— Так можно довести себя до сумасшествия, думая о том, что можно было бы сделать для Наоми. Ты была с ней, когда она в тебе нуждалась. И это главное.

Натан попробовал снова ее обнять и положить ее голову себе на плечо, но, почувствовав, что она вздрогнула, взял ее руки в свои.

— Нет, — сказала Меган, решительно сжав губы и расправив плечи. — Не надо быть ко мне милосердным. Я знаю, кто в ком нуждался. И пока не случился инсульт, это я нуждалась в маме, а не она во мне.

Меган никогда так ни перед кем не раскрывала душу. Никому не говорила о том, чем стало для нее время, проведенное с матерью. Она сама еще не до конца понимала, почему столь откровенна с Натаном. Зачем говорит ему об этом, сваливая на него груз своих проблем? Ведь ему тоже приходится нелегко.

Натан ласково поглаживал ее ладонь шершавым, но удивительно нежным пальцем. Меган всегда считала, что у нее сильные, крепкие руки, но рядом с огромными ладонями Натана собственные кисти казались ей вялыми и слишком мягкими. Он осторожно пожал ей руки, и у Меган сжалось сердце от нежности и признательности. «Он искренне сочувствует мне», — подумала она.

Натан с удивительной ясностью вдруг осознал, зачем Меган вообще приехала в Виргинию.

— Ты вернулась домой после смерти мужа?

Меган прислонилась затылком к его плечу.

— До тех пор я никогда не считала Фармвилл домом. Мама продала дом в Ричмонде и переехала сюда, когда овдовела. Я жила своей жизнью и только после того, как мама… Как бы это сказать: я не сразу осознала, что мой дом там, где живет мать. Это не тот дом, который ты для себя строишь, но все же твой дом.

Натану хотелось заключить ее в объятия, выказав ей таким образом силу своих чувств, для которых невозможно найти слова.

— Увы, я не могу сказать, что стойко перенесла смерть Дэна. Скорбь не покидала меня дольше, чем это обычно бывает. Мне было тридцать шесть, — со слабой улыбкой призналась она, — но мне нужна была мама рядом, и она готова была меня принять и разделить мою печаль. Я далеко не всегда оказывалась возле нее, когда она в этом нуждалась, и от этого мне делается больно.

— Ты слишком сурова к себе, — сказал Натан. — В жизни каждого есть место для сожалений. Ты сильная женщина и поэтому не прячешься за других, принимая на себя вину за свои, возможно, лишь мнимые, ошибки.

Меган улыбнулась ему, и у него сразу стало легче на душе.

— На самом деле это ты заставил меня осознать, как пренебрежительно я относилась к матери.

— Но я никогда…

— Нет-нет, ты ничего такого не говорил. Я поняла это в тот день, когда ты назвал Наоми одинокой старой женщиной.

Цепь натужно заскрипела в тот момент, когда Натан резким движением остановил качели.

— Бог мой! Если бы я хоть на минуту подумал…

— Я знаю. Но ты открыл мне глаза. У мамы было много замечательных друзей, но мужа с ней не было. Да и дочь была так занята, что никогда не уделяла ей немножечко времени. И все же она дала мне то, в чем я больше всего нуждалась в тот момент, когда моя жизнь пошла кувырком: она дала мне дом.

Слова Меган стучали у него в голове, отдавались эхом, будили вопросы. Меган говорила о матери, но те же слова применимы и к отцу, тем более когда матери нет. Дом должен быть там, где живет отец. Вернее, приходя к отцу, ты должен чувствовать себя дома. Но Престон этого не ощущал. Что сделает его, Натана, родной сын, когда захочет найти убежище от невзгод? Куда пойдет, когда ему понадобится дом?

Все это время Натан считал, что то нежелание, с каким Престон приезжает домой, вызвано лишь тем, что Сары больше нет с ними. Но черт возьми, отец у Престона жив! Тогда почему мальчишка чувствует себя бездомным? Хотел бы Натан знать. Вернее, ему бы следовало знать ответ на этот вопрос.

— Извини, — сказала Меган, — ты здесь не для того, чтобы я сваливала вину на тебя.

— Вину? Ты считаешь себя виноватой? Отчего же? Ты приехала к матери в этот трудный для тебя период и почувствовала себя нужной. И еще: она знала, что ты не приехала бы, если бы ее не любила.

