даже Филист, вернейший из слуг Дионисия, которому по­следний в значительной степени был обязан своим возведе­нием на трон и который в течение многих лет занимал важ­нейшую должность в государстве, должность коменданта Сиракузской крепости. Лептин без разрешения главы семьи выдал за него свою дочь, и эта явная непокорность вывела Дионисия из терпения. Однако он не решился прибегнуть к насилию; удалив Лептина из Сиракуз с военным поручени­ем, он отправил его затем в изгнание, а жену его и дочь по­садил под арест. Филист был сослан в колонии на Адриати­ческом море и только после смерти Дионисия получил по­зволение вернуться на родину. Множество других лиц, близ­ко стоявших к тирану, также были изгнаны или казнены, и даже Поликсен, женатый на сестре Дионисия Фесте, стра­шась за свою безопасность в Сиракузах, тайком бежал за границу. Таким образом, предотвращена была опасность дворцовой революции, и через несколько лет Дионисий мог примириться с братом, которому после его изгнания оказан был почетный прием в Фуриях.

Теперь Дионисий считал себя достаточно сильным, что­бы окончательно изгнать карфагенян из Сицилии. Армия и флот были в отличном состоянии, постройка сиракузских стен совершенно окончена, пограничный город Селинунт превращен в сильную крепость. Часть подвластных Карфа­гену сицилийских городов была готова к отложению, и Дио­нисий принял их в свой союз. Карфагенянам ничего другого не оставалось, как начать войну, и тут они нашли союзников в италийских греках, в которых страх перед Дионисием пре­возмог ненависть к варварам. Карфаген прислал им на по­мощь войско — здесь финикийские полки впервые вступили на почву Италии; главная же армия, под предводительством „царя" Магона, перешла в Сицилию. На обоих театрах воен­ных действий борьба продолжалась долго и с переменным успехом: наконец, при Кабале в западной части Сицилии произошло большое сражение между Магоном и Дионисием. Карфагеняне были разбиты наголову, их полководец пал, 5000 человек были взяты в плен победителем, остальное войско было окружено неприятелем со всех сторон. Карфа­генские офицеры вступили в переговоры и приняли предло­жение Дионисия об уступке всех карфагенских владений в Сицилии и уплате контрибуции, предоставив ратификацию этого договора своему правительству. До получения ее за­ключено было перемирие.

Между тем карфагенянам важно было только выиграть время. Они воспользовались перемирием для того, чтобы преобразовать свою армию и собрать подкрепления; затем они прекратили переговоры, и военные действия возобнови­лись. Противники встретились при Кронионе, недалеко от Панорма. Сначала перевес был на стороне Дионисия; но другое крыло его армии, которым командовал его брат Леп­тин, не устояло против неприятеля. Сам Лептин пал, муже­ственно сражаясь, а затем обратились в бегство и полки Дионисия. Остатки разбитой армии со страшным уроном достигли, наконец, своего лагеря. Однако и карфагеняне по­несли такие потери, что должны были возвратиться в Панорм. Переговоры возобновились, и на этот раз с большим успехом, так как Дионисий готов был купить мир даже це­ной тяжелых жертв. Карфагену были уступлены Селинунт, Гераклея, Миноа, Фермы и находящаяся вправо от Галика часть акрагантской области; кроме того, Дионисий уплатил контрибуцию в тысячу талантов. Карфагенские владения занимали теперь около трети всего острова, и определенная этим договором граница оставалась без изменений в про­должение целого столетия, пока римляне не завладели Си­цилией.

За то Карфаген отказался от своих италийских союзни­ков, и Дионисий мог искать здесь возмещения своих сици­лийских потерь. Он взял Кротон, но попытка завладеть и Фуриями не удалась, так как отправленный туда флот был разбит бурей. Руководящая роль в греко-италийском союзе, который, впрочем, состоял теперь еще только из четырех городов, — Фурий, Гераклеи, Метапонтия и Тарента, пере­шла к последнему; но чтобы пощадить самолюбие других общин, Гераклея была назначена местопребыванием союз­ного совета. При таких условиях о соперничестве с Диони­сием уже не могло быть речи; напротив, чувство самосохра­нения заставляло италийцев стремиться к тесному единению с сицилийским государством, и в этом духе тарентинец Архит направлял политику союза.