Меган пожала его руку.

— Спасибо.

— Это правда. И знаешь, я завидую Наоми. Не думаю, что мой сын мог бы сказать, что я всегда открыт ему. Возможно, материнская любовь иная, чем отцовская.

— Тебе лучше знать, — проговорила она, положив руку ему на бедро. — Ты любишь своего сына. Ты хочешь для него лучшего. Ни одна мать не может дать своему ребенку больше любви.

Натан вздохнул, удивленно спросив себя, как ей удается одним прикосновением и парой слов растопить лед на сердце и наполнить его теплом, которое он так давно не ощущал. Натану хотелось ответить ей тем же. Больше всего на свете ему хотелось вот так держать ее и никогда не отпускать.

Вместе. Быть вместе. Общность. Общность во всем. Он никогда в полной мере не понимал смысл этих слов. Но он и не задумывался об их смысле, пока не встретил Меган. Он хотел узнать полноту страсти и нежности, полноту взаимопонимания, познать те дары взаимной любви, к которым с Сарой он успел лишь прикоснуться.

Они были такими разными: он и Сара. И хотя они любили друг друга глубоко и искренне, они никогда не испытывали того, что называют полным слиянием тел и душ. Но с Меган, как ему казалось, это было бы возможно. Если бы… Нет, не останется она в Фармвилле.

— Хороший был сегодня день, — сказала Меган, нарушив тишину.

— Хороший, — согласился он, отведя с ее щеки выбившуюся прядь.

Меган улыбнулась.

— Даже при том, что мы пару раз друг другу чуть было не вцепились в глотку.

— Это потому, что нам есть друг до друга дело, — философски заметил Натан.

С этими словами он встал и подошел к перилам веранды. Он не думал, что Меган говорила кому-либо о тех чувствах, что родились между ними.

Что бы она сказала о нем, если бы узнала, что он только и думает, как бы поскорее затащить ее в кровать, овладеть, сделать своей? Натан оглянулся. Она улыбалась.

Натан почувствовал, как твердеет его плоть и учащается дыхание. Если он задержится еще ненадолго, то не сможет контролировать себя. Но натиск недопустим, если не хочешь разрушить тот хрупкий и тонкий, как осенний лед, мостик доверия, что чудом возник между ними. Он не знал, почему для него было так важно сохранить ее доверие.

Меган порозовела под его взглядом.

— Сегодня был не просто хороший день.

Она встала и сделала шаг к нему, затем другой.

— Спасибо, что взял меня на аукцион. Спасибо, что разделил со мной ужин. А что касается разговоров, то, — со стыдливой улыбкой закончила она, — теперь ты, наверное, предпочтешь общество Рокки в качестве собеседника, невзирая на скудость его словаря.

Он коснулся ее щеки подушечкой указательного пальца. Губы ее раскрылись. Он взглянул на розовый кончик ее языка и, борясь с подступившей хрипотой, сбивчиво сказал:

— Мне надо домой. Еще увидимся, идет?

В ее глазах был вопрос, но она не стала ни о чем спрашивать.

— Конечно, — еле слышно ответила она.

Направляясь к ступеням, он слегка коснулся плечом ее плеча. Меган вздрогнула. Он повернулся к ней. Она ждала.

— Запри дверь, — пробормотал он. — Не нравится мне, что ты одна ночью.

— Ты тоже один… у себя дома, я хочу сказать.

— У меня есть Рокки, — со смехом заметил он.

— Спокойной ночи, Натан. И еще раз спасибо.

Меган вошла в дом и заперла дверь, все время улыбаясь своим мыслям. Никто не знал, что Натан может быть таким. Любящим. Нежным. Улыбка сползла с ее губ. Ну когда-нибудь он ее поцелует или нет?

Меган знала ответ на этот вопрос. Она сделает все, чтобы узнать, каково это — целоваться с Натаном Кинкейдом.

— Ну, Меган, давай, выкладывай.

Меган успела почти пожалеть о том, что он заскочил к ней по дороге с работы. Впрочем, какая разница, сегодня или потом. Чем раньше, тем лучше. У нее было к нему два дела: одно диктовалось необходимостью, другое — обязательствами. И оба нельзя назвать приятными.