Теперь на греческом Западе царил глубокий мир, нару­шаемый изредка лишь пограничными войнами с луканцами. Таким образом, Дионисий снова мог посвятить свое внима­ние греческому Востоку. Когда спартанцы зимою 373/372 г. осаждали Керкиру, он отправил им на помощь эскадру из десяти триер, которая, впрочем, прибыла слишком поздно и взята была в плен афинским стратегом Ификратом (весною 372 г.). Когда затем фиванцы после битвы при Левктрах вступили в Пелопоннес, Дионисий снова пришел на помощь своим старым спартанским союзникам; те 20 триер и 2000 кельтских и иберийских наемников, которые он летом 369 г. прислал в Коринф, в значительной степени способствовали неудаче второго вторжения Эпаминонда в Пелопоннес. Сле­дующей весною Дионисий оказал поддержку фригийскому сатрапу Ариобарзану в его стараниях восстановить мир в Греции; в то же время он, чтобы придать больше веса своему вмешательству, послал новое вспомогательное войско в Пе­лопоннес. Этим полкам и были преимущественно обязаны спартанцы своей „бесслезной победой" над аркадянами. В это время Дионисий заключил союз и с Афинами; любез­ность афинян дошла до того, что на Больших Дионисиях ближайшей весною первую награду присудили трагедии ти­рана.

Но несмотря на все эти успехи, Дионисий не мог забыть поражения при Кронионе. Когда затем в Карфагене снова вспыхнула чумная эпидемия и карфагенские подданные в Ливии и Сардинии, пользуясь этим, восстали, — наступил, казалось, благоприятный момент для отмщения. Повод к войне был легко найден, и сиракузская армия снова перешла карфагенскую границу (368 г.). Селинунт и Энтелла тотчас примкнули к Дионисию, Эрике был взят, и приступлено к осаде Лилибея. Но укрепленный и защищаемый сильным гарнизоном город отражал все приступы; часть сиракузского флота была уничтожена в Дрепанской гавани неожиданным нападением карфагенян, и так как уже настала осень, то Дионисию не оставалось другого выхода, как заключить пе­ремирие с врагом и возвратиться в Сиракузы.

Однако труды и лишения похода надорвали здоровье 63-летнего тирана; он умер еще зимою, не доведя до конца дела своей жизни, — освобождения всей Сицилии от карфа­генского ига. Но он достиг важных результатов. Если запад­ные греки соединились в одно государство и тем остановили натиск карфагенян и италийских варваров, то это была и за­слуга Дионисия, поскольку вообще это могло быть заслугой единичной личности. Дионисий указал путь, идя по которо­му эллинская нация могла не только сохранить свою незави­симость, но и достигнуть всемирного господства, — путь, на который позднее вступили Филипп и Александр.

Этими великими успехами он был обязан прежде всего своему выдающемуся политическому и военному таланту. Оборона Сиракуз против карфагенян, победы при Элепоре и Кабале принадлежат к самым блестящим успехам, какие от­мечены военной историей древности. Еще более достойно удивления то, что он сумел из сиракузской демократии соз­дать государство, которое, по выражению своего основателя, было упрочено стальными цепями, внутренний покой кото­рого в продолжение почти полустолетия ни разу не был на­рушен смутою. Но Дионисий был не только великим полко­водцем и замечательным государственным деятелем. Будучи тираном, он посвящал часы своего досуга сочинению траге­дий. Вероятно, ни один из его военных или дипломатиче­ских успехов не доставил ему столько радости, как его побе­да на афинской сцене.